Глава 1 До того , как все изменилось

Привет!

Меня зовут Лисица , и я с трепетом выкладываю первую главу своей новой истории — «Я найду тебя в вечности».

Это роман о двух сёстрах, потерявших родителей при загадочных обстоятельствах. О переезде в таинственный город, где ничего не бывает случайным.

О любви, которая появляется там, где царит тьма.

О тайнах, которые ждут своего часа, чтобы быть раскрытыми.

Я буду очень благодарна за вашу поддержку, комментарии и просто за то, что читаете.

Первая глава уже здесь — добро пожаловать в этот мир…

Вечность только начинается…

Глава первая : До того, как всё изменилось

Old Haven был на первый взгляд самым обычным городом. Тихие улочки, аккуратные домики, тёплый запах выпечки из пекарни на углу, и редкие, лениво проезжающие автомобили. Казалось, что здесь время течёт по-другому — неспешно, почти вальсируя в такт ветру. Для кого-то — скучное местечко, для других — уютное убежище. А для двух девочек это был целый мир. Мир, в котором они росли, верили, смеялись… и не подозревали, как легко всё может рухнуть — в одно мгновение.

Элиара и Луна были не просто сёстрами. Они были отражениями друг друга, двумя сторонами одной души. Такие разные — и всё же неразделимые.

Элиара была старше на два года. Шатенка с густыми, слегка волнистыми волосами, которые она чаще всего собирала в небрежный пучок. Её глаза — насыщенно-зелёные, глубокие, как пруд, в который хочется смотреть, но страшно погружаться. Она не любила наряжаться, предпочитала удобные джинсы, мягкие свитшоты, кроссовки. Её увлекали книги, старое кино и дождливые вечера с чаем и пледом. В школе была тихой отличницей — из тех, кто знает ответы на все вопросы, но не спешит доказывать это окружающим. Учителя уважали её, одноклассники часто не понимали. С парнями у неё ничего не складывалось — не потому, что никто не пытался, а потому что она с ранних лет чувствовала: настоящая привязанность — это не о флирте в коридоре и не о походах в кино. Это глубже. И она ждала именно этого.

Луна, напротив, была словно луч солнца в пасмурный день. Светловолосая, с мягкими локонами, тёплыми карими глазами и улыбкой, в которой таилась целая буря жизни. Она обожала платья, ещё в двенадцать лет научилась искусно краситься и всегда знала, как завязать разговор, кого бы ни встретила. Училась неплохо, пусть и с меньшим усердием, чем сестра. Но зато друзья и поклонники тянулись к ней сами. Кто-то носил её рюкзак, кто-то ждал её у школы с кофе. Но серьёзных отношений у неё не было — только мечты. Она тоже хотела влюбиться. Не понарошку. По-настоящему. Так, чтобы дух захватывало, как в тех книгах, которые она тайком брала с полки Элиары.

Их детство было тёплым — хоть и не совсем обычным. Родители много путешествовали: то в Исландию, то в Турцию, то в Чехию — и всегда возвращались не с пустыми руками. Привозили диковинные вещи: шкатулку, украшенную причудливой резьбой; дневник на незнакомом языке; засушенную веточку лаванды из старинного монастыря, давно покинутого монахами.

Сначала это казалось девочкам волшебной сказкой. Потом — тайной. Но тогда, в детстве, всё воспринималось просто как счастье.

Они не знали, чем именно занимались мама и папа. Слышали лишь их приглушённые разговоры по вечерам, видели, как те перебирают старые карты, книги, рукописи. Иногда в доме появлялись незнакомцы — всегда в чёрном, вежливые, сдержанные, но с тревогой в глазах. Девочки не задавали лишних вопросов. Родители их любили — и этого было достаточно.

А потом всё исчезло.

Надо сказать, их родители и вправду были не совсем обычными людьми. На первый взгляд — типичная пара за тридцать. Приветливые, интеллигентные, с мягкой теплотой в голосе и загадкой в глазах. Но стоило заглянуть чуть глубже, и начиналась история, больше похожая на приключенческий роман, чем на семейную хронику.

Их мать, Ливия, была тонкой женщиной с выразительными чертами лица, тёмными волосами и спокойным голосом, в котором угадывалась внутренняя сила. Она окончила факультет культурной антропологии и с юности тянулась к тайнам древних цивилизаций. В её дневниках можно было найти записи о забытых ритуалах, исчезнувших языках, древних обрядах. Она верила, что в каждой легенде есть зерно истины. Особенно — в тех, что касаются существ, которых человечество решило записать в мифы.

