Постаревший бисёнэн возвращается в собственную юность!
Автор: Владимир ТитовОна смотрела ему в глаза и радостно улыбалась. Обнажённая и вся как будто светящаяся неярким матовым светом, так что её прелестное маленькое тельце была отлично видно во всех подробностях.
У неё маленькие задорно вздёрнутые сисечки и узкие округлые бёдра, как у…
…как у Юрико-тян.
Это было двадцать один год назад. Его первая и единственная любовь. Всё, что после, не идёт с ней ни в какое сравнение.
Она была наполовину венгерка, наполовину кореянка, маленькая, гибкая, кукольно-красивая, какими бывают только дети межэтнических браков, и ужасно непоседливая: она источала неуёмную энергию даже во сне. Упоротая яойщица, это она подсадила его на нехорошие мультики и ненавязчиво приучила к разным необычным манипуляциям. Она одинаково виртуозно использовала для этого пальцы, язычок и игрушки замысловатых форм, которые очень быстро перестали пугать его и начали доставлять пронзительное удовольствие. Он давно осознал, что разделение на «мужские» и «женские» роли в любви так же устарело, как расовая сегрегация,
(укэ или сэмэ — кем ты хочешь быть сегодня?)
но только в объятиях Юрико-тян по-настоящему ощутил это…
Он провёл с ней три месяца. Восемьдесят три дня рая. А потом она…
(заболела лейкемией и попала под грузовик)
Нет. Не ври себе. Она бросила тебя ради мордатого жлоба на «тойоте». Воплощение тупорылой русской маскулинности: трёхмиллиметровая причёска, кривая синяя наколка на бицепсе, могучее пузо, полузаконный «бизнес», пиво в сауне, шашлыки на даче и олл-инклюзив в Турции. Ради этой кучи сала и тупого самодовольства она бросила его, гибкого синеволосого бисёнэна. Который не мог предложить «мотнуться на недельку в Ебипет» и подарить золотую гайку.
Он впал в депрессию и был на грани самоубийства, потом бросил первый курс худграфа и пошёл в армию. В армии было похуже, чем он себе представлял, но два года подневольного дебилизма помогли отвлечься от сознания того, что Юрико-тян стала Юлькой. Точнее, «Э, Юльк, слышь чо!..»
Нет, нет стократ лучше лейкемия и грузовик. Не так больно…
Но ведь вот же она… Перед ним…
— Конечно! — прозвенел знакомый, любимый, бесконечно родной голосок. — Как ты мог такое вообразить? Дурачок!..
В следующее мгновение две прохладные голые руки обвили его шею.
Да. Дурачок. Дурачище! Как он мог поверить! Ведь все эти двадцать с лишним лет ему…
—…Просто приснились! — прошептали горячие губки в ухо.
Да. Их не было.
Не было армии, не было ссоры с родителями, когда он после возвращения отказался восстанавливаться, не было сотен митингов под мятыми красными флагами с зелёным трафаретным Че, не было листовок, «винтажей», избиений. Не было фотосафари, метаний между постановкой и документалистикой, первых успехов, первых денег, первой выставки (оказавшейся последней), изнуряющей борьбы за никому не нужный рейтинг. Не было тюрьмы, гнусного страха перед уголовной мразью, не было «товарища Алексеева». Не было пуза и гастрита, не было артроза колена, не было плавающих перед глазами прозрачных пятен и волокон (память о том, как после пикета в защиту иностранных рабочих его подстерегли двое бонхедов, не было гипертонии и серии микроинфарктов.
Он был юным и шальным, и перед ним была вся жизнь… и Юрико.