отрывок из последней главы "Ближе к нулю" часть 2

Если тут и там от меня тишина, то это означало только одно - я всеми руками и ногами дописывала книгу!!! И только сегодня дошла до эпилога! для меня это победа, потому что история не видела конца, а я никак не могла докрутить до этого момента. Помню, когда каждый раз открывала черновик, в конце видела дату, которую я поставила, только-только закончив писать основу, и указан там 2022 год... Даже страшно браться за голову и считать, сколько же лет я писала. Конечно, понятно, что из-за работы, из-за редактуры первой книги и ее выпуска, вторая книга лежала пылилась в недрах то ноутбука, то компьютера и всасывала домашнюю пыль со всех углов, но так и должно было быть - чтобы взяться снова за работу, надо отложить и посмотреть другим взглядом. И вот я сидела, лежала, думала над своей историей: что добавить, что убрать, как продолжить, где поставить точку, и пришло время, когда я дописала сюжет и знаю, что можно поставить точку!
Осталось подкрасить местами, так как мне многое не нравится, отредактировать, откорректировать....Но сегодня я и сама узнала, как закончилась моя вторая книга! 
Это была и есть самая объёмная моя работа! Она еще не закончена (работа над книгой)) 
В общем, довольна маленькой победой

Чуть позже, когда мы вышли из-за стола, Алан устало уселся в кресло в большой комнате, что-то спросил у Даши, папа остался на кухне с Женей, но после нашел меня и попросил пройтись с ним до магазина. Я поспешил за ним.

Папа казался мужественным, спокойный, в отличие от своего друга, всегда рассудительным, но не готовым делиться со мной мыслями, что иногда глубоко тонут в его голове и часто это тоже отражается на его лице. Может это наша с ним привычка? Но он всегда откликается и всегда все слышит, хотя вид у него, будто папа занят расчётами.

Мы шли медленно, пока молчали, и я догадался, что он вывел меня поговорить, и не скрою, был рад, если это действительно так. Я чувствовал, что мне это необходимо.