Отец, Раэль, был историком. Сухим, собранным, с проницательным взглядом — почти полной противоположностью Ливии… пока не начинал говорить. В университете его лекции собирали полные аудитории. Он рассказывал о проклятых гробницах, средневековых преданиях и загадочных исчезновениях тех, кто слишком близко подошёл к запретному знанию. Он был настоящим учёным — исследователем, до глубины души погружённым в прошлое.

Именно любовь к тайнам прошлого объединила их.

Со временем Ливия и Раэль создали независимую исследовательскую группу. Вместе они объездили полмира — от Венгрии до Перу, от Румынии до Монголии. Жили в палатках, изучали пыльные манускрипты, расшифровывали древние надписи, разговаривали со старейшинами в забытых деревнях. Им даже однажды удалось попасть в закрытую библиотеку Ватикана.

Но самой важной частью их работы были загадки, связанные с вампирами.

Нет, они не искали кровожадных монстров в гробах. Они искали подтверждения — тонкие, ускользающие, опасные. Следы, совпадения, фрагменты артефактов, таинственные упоминания в хрониках — всё то, что нельзя было объяснить обычной логикой. Они не верили в сказки. Они верили в факты, которых боялся признать сам здравый смысл. И, кажется, подошли слишком близко к истине.

Между ними горел огонь — не только профессиональный. Их связь была сильнее любого контракта. С первых встреч они спорили о трактовках древних текстов, о цели исследований, о смысле символов и природе легенд. Они могли говорить до рассвета, забыв про еду и сон, потому что друг в друге было слишком много жизни.

Ливия — живая, страстная, с заразительным смехом и острым умом. Раэль — спокойный, как озеро в штиль, но с такой глубиной, в которую легко было утонуть.

Именно она первая нарушила дистанцию. На раскалённом перилах старого отеля в Трансильвании, среди виноградников, где туманы окутывали силуэты древних замков, она посмотрела на него поверх чашки кофе.

Он встретил её взгляд — и понял: всё, что было до этого, потеряло значение.

Мир сжался до неё.

В ту ночь они не говорили о легендах, только друг о друге. Как будто, вынырнув из тысячелетий, наконец нашли друг друга — два одиноких искателя, две души, так долго идущие параллельными путями. Они смеялись, касались руками, всматривались в глаза, будто стараясь убедиться, что это не сон.

Через год после начала их совместной работы Ливия и Раэль поженились — скромно, почти тайно. Только они вдвоём, под шум прибоя на берегу уединённого острова в Хорватии. Ливия была в тонком кремовом платье, босиком, с растрёпанными ветром волосами. Раэль — в рубашке, на которой всё ещё оставались следы пыли с недавней экспедиции. Но счастливы они были так, как редко бывают даже в сказках.

Появление дочерей стало неожиданным, но не пугающим. Сначала родилась Элиара — тихий комочек с пронзительно-зелёными глазами и каштановыми волосами. Она с младенчества была серьёзной, наблюдательной, будто вбирала в себя всё происходящее с какой-то врождённой мудростью. Через два года появилась Луна — светлая, звонкая, как утренний рассвет, блондинистая малышка с огромными карими глазами и неуёмной тягой к вниманию. Если Элиара предпочитала играть в тени деревьев с книгой в руках, то Луна всегда тащила на себя одеяло, краски, блёстки — и устраивала шоу.

Ливия и Раэль, хоть и были по сути учёными, оказались родителями с безмерно тёплым сердцем. Они брали девочек с собой в поездки — пусть не в самые опасные, но всё равно полные открытий. Элиара и Луна видели горы, старинные монастыри, огромные библиотеки и пляжи, где засыпали под шёпот волн. Родители рассказывали им сказки, в которые прятали легенды, всегда заверяя: это просто выдумки. Хотя сами знали — не всё было фантазией.

У них был один дом. Один, но особенный. Уютный двухэтажный коттедж на окраине старого университетского городка. Полный книг, карт, странных артефактов и запаха кофе с ванилью. На кухне всегда играла музыка, в спальнях звучал смех, а в коридорах — быстрые шаги двух маленьких девочек, которых они обожали всем сердцем.

Ливия писала, сидя у окна, Раэль ставил метки на старинных картах. А по вечерам, когда девочки засыпали, они всё так же, как в начале, садились друг напротив друга с бокалами вина — и разговаривали. И в каждом взгляде всё ещё горело то же восхищение, та же страсть, та же любовь, которую не потушили ни годы, ни тревожные находки, ни страх перед неизвестным.

