Малина

Малина

Галина Серпухова вот уже полчаса терзала свой мобильный телефон, пытаясь дозвониться до дежурного врача детской поликлиники, расположенной в городке, ближайшем к их поселку. Поселок их был настолько мал, что насчитывал от силы двадцать домов, половина из которых пустовала. Тут не было ничего, никаких благ цивилизации, тем более тут не было поликлиники, не говоря уже о больнице. Один сельский магазин, автобусная остановка, колодец с водой, и из двадцати участков лишь один, который выглядел более или менее ухоженым, а дом казался жилым. Но он именно таковым казался. Хозяин почти никогда не приезжал в дом из столицы, но платил местной знахарке, бабе Клаве, за то, чтобы присматривала за домом, и убирала участок. Сам хозяин наведывался в дом раза три в год. Он приезжал гораздо чаще, пока была жива его мать, но стоило ей после болезни уйти из жизни, и визиты хозяина сократились в разы. Баба Клава говорила, что хозяин не продал дом и участок лишь потому, что он достался ему от матери. Но Галя вовсе не думала сейчас об этом, она продолжала пытаться связаться с детской поликлиникой потому, что у нее случилась беда. 

Четыре года назад она уехала из этого поселка в областной центр, там встретила молодого парня, который сделал ей предложение через месяц после их знакомства, вышла за него замуж, родила ему сына... а через два месяца после родов он подал на развод, заявив, что хочет спать по ночам. 

Галина осталась с грудным ребенком одна, по сути на улице, и, хоть ей и было тошно от этого, вернулась к себе в поселок. Мать с отцом поохали, но приняли блудную дочь и внучка назад. Очень они ей с сыном помогали, а полгода назад мать слегла, и только тогда, когда ее в тяжелом состоянии доставили по Скорой в областную больницу, ей поставили диагноз, рак легких. В терминальной стадии. 

«У нее метастазы уже в мозгу», — тихо сказал врач в больнице, и на вопрос, что теперь будет, ответил мужу и дочери пациентки:

— Максимум неделя. 

Мама прожила три дня и ее не стало. 

После чего отец всю ночь плакал, организовали похороны на следующий день, на поминках он напился, сел ночью за руль, и въехал на трассе в бетонное загражение... Смерть была мгновенной, и у Гали кроме сына, Мишеньки, не осталось в мире никого. 

Работы не было, денег, соответственно, тоже, жить в областном центре было бы не на что, продать родительский дом и в голову не приходило. А Миша еще маленький, беззащитный, куда с ним дёрнешься. Тут как никак сад, огород, иногда соседи помогали с продуктами, так и жила Галина, пока в ее дом ни пришла очередная беда: заболел Мишенька, температура за сорок, страшный кашель, свист в груди жуткий, и все время плачет. А ночь на дворе, что делать... Вот и продолжала Галя звонить, а трубку не берут... Вызвала Скорую, хоть знала: до утра не доедут. 

Пришла соседка, принесла жаропонижающее какое-то. Смотрит на Мишутку и говорит:

— Похоже пневмония у него, вероятно двухсторонняя. Ты ему пока вот до утра чтоб дотянуть, молочка с медком и маслицем подавала бы попить, и малинку тертую с сахарком, очень помогает. Лучше свежую.

— Где же я возьму, — чуть не плача, прошептала Галина, — у нас, сама знаешь, Егоровна, рынок раз в месяц открывается, да и денег у меня нет...

— Знаю, что денег нет. А ты пойди к бабе Клаве, она тебя угостит. Сейчас август, самое малиновое время. А у них на том участке такая малина растет, кустов двенадцать, крупная, садовая малина. Еще мать хозяина своими руками сажала... Добрая была женщина, всегда всем делилась, ее любили. А вот отца его все тут боялись, жестокий он был, злой, жену бил, просто так, потому что мог... Малому тоже прилетало. Люто сын отца ненавидел, говорили, убить его хотел после смерти матери, а он сам, отец вестимо, спился, говорят, и умер.  

— Егоровна, малина!

— Ах да, малина... Так вот, у них с одного куста килограмм этой малины собрать можно, а ее никто ее ест, и хозяин уже недавно был тут, теперь долго не приедет. 

Попроси Клаву, она доброй души человек. Про Мишеньку расскажешь, она тебе и наберет свежайшей. Вот прямо сейчас иди, не мешкай.

И Галина пошла к бабе Клаве на поклон. Та, выслушав ее, долго качала головой, потом дала Гале в руки кастрюльку и сказала:

— Вон с дальнего куста собирай, побыстрее, и иди сына лечить, там глядишь и Скорая приедет уже.

