Полуночная гостья. 7.10

Вот виденья ушли и свободу душе моей дали, вмиг пропали вблизи и вдали.

Над большою рекой мы теперь пролетали, и ходили по ней корабли.

Островок. А на острове старая крепость на фарватер уныло глядит.

Где-то колокол плачет, машинное море горячечным гудом гудит.

Город горек. Там стеклобетонные башни против башен из древних камней.

Серым смогом подернуты арки и парки. Островерхие крыши

В небо всходят все выше.

Так древность иль новь здесь сильней?

Город рычит утробно,

Монстру пленному подобно.

Крутит он праздников и дел карусели.

Здесь безнадежность и злоба засели.

Круг за кругом орел прокрутил по-над дымною зданий громадой.

– Не увидят людишки посадку. Скрываться, страшиться не надо, –

Так орел произнес. Был раскатистый голос глубоким.

Он, снижаясь, прощальный вираж заложил над скоплением плотей тысячеоким.

Пыльный парк, прошумевши в ветвях ветерком, принял нас.

Прав орел: любопытный посадку не выцепил глаз.

Мы простились. Птица – ввысь.

В общем быстро добрались.

Я бездумно побрел по аллее.

Ветер становился злее.

– Быть не может! Тут Макс! Это ты иль мираж?!

По тропинке ко мне торопилась красотка, взять стремилась на абордаж.

Серым хмурым ноябрьским утром плеснули навстречу глаза.

– Вот так встреча! Вдруг вижу я Виолетту Ударь-ка-по-Тормозам!

– Мое прозвище помнит бродяга. Пожалуй, что все-таки он.

Но сильней бы потряс в этом парке меня только радостный розовый слон.

Желтые волосы, пышная грудь…

Ох, разбудите меня кто-нибудь!

Прозвище настырностью приобрела.

Правда, строчкам ее – моя похвала. 

Я ценю каждый листочек

Ее поэтических строчек.

Но плохи мои дела.