И, возможно, именно эта любовь однажды сделала их уязвимыми.

Со временем их работа превратилась не просто в страсть — в миссию. Они давно ушли из публичной сферы — университетов, музеев. Всё, что делали, оставалось в тени. Их круг общения был узким, но включал настоящих энтузиастов. Людей, знавших: история человечества хранит гораздо больше, чем позволено читать в учебниках. Для них древние предания были не мифами, а эхом утраченной правды.

Последние годы Ливия и Раэль собирали данные о загадочной линии артефактов, связанных с культом бессмертных. Это были не просто предметы — каждый нес в себе фрагмент большой истории, словно часть древней мозаики: каменные таблички, пергаменты, кольца, амулеты. Всё указывало на существование скрытого от мира общества, контролирующего свои тайны с пугающей строгостью.

И всё оставалось бы в границах гипотез… если бы не одна находка.

На севере Италии, в заброшенной часовне, затерянной в лесах, Ливия обнаружила фреску. Под слоями времени скрывался текст на почти утерянном языке, упоминание о котором она встречала всего один раз — в манускрипте, сожжённом инквизицией в Испании. Сопоставив эту надпись с другими находками, они собрали послание. Оно гласило:

«Жизнь после жизни. Кровь, что не стареет. Те, кто вечно в тени…»

С того самого момента за ними начали следить.

Сначала — мелочи. Их исследования внезапно перестали принимать к публикации. Люди, с которыми они договаривались о встречах, исчезали без объяснений. Электронные письма — пропадали. Потом — предупреждение. Анонимное письмо в черном конверте. Внутри — всего одна фраза:

«Некоторые тайны лучше оставить спящими».

Райль хотел на время остановиться. Но Ливия — нет. Она чувствовала, что они подошли вплотную. Всё складывалось: места, имена, тексты, изображения. Оставалось лишь найти последнее звено.

И они нашли.

Контакт. Неофициальный. Человек, называвший себя «хранителем последнего фрагмента». Встреча была назначена на ночь, в Карпатах.

Ливия и Раэль вылетели.

Девочек оставили, как обычно, с подругой семьи, тётей Мартой — той самой, что нянчила их с младенчества, когда родители уезжали.

Но в этот раз они не вернулись.

На следующий день связь оборвалась. Телефоны замолчали. GPS перестал показывать местоположение. Ни в отель, где они должны были остановиться, ни в аэропорт они не прибыли.

Никаких свидетелей. Никаких записей. Только странная, нарастающая тишина — как холод, просочившийся в каждую щель дома.

Прошла неделя.

Начались поиски — Интерпол, частные детективы, местные власти.

Ничего. Ни одной зацепки.

Для всех это была трагедия.

А для девочек — конец мира.

Тот день начинался, как и сотни других.

На кухне еще витал запах свежих тостов, которые они ели наспех, собираясь в школу.

Луна была в хорошем настроении: на биологии обещали препарировать лягушку — и, вопреки своему нежному виду, она обожала такие штуки.

Элиара, как всегда, натягивала куртку на ходу, одновременно дописывая сочинение по литературе в телефоне.

Они хлопнули дверью — и ушли в день, не зная, что он разломит их реальность.

Когда вернулись — солнце уже клонилось к закату.

Их встретила не обычная тишина вечернего дома.

Это была чужая тишина.

Плотная. Липкая. Тревожная.

Тётя Марта, которая должна была быть с ними лишь пару дней, выглядела странно. Не с улыбкой, а с побелевшим лицом и трясущимися руками.

Луна застыла в прихожей, не успев снять ботинок.

Элиара — уронила рюкзак.

У Марты были красные, опухшие глаза.

— Присядьте, — сказала она. Голос дрожал.

— Что-то случилось?.. — спросила Элиара, напрягшись.

— Они… пропали, — едва слышно произнесла Марта. — Ливия и Раэль. Они не прибыли в отель. Их след оборвался.

Молчание.

Как удар в грудь.

Словно кислород из комнаты вытянуло.

Луна не поняла.

Элиара сжала кулаки.

Это шутка? Розыгрыш?

Что-то с рейсом? Их ищут?

— Интерпол подключен, — продолжала Марта. — Частные детективы работают. Но… уже восемь дней. Ни сигнала, ни следа. Как будто испарились.

— Это невозможно… — выдохнула Луна. — Они ведь обещали… Мы же всегда…

Но она не договорила.