Жаропонижающее помогло, и с удовольствием ел Мишенька и тертую малинку, и свежую, и даже кашель помягче стал; утро наступило, вызванная Скорая приехала, увезли ребенка с мамой в детскую больницу в райцентре, оказали помощь, прокапали лекарство, выписали все, что было нужно, тоже малинку посоветовали и отправили маму с дитем восвояси назад в поселок.

И, хоть платная была больница, а денег у Галины не было, а за экстренную помощь счет ей не выставили, пожалели, главврач пожалел.

В итоге лекарства купить Гале было не на что, так хоть малинку у бабы Клавы попросить. 

Только на этот раз отказала баба Клава, причем категорически. 

— Сегодня с ранья вдруг заявляется он, хозяин, и давай шастать по участку. Заметил обобранный куст и зажадился. «Кто, — говорит, — мою малину трогает? Клава, я же запретил к кустам приближаться!»

Не прогнал меня, а из зарплаты вычел. Не могу тебе, Галина, помочь, мне теплое место терять нельзя. 

Долго, слушая свист в груди сыночка, плакала Галина, чуть не до ночи, а потом решилась, взяла фонарик, и с ним пошла к ограде между домами, нашла то место, где дыра была, пробралась внутрь, выбрала смежный дальний куст малины, и стала быстро-быстро собирать крупную, сладкую ягоду в свой платок. 

Много уже собрала, и вдруг ее кто-то схватил за руку и голос, тихий и вкрадчивый, прошептал:

— Так вот кто хулиганит, мою малину ворует, а она за стакан сто рублей стоит. 

Повернулась Галина на голос, вздрогнула, но платок не выпустила, о малине думала и о сыне. В темноте она рассмотрела только силует хозяина малинника и всего участка. Высокий, широкоплечий, он угрожающе навис над ней и сказал все тем же шепотом:

— Плати тройную плату, а не то полицию вызову, в краже тебя обвиню и в незаконном проникновении на частную собственность.

— Послушайте, — прошептала Галя, — не могу я тройную, я никакую не могу, денег нет ни гроша, ребенку больному лекарств не купить, а у него пневмония... 

— Чего?

— Воспаление легких, чем мы дышим, двухстороннее. 

— Поэтому воруешь? — зашипел хозяин. 

— Так вы же все равно ее не едите, — в отчаяние сказала Галина, — а она портится, гниет, и какой в ней тогда толк...

— Моя мать ее сажала, любила она садовую малину высаживпть, и за ней ухаживать. Не твое дело, почему я ее не ем... Смотрю на кусты и в рот не лезет, — вдруг добавил он, и в его голосе Галя отчетливо услышала тоску. 

— Разрешите мне сыночка полечить немного, а я вам за это весь дом приберу, завтрак, обед и ужин приготовлю. Даже гад, который меня с дитем бросил, обожал мою стряпню; меня мама готовить научила, она с год назад ушла, рак убил, быстро... 

— Ну, иди давай, — отпуская ее руку, сказал хозяин, — покажи мне своего болезного. 

Придя к Галине в дом, он осмотрелся и пробормотал:

— Бедно живете. 

Галина прошла на кухню, не стала это комментировать. Положила на стол платок с ягодами и пошла к сыну, пощупала лобик, прислушалась – все свистело, и тут же малыш закашлялся. 

— Список лекарств давай мне. 

Галя с недоумением повернулась на голос гостя. 

Он стоял ближе к кроватке Мишеньки, и только теперь Галина смогла как следует его рассмотреть. По сравнению с ней он был исполин, весь большой, крупный, и исходила от него угроза, опасный человек, явно повидавший много дурного в своей жизни. На вид ему было около сорока лет, жгучий брюнет, черты лица тоже крупные, как он сам, большой нос, рот, глаза, темные, карие, смотрящие сейчас на больного ребенка с явным сочувствием, которого Галина никак не ожидала увидеть на этом лице. 

— Давай список, что ты замерла? 

Достав список, Галя молча протянула его мужчине, и тут же, как он взял и пробежал его глазами, спросила:

— Простите, зовут Вас как?

— Юрой звать...

— Я – Галина. Это Мишенька. 

— А отчество его как?

— А нет у него отчества. Он мой сын. Может, потом Борисович будет, в честь моего отца. 

— Ладно, жди, я скоро, — сказал Юрий и ушел, двигаясь совершенно бесшумно, чего сложно было ожидать от этого мужчины. 