Решил начать первым, раз папа не может. Молчать всю дорогу мне не хотелось.
— Кажется Евгения Михайловна просто очень переживает за тебя.
— Да, наверное, — отрешённо ответил он.
— Думаешь, хватит двух дней?
— Надо будет всё обдумать, прежде чем сделать следующий шаг. Да и Дима может появиться, надо пообщаться. Поэтому не переживай, я быстро вернусь.
— Хорошо. Давно ты его задумал?
— Наверно полгода назад, — он улыбнулся. — Задумался после твоих слов. Ты даже не до конца осознал, как жить с этим, что делать дальше, но понимал, что чувствуешь.Тебе хотелось направить особенность на полезное дело. И если всё получится, нам придется работать с Димой.
Это ему не особо нравилось.
— Тебя это беспокоит?
— Немного. Не могу на него положиться. Он будет как дыра в заборе. Мы будем знать об этом, но не будем браться чинить, потому что иногда это удобно, но чаще всего мы не будем замечать, а в то же время черти-что будет вылезать оттуда.
— Может не всё так плохо. Он тоже загнан в угол.
— Может и так, Рома. Никто не согласиться, чтобы мы открыли такое место, если один из сильнейших людей с энергией непонятно чем и где занимается. Если он будет с нами, то не только все будут спокойны, но он еще поможет нам. И ты правильно сказал, ради Даши он согласится.
— Да, скорее всего согласится. Вряд ли ему нравится эта идея. Но быть ближе к Даше он захочет.
— Я тоже так думаю.
О чем же ты еще думаешь?
— Но, Рома, этого ничего может и не получиться, понимаешь? — он и так медленно шел, но тут остановился. Что он имеет в виду? Если сейчас поедет в Москву, то не вернется? Если попытается предложить кому-то идею , то не будут даже слушать? Есть процент того, что сегодняшний день может быть последним? Всё будто повторяется: он снова уедет и когда появится - сам не знает. Это всё мечты. Воздушные или песочные замки, но только не четкий план действий, который можно реализовать. От этих мыслей по спине побежали мурашки.
— Ты мне это говоришь на всякий случай?
— Да, на всякий случай.
— Но у тебя есть план?
— Да, есть, — мимолетно бросил он. — Я хотел бы тебя попросить продолжать работать над собой. У тебя лучше получается. Женя сказала, что ты смог ей рассказать, а я знаю как тебе сложно дается. Продолжай стараться говорить, что у тебя на душе. Нам нужно разобраться с твоими снами. Ты не отдыхаешь, и это не мелкая проблема. Если ты не справляешься сам, мы подумаем, что можно сделать, хорошо?
— Да, я знаю. Если ты тоже будешь беречь себя, мне будет спокойнее. И вернешься через два дня.
Папа рассматривал мое лицо. Затем в уголках его глазах рассыпались морщинки.
— Договорились. Я стараюсь ради тебя. — Он протянул мне руку, чтобы пожать и обнял. — Ты очень сильный духом, если хочешь знать. Я не знаю, что делал бы на твоем месте. Ты правильно как-то сказал, что родиться с энергией и всегда знать о ней и вдруг проснуться однажды с этой силой - совсем разные вещи. Но ты всегда правильно размышляешь и поступаешь правильно. Мы найдем Валентина и продолжим работу. Найдем способ, чтобы ты чувствовал себя лучше. Выветрим фиолетовую девчонку из твоей головы и уменьшим энергию.Мне хочется, чтобы ты не боролся с собой постоянно, чтобы смог полноценно жить, радоваться жизни, чтобы получилось с Дашей. Она хорошая девушка.
— Спасибо.
— И в ноутбуке в магазине есть видео. Это на всякий случай. Имей в виду.
— На какой случай?
— Надеюсь, он не возникнет. А если понадобиться, ты поймешь. Просто на всякий случай.
Мы прошли дальше. Сегодня ветер стих, но небо закрылось сплошным серым полотном. Сложно сказать, собирался ли дождь, но впервые стояла духота. Так странно, что погода утихомирилась. Еще вчера нагоняла тревогу. Трава на полях, во дворах и на обочине еще даже не показывалась, но земля подсохла, теперь серым песком сыпалась от ботинок.
— Думаю, надо придумать какое-то название нашей затее, — теперь уже с воодушевлением предложил отец, будто сейчас мы не говорили о более странных вещах. Но стоит ли давать имя мечте - если ничего не получится, падать будет больно. Я понял, что отношусь к тем людям, которые не хотели бы попусту мечтать, чтобы потом столкнуться с разочарованием. Мне проще думать так, если бы ничего не вышло: я вроде хочу и жду прекрасного события, но в большей степени не очень-то надеюсь на исполнение задуманного, я жду худшего варианта и морально готовлюсь к нему, мне на это нужно больше времени, чем остальным, которые задумываются о провале лишь после принятия неудачи, даже не вовремя. Но я знаю, что лучше думать о плохом, тогда не так больно будет принять неудачу, я смогу пережить очередной удар. Но а если всё задуманное воплотится - я буду ярче чувствовать радость и счастье! — Как думаешь? Эй? Это будет не школа все-таки, может потом. Оздоровительный лагерь тоже не подходит. Реабилитационный центр - слишком страшно и болезненно. — Отец смотрел то на меня, то в пелену неба. И мечтал.
Я прервал его:
— Думаешь, эта деревня - подходящее место?
— Теперь думаю, да, ты не против?
— Нет. Совсем нет. Может что-то вроде "Дома надежды"?
— Слишком банально, но что-то в этом есть. Надо узнать, как можно это оформить юридически, отсюда будем плясать. Да, это что-то вроде дома помощи. Это будет домик в три этажа...— И он мне начал расписывать картинки, которые оказывается уже видел в своей голове.
Спросил его о дочери Евгении Михайловны, и оказалось, что Алан смог договориться: по окончании учебного года она сомжет забрать дочь. Если позволит видеться с отцом и в целом всё будет нормально, то к концу лета он официально позволит оставить у себя. Но я понял, что Алану это дорого обошлось, и расплачиваться папе с ним всю оставшуюся жизнь. К тому же пришлось обратиться за просьбой к людям, которые нужны были нам в нашем деле, и станут ли она снова помогать - вопрос. Но это мелочи. Папа еще не рассказал Евгении Михайловне, боясь, что ей придется еще два месяца сидеть в ожидании дочери, а это тяжело.