Вскрикнула. Пронзительно, отчаянно — так может кричать только ребёнок, у которого вырвали опору из-под ног.

Элиара стояла, вцепившись в край дивана.

Её глаза были стеклянными.

Губы — плотно сжаты.

Лицо ничего не выражало.

Только дыхание выдавало бурю внутри.

— Это ошибка, — прошептала она. — Они найдутся. Просто без связи. Где-то застряли.

— Да… — кивнула Луна, вытирая нос рукавом. — Они не умерли. Я бы почувствовала.

— Именно, — откликнулась Элиара глухо. — Мы бы почувствовали.

Но время шло.

Надежда трескалась.

Им звонили из службы, снова и снова задавали одни и те же вопросы.

Не было ни записок, ни прощаний. Только пустота.

И тишина.

На третий день после новости Элиара перестала есть.

Луна начала разговаривать во сне.

Тётя Марта старалась держать дом, как могла — варила супы, гладила одежду, повторяла: «всё будет хорошо».

Но глаза её говорили другое.

Прошло две недели.

Месяц.

Родителей признали официально без вести пропавшими.

Им не дали тела.

Не дали прощания.

Не дали правды.

Им дали тишину.

И необходимость как-то жить дальше.

Будто мир не остановился.

Хотя для девочек он остановился именно в тот день, когда за родителями захлопнулась дверь — и больше не открылась.

Дом, некогда полный запахов кофе, смеха и гитарных переборов по вечерам, теперь стоял мертвым.

Он будто отвернулся от них.

Стал лишь тенью самого себя.

Луна первое время не отходила от Элиары.

Ночами забиралась к ней под одеяло, как в детстве, когда снились кошмары.

Только теперь кошмары не проходили.

Потому что это была реальность.

Она не плакала при других.

Но в одиночестве — в ванной, под одеялом — слёзы лились беззвучно.

Тонкими струйками по щекам.

Она кусала губы до крови, чтобы не вскрикнуть.

Не хотела быть слабой.

А Элиара…

Закрылась.

Будто выключила что-то внутри.

Ходила в школу.

Отвечала на уроках.

Мыла посуду.

Но глаза её стали стеклянными. Там больше не было жизни.

Она не кричала.

Не винила.

Просто молчала.

Бесконечно. Глухо. По делу.

Изредка — срывалась на Луну. Не со зла. Просто от боли, которую невозможно было больше сдерживать.

— Прости, — всегда говорила она потом. — Я не хотела. Я просто не знаю, что делать.

Луна кивала. Она тоже не знала.

Иногда, по ночам, Элиара выходила на балкон. Сидела в тишине, глядя в небо.

— А если они там?.. — как-то прошептала. — Где-то… но не могут выбраться. Или… могут, но не хотят.

Луна смотрела на неё.

И не знала, что ответить.

Школа будто отдалилась. Учителя старались быть внимательными, но порой перегибали: то говорили слишком мягко, словно перед ними были больные, то, наоборот, забывались и требовали как с обычных учеников. Одноклассники смотрели сочувственно. Кто-то подходил, предлагал помощь, приносил домашку, шоколадки, просто садился рядом в столовой. Это спасало Луну. Ей были нужны люди — разговоры, прикосновения, чужое присутствие.

А вот Элиара держалась особняком. Она сторонилась утешений, не хотела, чтобы её жалели, не хотела казаться сломанной. Дистанцировалась даже от подруг. Иногда пряталась в школьной библиотеке — там было тихо, пахло бумагой и кожей, а главное — никто не задавал лишних вопросов.

И всё же, в этой боли была сила. Сёстры стали ближе, чем когда-либо. Они делили одиночество на двоих, понимали друг друга без слов. Иногда Луна просто ставила на кухонный стол две чашки чая с лимоном и садилась рядом с Элиарой — молча. Они смотрели в окно, не говоря ни «держись», ни «всё будет хорошо». Потому что знали — не будет. Но в этой тишине между ними что-то согревало. Настоящее. То, что не смогла убить даже потеря самых родных людей.

— Если они не вернутся, — как-то сказала Луна, — мы ведь всё равно справимся, да?

Элиара долго молчала, потом сжала её руку.

— Справимся. Но только вдвоём.

Это стало их правилом. Выживать вдвоём. Быть сильными вдвоём. Любить друг друга — даже тогда, когда весь остальной мир стал чужим.

