Как мужчины относятся к женщинам?

Так начинаются великие любови. Здесь же…

Родзянко, певец эротики, был не сдержан в речах, да и язычок имел довольно злобный. Пушкин побаивался его языка. Заочно поздравив его с победой: зная твою влюбчивость и твои таланты, - он просит приятеля обрисовать ему женщину: что она такое? – его явно волнуют отношения Керн и ее соседа.

Родзянко пишет ответ… на пару с генеральшей. Их общее письмо фривольно, игривый тон любовника подхватывает женщина, он плачется: «Вот теперь вздумала мириться с Ермолаем Фёдоровичем: снова пришло давно остывшее желание иметь законных детей, и я пропал… Ради Бога, будь посредником!» Она подыгрывает любовнику, кокетничает с Пушкиным, хотя едва с ним знакома; ей льстит, что известный поэт – тот самый мальчик, который был так очарован, и что помнит ее и доныне.

Пушкин отвечает, по своему обыкновению, в тон и дает любовникам блистательный по форме и откровенный по содержанию совет. Как ему - цинично и в лоб, так и он – со всей душой. Никаких поэтических роз: «Благопристойные мужья для умных жён необходимы». 

Переписка с Роздянко велась через Анну Петровну и порой была весьма откровенна. Даму сие, надо сказать, ничуть не смущало; на одном из писем Пушкина сохранилась нецензурная фраза, кем-то вымаранная - непристойности в посланиях мужчин мадам Керн не коробили… Да, их знакомство началось с переписки – фривольной, игривой, за рамками этикета, - переписки, в которой женщина позволяла мужчинам двусмысленности по отношению к своей неумной особе.

История ее замужества грустна, но приходится признать, что шкурка у Анны Петровны была носорожья. 

Увы, издержки подобной нетребовательности проявляются быстро. Мужчины относятся к женщине так, как она позволяет к себе относиться. Отношение Пушкина к возлюбленным сильно различалось; насколько неуважителен он к «гению чистой красоты», настолько благоговеет перед Карамзиной. Ни одного гадкого слова не было сказано в адрес Воронцовой или Собаньской, а ведь дамы - как та, так и другая, - не являлись образцом безупречности.

И все-таки он растерялся: я вел себя с вами как 14-тилетний мальчишка, - признался он ей потом. Стоило встретиться, и в памяти ожили и давнее знакомство, и мягкий облик Мадонны, он робел, он совершенно стушевался; они не сразу нашли общий язык. 

«Да и трудно было с ним вдруг сблизиться: он был очень неровен в обращении, — то шумно весел, то грустен, то робок, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен, — и нельзя было угадать, в каком он будет расположении духа через минуту. Вообще же надо сказать, что он не умел скрывать своих чувств, выражал их всегда искренно…» - А П. Керн.

И так же искренне, в каком-то порыве, он рассказал ей, как поразила она его при первой встрече: «У вас был такой девический облик; не правда ли, что вас что-то угнетало, как какой-нибудь крест…»

В Михайловском стояла ночь, они гуляли по саду, она споткнулась о корень дерева, и он вздрогнул от невольного прикосновения…

Наутро он принес женщине стихи. 

«Когда я собралась спрятать в шкатулку поэтический подарок, он долго на меня смотрел, потом судорожно выхватил и не хотел возвращать; насилу выпросила я их опять; что у него промелькнуло тогда в голове, — не знаю».

А промелькнуло, вероятно, сомнение. 

Она уехала; есть версия, что П.А. Осипова спешно увезла племянницу, испугавшись накала пушкинских чувств.

Он шлет вдогонку письма – одно за другим; в надежде, что Анна прочитает, строчит кузине:

«…Мысль, что я ничего для нее не значу, что, пробудив и заняв ее воображение, я только потешил ее любопытство; что воспоминание обо мне ни на минуту не сделает ее ни рассеяннее среди ее триумфов, ни мрачнее в дни грусти; что прелестные глаза ее остановятся на каком-нибудь рижском вертопрахе с тем же пронзающим сердце и сладострастным выражением, — нет, эта мысль невыносима для меня… если в сердце ее нет на мою долю тайной нежности, если нет в нем таинственного, меланхолического ко мне влечения, то я презираю ее, слышите ли?» 

Она и «божественная», и «мерзкая»:

«Ваш приезд в Тригорское оставил во мне впечатление более глубокое и мучительное, чем то, которое произвела на меня некогда встреча наша у Олениных».

В письмах он осмелел: пытает о чувствах, молит о свидании, осуждает кокетство, обсуждает жалобы дамы на несносного мужа, ревнует, – прикрываясь полушутливым тоном, он пишет: я люблю вас больше, чем вы думаете, - и дает разумные советы поладить с мужем - Анна Петровна окончательно решила бросить Керна. Он просит: «не говорите мне о восхищении: это не то чувство, какое мне нужно. Говорите мне о любви: вот чего я жажду. А самое главное, не говорите мне о стихах». Он не в состоянии творить: ум затемнен, «ваш образ встаёт передо мной, такой печальный и сладострастный; мне чудится, что я вижу ваш взгляд, ваши полуоткрытые уста».

Он ревновал не на пустом месте. Кузен Вульф был очарован не меньше Пушкина. Подстегиваемые друг другом, они принялись волочиться за женщиной. Писал Пушкин, слал письма Алексей Вульф. Прасковья Александровна по-матерински (а то и снедаемая банальной бабьей ревностью) попыталась раскрыть глаза юнцам, даже рассорилась с племянницей, но не преуспела. У кузена, однако, были преимущества: он мог лицезреть красотку воочию. Пушкин, прикованный к Михайловскому, как гребец к галере, этой возможности не имел. 

Дело становилось с каждым днем пикантнее. До Пушкина доходили слухи; наконец, он написал письмо, вложив конверт для Прасковьи Александровны, - в надежде, что его распечатает мадам Керн. В послании говорилось о немалых успехах «гения красоты» в охоте за мужскими сердцами: она хоть кого приведет в отчаяние своим кокетством. Чтоб ей не довольствоваться мужем, - иронизирует Пушкин и добавляет

Почему сомневался Пушкин - author.today/work/438405

Еще больше о Пушкине - author.today/work/400996