Пахнет солью, пленкой и прошлым. ГЛАВА 9

"Книга Соль" — атмосферное путешествие с привкусом дождика на стекле, старой кассеты и голосов, что звучат внутри.

Это не «роман по жанру». Это — тихая дорога в себя.
Те, кто читал первые главы, говорят — «как будто нашёл забытое с детства».
И да — пока черновик. Но он живой. Дышит.

Пауза.

Завыли волки. Или ветер стал похож на волков.

Алиса вытерла ладонью стекло — запотевшее, как взгляд после сна.

Солнца не было. Звёзд не было.

Была только дорога.

И машина поехала дальше.

Небо крошилось серым перламутром. Это не был ещё рассвет, но и не ночь — промежуток, где всё зыбко, хрупко, на грани. Свет проступал, как узор на старой ткани, медленно, терпеливо, будто кто-то изнутри зажигал лампу, завёрнутую в облачную вату.

Алиса ехала — не быстро. Шины шептали по гравию, ветви деревьев всё чаще склонялись над дорогой, будто интересовались: «Кто идёт?» Мелкие птицы пересекали путь, не спеша. Собаки не лаяли. Людей не было. Только этот серпантин, тайга по бокам, редкие знаки, и лёгкое покачивание машины, как будто она вспоминала старые маршруты. Иногда Алиса ловила себя на том, что дорога пульсирует в унисон с её телом — как будто железо и кровь слились.

Музыка кончилась, кассета щёлкнула. Радио молчало.

За поворотом.

Медленно возник туннель. Его зев был тёмным, будто сама гора приоткрыла рот. Фары вползли в него, и начался хоровод теней: лампы по бокам вспыхивали одна за другой — жёлтые, уставшие, будто кто-то кивал ей головой. Алиса молчала. Только руль под ладонями — живой, чуть дрожащий, как лошадь под седлом. И внутри — непонятное. Не страх. Не радость. Что-то между.

Поездка по туннелю была долго или нет. Она так и не поняла ведь впереди.

Выезд из туннеля резанул светом.

И вдруг — она увидела.

Далеко, у края поля, на холме — старая ветряная мельница.

Её крылья не крутились, но тень от них дрожала.

— Это… это точно не из карты, — шепнула она.

И впервые — улыбнулась.

От того, что чувствовала: дорога не просто ведёт, она меняет — каждый шаг делает меня другой, и я уже не та, что начинала путь.

Долина. Простёртая. Цветущая. Как сон, забытый и вновь вспомнившийся. Цветы были всюду — алые, белые, жёлтые, синие, словно сама земля захотела выдохнуть и расцвести. За ними — горы, увенчанные инеем. А над всем — небо, простуженное апрелем, с клочками тумана, что цеплялись за хребты.

Алиса проехала чуть дальше, прижалась к обочине и остановилась. Двигатель затих. Пальцы на ключе ещё дрожали.

Не было никакого "решила остановиться". Просто вдруг поняла: голод. Не баночный. Не желудочный. Настоящий, телесный. Хочу еду. Горячую. Настоящую.

Из багажника — плед.

Шерстяной, в клетку, пахнущий пылью и чужими пикниками. Вытряхнула — и в воздух поднялось облако воспоминаний: костёр, смех, голоса, которых больше нет.

Маленькая походная горелка.

Помятая, с царапинами на регуляторе — будто её роняли, подбирали, снова роняли. Инструкция, сложенная вчетверо, с жирным пятном на углу (масло? суп? кровь?). Алиса развернула её, пробежалась глазами по истертым буквам, сложила обратно — потом передумала, раскрыла снова.

Щелчок.

Пламя вздрогнуло, вырвалось на свободу — голубое, радостное, почти живое. Оно лизало дно кастрюльки, как котёнок молоко.

Кастрюлька — походная, алюминиевая.

Та самая, из школьного лагеря. На боку вмятина — след от падения на камни. Внутри — тонкий слой старого жира, золотистый, как загар на коже.

Кусочек масла.

Упал на дно, зашипел, растекся медленно-медленно, как первая мысль после пробуждения. Пахло сливками и теплом — не магазинным, а тем, что сбивали в деревне и заворачивали в пергамент.

Хлеб.

Два ломтика, чуть зачерствевшие. Крошки осыпались на колени — хрустящие, как первый снег.

Сушёная колбаса.

Тонкие, почти прозрачные ломтики. Жир просвечивал, как янтарь на свету. Пахло чесноком и дымом — будто её коптили не на фабрике, а в старом сарае, где пахнет кожей и яблоками.

Яйцо.

Одно. Разбила прямо в масло — желток дрогнул, побежал по белку, как солнце по утреннему небу. Зашипело, заплясало, пузырилось — точно так же, как шипел отец, когда жарил яичницу по воскресеньям.

Запах.

Он ударил в нос — масло, хлеб, колбаса, яйцо. Горячее, простое, как детство. Слюна наполнила рот — этот вкус уже жил в ней давным-давно.

Алиса поднесла кусочек ко рту.

Хруст. Соль на языке. Жир, тающий, как снежинка. Яйцо — нежное, чуть с хрустящей корочкой.

Она закрыла глаза.

На секунду исчезли дорога, ночь, мост.

Осталось только это — теплое, простое, настоящее.

Алиса сидела прямо на траве. Колени поджаты. Пальто расстёгнуто. Ветер был тёплый. Цветы пахли мёдом и дождём, которого ещё не было.

Поела — медленно, как в детстве. Прожёвывая, чувствуя. Глотая тепло. Словно этот завтрак — первая трапеза после болезни.

Доступ к черновику тут:
Тут