— Когда знаешь примерное время, когда знаешь, что ожиданию точно придет конец - ждать легче. Она должна знать.
— Так я убедил его всё рассказать ей.
Я думал о том, как много друг делает для него. Кто посмотрит на Алана - никогда не подумает, что он способен даже не сочувствие. Наверное это делает его поступки ценнее.
— Может это будет благотворительный фонд? Тогда мы сможем найти желающих нам помочь, а их имена пусть светятся в газетах? — я аккуратно предложил отцу, когда мы шли обратно. — Если домик будет рассчитан на поддержание людей с энергией, которым придется и учиться, и жить, и работать там, то так будет и нам проще.
— Возможно, — согласился папа. — Но опять же, как назвать фонд?
— У меня всегда в голове мысль - что при нашей сущности, с нашими генами, особенностью, нам нужно всегда оставаться в здравом уме, что бывает сложно. Но для того чтобы не навредить ни себе, ни кому-то еще, надо сконцентрироваться и всегда быть на чеку. Быть ближе к точке уравновешенного эмоционального состояния. Я не говорю, быть как Алан с его невозмутимым видом. Наверно он родился с лицом, скрывающим эмоции и готовым их выдержать, но сложность в таких людях, как мы, в том, что мы наоборот слишком чувствительные, и нам приходится закрываться их далеко в себе, ведь мы не можем, как все, их выплеснуть, когда захотим - это чревато выбросом энергии.
— Ох, Рома, длинная речь. Но всё так.
Я вспомнил, что всему виной вино, которое я попробовал, и вот я уже болтаю. Попытался вернуться к мыслям и продолжил:
— Ладно. Я к тому, что выбросить энергию возможно. У меня получалось пару раз, кстати. Наверное у тебя не было таких острых ситуация и не было надобности в этом, но я попробовал. Но в некоторый момент не получилось, например, потому что я не смог сосредоточиться, эмоции взяли вверх. Я согласен с тем, что надо быть ближе к нулевой точке эмоционального состояния. Быть ближе к нулю. Так можно и назвать. Люди потом это поймут, название объяснит деятельность нашего фонда.
— Удивительно, как ты всё обдумал. Мне это нравится, знаешь.
Сегодня он разговаривает со мной слишком мягко, будто перед ним маленький ласковый мальчик, сын. Я знаю, что это значит. Меня это огорчает и радует, но больше огорчает: так папа скрывает волнение.
— Папа, знаешь, о чем о хочу тебя попросить?
— Что же?
— Ты сам мне напомнил, что я должен говорить, стараться говорить, что думаю, и в том числе это поможет мне справиться с кошмарами. Но есть кое-что, что мне мешает. Наверное только за последние месяцы у нас получилось узнать друг друга. Жаль, что не было возможности много лет, хотя ты меня помнишь ребенком, я, к сожалению, нет. Я рад, что у тебя есть в памяти мои первые пять лет, но я не об этом. Лучше поздно, чем никогда. Встреча с тобой - самое важное событие в моей жизни. Я бы как-то выразил иначе, с большим блеском, но не умею. Но иногда мне не хватает от тебя ...— я хотел сказать "правды", но побоялся обидеть его, — того, что на уме у тебя. Ты сам не делишься своими намерениями. А мне так хотелось бы почувствовать еще и то, что ты доверяешь мне.
Папа сдвинул брови, в глазах уже не было блеска, они казались меньше, будто луч солнца сверкнул по лицу; уголки губ опустились, как бывает у маленьких детей, выражающих недовольство, но папа вероятно огорчился моим словам и не ожидал их услышать от меня. Глаза его бегали по моему лицу, пытаясь понять услышанное, а мне интересно наблюдать за ним, за некоторыми его чертами, которые редко удавалось застать. Мне еще многое стоило узнать о нем, еще недостаточно тех нескольких месяцев, которые я наблюдаю за ним, чтобы поспеть за целой жизнью и понять отца до конца. А это значит, что многое интересное впереди. Мне вспомнились чувства в машине, когда он спас меня из старой больницы. Мы оба мокрые насквозь после бассейна чувствовали неловкость, вероятно. Он дал мне сухую рубашку и пытался рассказать, что он мой папа, а я сразу выдал, что всё знаю. Тогда он много говорил, а я был рад ему, но все же не чувствовал к нему привязанности, какая есть у любого ребенка к отцу. А сейчас...
Я понял, что слишком сурово выложил свои мысли. Значит делиться мыслями получается, но в каком формате.
Поймав мою улыбку, он расслабился. Но и не знал, что сказать.
— Тогда прости меня за это, — он развел руками, тем самым стараясь придать голосу твердость. Тогда я понял, что уж слишком надавил на него, точнее моя речь показалась обвинительной. Вот почему я никогда не прихожу к тому, чтобы говорить прямо и откровенно - мне тяжело видеть как человек, стоящий передо мной, которому я это говорю, переживает. Вот почему человечество научилось лгать. Одна половина человечества. Вторая делает это по привычке.
— Я не хотел обидеть тебя или...Я увлекся..Вот видишь, я поэтому...Поэтому я не люблю всего этого, — я отошел от него, поняв, что разозлился сам на себя, и во мне всё кипело. — Я хотел по-другому. Да что ж такое! Я не обвиняю тебя! Я только хотел поделиться с тобой! Поделиться! А вышло!
— Да всё в порядке! — папа вдруг подошел ко мне и придержал за плечи, чтобы я смотрел на него. — Я понял. Всё нормально. И мне хочется снова что-то подобное услышать. Понял?— Он широко улыбался, и мне казалось, что разговаривал со мной как с маленьким ребенком. — Я только не знаю, что ответить. Наверно я привык работать один и надеяться только на себя. Да, Алан просто умеет вытащить из меня слова, поэтому получается, что иногда ему я всё выкладываю. Но я не нарочно, понимаешь? Мне хочется делиться с тобой. Значит нам вместе надо работать над собой, да? Это еще лучше - если мы будем это знать и уметь в виду. Надо не бояться говорить или...— он подбирал слова.
— Задавать вопросы?
— Да-да. — Он вдруг хлопнул меня оп плечу, рассмеявшись при этом. — Вино тебе, знаешь ли, лучше даже не пробовать.
Я тоже рассмеялся.
— Уж как-нибудь справлюсь. Это не у меня печень отказывала!