Часа через четыре он вернулся, вручил Галине пакет с лекарства и сказал:

— Тут с запасом, чтоб хватило. И вот еще...

И он протянул ей второй пакет. В том пакете была малина. Килограмма три, не меньше. 

«Надо же, купил нам малину», — подумала Галина, а Юрий добавил:

— Я не всю собрал, там еще половина осталась, ты потом сама... Думаю, теперь все будет хорошо с пацаном. Ты... это... если мне поготовить не против, мне тут на неделю остаться нужно, поживи с сынком у меня... ладно? 

Галина кивнула прежде, чем успела как следует подумать. 

А Юрий тут же закутал Мишеньку в теплое одеяло, взял его на ручки, как совсем маленького, и понес к себе в дом. Галя взяла лекарства, ягоды и тоже пошла. Чего с вещами возиться, когда между участками расстояние всего триста метров. 

Еще три раза Юрий лекарства Галине для Миши покупал, за три недели. Сначала говорил, на неделю приехал, потом сказал, задержаться придется, а после и вовсе вскользь упомянул, что раньше октября не уедет.

Миша уже давно был здоров, и, когда Юрий не сидел у себя в кабинете, они вдвоем все время во что-нибудь играли. Однажды Мишенька увидел в кабинете Юрия модели разных кораблей.

— Юра, кораблики красивые, можно, я поиграю?

«Р» он еще не выговаривал, но у Юрия это вызывало не раздражение, а улыбку. 

Галина как раз шла мимо и подумала, что сейчас ее сыну устроят отповедь в духе, «Модельки не для игры, а для красоты, ишь чего удумал», но Юра сказал совсем другое:

— Я тут недавно набор для сборки новой модели купил, все никак руки не доходили. Хочешь, соберем вместе, а я потом подарю тебе корабль. Идет? 

Миша тут же засиял. 

— Идет!

И целый день они вдвоем на ковре в большой комнате возились с этим кораблем. 

До вечера возились, потом весь следующий день, и когда модель была готова, Юрий сдержал слово:

— Держи, твой корабль, дарю. Хорошо ты его собирал, молодец. 

Миша сначала схватил корабль, потом поставил его на ковер и спросил:

— А в ручейке его можно будет пустить поплавать?

— Так он твой, пусть поплавает, я что, я не против.

— А ты со мной пойдешь... папа? 

Галя и Юра вздрогнули одновременно, Галя открыла рот, и тут Юрий заговорил раньше нее:

— А как же, пойду. Или ты думал, я сына одного в лес отпущу? Мал ты еще, Мишаня, по лесу до ручейка один шастать. Давай-ка тепло одевайся, и пошли пускать корабль в плавание, а то потом до весны ждать долго. 

Миша тут же побежал одеваться, а Юра сказал Галине:

— Ты пойди, помоги ему, а вечером, как он уснет, поговорим, ладно? 

— Ладно... Только... есть ли нам, о чем говорить?

— Есть. Я все свое имущество в столице на продажу выставил, в этом доме жить хочу, а он большой, одному тут... не уютно. Я за Мишку, кабы пришлось, все бы отдал, он во мне папу признал, теперь что, дело за тобой. Я тебе вот малины кусты от матери – подарю. 

Галина молчала, потом спросила:

— А я тебе, родной, что дать смогу?

— Роди мне... дочку. 

Молча обняла его Галина, прижала к себе покрепче, и ответила:

— И дочку, и сыночка, ты только одну вешь мне обещай, ладно?

— Что не брошу и любить не перестану? Вот те крест. 

— Нет. Ты себя беречь обещай, а то ведь я кажется вообще никого никогда так не любила. Так что ты мне слово дай, что о себе подумаешь, глупостей не наделаешь. Я ведь знаю, почему нас свела... малина. 

— Почему?

Карие глаза смотрели на нее тепло и ласково.

— Так душа твоей мамочки там живет, позаботиться о тебе меня попросила. Я ей слово дала, что всегда тебя защищать стану. Ты только помоги мне слово сдержать. 

— Помогу, обещаю. 

Галя в ответ поцеловала его в губы. 

— Люблю. 

И пошла помочь сыну одеваться. 

Юра же стоял на веранде у окна и смотрел на голые сейчас кусты малины. 

— Спасибо, мама, — шепнул он, и провел по стеклу рукой, будто маму свою по щеке погладил. 

Кораблик весело плыл по воде, Миша смеялся от радости, а его родители тихонько обнимались и целовались, глядя на своего ребенка. 

— Испеки нам малиновый пирог, когда вернемся, — попросил Юра жену.

— Обязательно испеку.