"То измена, то засада... Не люблю я эти вещи!"

Походя, пробегая мимо блога на АТ, решила залететь в очередной флешмоб от BangBang про засады.

А у нас это есть, у нас это случается периодически. Вот делюсь с вами свеженькой, написанной на днях для третьей книги про Других людей. Первая - здесь.

Я плохо помню, как плутала по городу. Силы были на исходе, а шкура зудела по всему телу, как будто намекая, что лучше бы ее содрали сразу. Взошедшее солнце подсушило тротуары после ночного дождя. Серый асфальт, освободившийся от снега пару недель назад, шершавой лентой колыхался под уставшими лапами.

Я пробиралась узкими переулками, заглядывала за угол, прежде чем повернуть. Люди побежали по своим делам разнородными ручейками, наводняя просыпающиеся улицы. Непредсказуемая погода заставляла их одеваться кто во что горазд: утром бодрящий воздух пугал низкой температурой, а к вечеру, возможно, в теплой куртке упреешь. Апрель.

Впрочем, рассматривать прохожих детально не было ни желания, ни возможности. В голове гудело, левый глаз видел лишь размытые очертания. Яркие лучи ощупывали входную дверь, когда я, волоча поврежденную заднюю лапу, вползла в дом отца.

Оказавшись внутри, вывалилась из тумана в обыкновенную реальность все еще в облике зверя. Оголенную до мяса спину защипал жаркий воздух натопленной гостиной.

Мне удалось добраться до любимого ковра из шерсти белого медведя, на который я и рухнула безвольной тряпкой.

— Уйди, — рыкнул Платон Кристине, увидев, как моя кровь раскрашивает чистый ворс.

Колдунья смазанной тенью метнулась на второй этаж и с любопытством подглядывала с балюстрады за происходящим в зале. Я видела ее силуэт периферическим зрением, и отец, конечно, тоже чувствовал ее присутствие, но ему пока было не до нее:

— Что случилось? — Его ошарашили и мое состояние, и такое появление.

— Меня чуть не убили…

— Это видно! Кто?

— Они назвались Ходоками Смерти. Белые. Не московские…

— Что они хотели?

— Не сказали, — невесело пошутила я. — Окружили и начали мочить…

Платон встал на одно колено передо мной, подсунул под тушу руки и попытался поднять, очевидно, чтобы куда-то переместить.

Я заорала одновременно на все лады: и по-человечьи, и по-волчьи. Так невыносимо стало больно: запылали мышцы в местах прикосновений, заныли кости.

Отец оставил меня в покое. Встал, похлопал себя по карманам в поисках телефона и, похоже, не найдя его, коснулся Ока Семаргла.

На холке нагрелся знак, соединяющий стаю. Я услышала не то ушами, не то нутром: «Артем, Цимермана, Шаронова, Матвеева ко мне домой. Быстро! Коля, привези Татьяну Петровну. А ты забейся в угол! Чтобы тебя ни видно, ни слышно было… Из лофта ни ногой».

Последнее явно адресовалось Кристине. Думаю, после этого я отключилась на какое-то время. А когда очнулась — в теле полыхал пожар. Трансформация, должно быть, произошла сама собой. Я ощутила пятно ожога на спине; обнаружила, что абсолютно ничего не вижу левым глазом. Накатила паника.

— Отец, душно!.. — прохрипела я, выясняя есть ли он в гостиной.

Платон открыл окно. Подошел и коснулся моего лба ледяной ладонью. Дурнота немного отступила.

— Почему ты не позвала меня? — в его голосе слышалась досада, но гораздо больше там было злости.

Я нашла в себе последние силы на ответ — чтобы говорить нам тоже нужна энергия:

— Я хотела… Но потом подумала, что это ловушка. Кажется, именно этого от меня и ждали!..