Похороны были формальностью. Прощанием. Начиналась весна — злая, серая, холодная. Сугробы таяли, превращаясь в чёрную жижу, деревья стояли голыми, будто мёртвыми. Всё вокруг будто кричало: смерть — не трагедия. Она — рутина. Как дождь. Как снег. Как мартовская слякоть.

Элиара не верила, не чувствовала. Она смотрела на чёрное платье в шкафу и не могла заставить себя надеть его. Оно было как приговор: наденешь — значит, согласилась, признала, что их больше нет.

Луна стояла у зеркала, всхлипывая.

— Я не могу… Я не смогу…

Платье висело на ней мешком. Несмотря на все старания выглядеть достойно, она дрожала — не от холода, от бессилия. Глаза запухли, щёки осунулись.

Элиара молча подошла и застегнула молнию на её спине.

— Просто пойдём, — тихо сказала она. — Мы должны пройти через это вместе.

На кладбище уже собралась небольшая толпа. Родственников было мало. В основном — друзья родителей, их коллеги, соседи, несколько учителей и одноклассников девочек. Все молчали. В такие моменты слова — либо фальшь, либо неуместность.

Гробов не было. Родители числились пропавшими без вести. Могилы были символом: две таблички на двух свежих холмиках земли. Имя. Дата рождения. И пустая строчка вместо даты смерти. Это было хуже, чем настоящая смерть. Потому что смерть — это точка. А здесь — недописанная история.

Когда началась церемония, Луна не выдержала.

Она упала на колени, обняв одну из табличек, будто надеясь, что если прижмётся крепче — из земли вырастет мама.

— Они не мертвы… — рыдала она. — Это ошибка, ошибка…

Элиара стояла застыв, смотрела, как земля липнет к сапогам, слышала чей-то шёпот сзади:

«Бедные девочки, такие молодые… Как же теперь?»

Она не понимала слов. Только глухой, оглушающий шум, будто внутри черепа гудела железная труба.

После церемонии к ним подходили. Говорили дежурное:

«Мы рядом… Держитесь… Если что — обращайтесь…»

Элиара кивала, благодарила, не веря ни одному слову. Она не запоминала лиц. Только холод рук, когда кто-то пытался приобнять. Только голос Луны — сломанный. Только две таблички.

Ливия Вэй. Раэль Вэй.

Так, будто они уже мертвы. Так, будто родителей действительно больше нет. Так, будто это уже история, а не их жизнь.

Когда вернулись домой, Луна закрылась в ванной и плакала там часами.

Элиара села на пол в коридоре, обняв колени.

Они были одни. Больше не с кем пить какао по вечерам. Никто не скажет: «Ты справишься. Я в тебя верю.»

Никто не назовёт их дочками.

Они остались друг у друга.

И пока одна плакала за дверью, вторая молча сидела по ту сторону, чтобы она знала:

Ты не одна. Я рядом. Даже здесь. Даже в темноте.

Дом замер. Будто исчез воздух. Всё стало чужим, холодным, безжизненным. Вещи родителей никто не трогал. В гостиной всё ещё лежал их плед, пахнущий лавандой и кофе. Этот запах довёл Луну до слёз. У Элиары внутри всё сжалось.

Через несколько дней Марта решилась.

Она вошла в гостиную — высокая, с мягкими глазами цвета ореха, волосы собраны в небрежный пучок. В её взгляде — тревога. Голос дрожал:

— Девочки… Я знаю, как вам тяжело. Но ваши родители доверяли бы мне.

Если бы они могли, они бы оставили вам целый мир.

Но сейчас я должна стать этим миром.

Марта не была навязчивой. Не забирала у них дом, не устанавливала режим, не читала нотаций. Она просто приходила. Сначала с ужином. Потом — с книгой. Потом — просто помолчать.

Элиара поначалу смотрела на неё с подозрением.

Луна — напротив — искала у неё тепло. Прижималась, как в последний оставшийся уголок уюта.

У Марты не было детей. Когда-то, много лет назад, она потеряла ребёнка на позднем сроке. Больше не пыталась — не могла. И когда судьба отдала ей Элиару и Луну, она восприняла это не как обязанность. А как последний шанс быть нужной. Спасти хоть кого-то. Пусть даже не себя.

Через месяц она оформила опекунство официально. Бумаги, суд — всё это осталось фоном. Главное — девочки остались в родном доме.

Марта переехала к ним. Заняла свободную комнату на втором этаже. И каждый вечер зажигала ночник в коридоре, чтобы девочки не просыпались в темноте.

Семьёй они стали не сразу.

Луна часто плакала по ночам.

Элиара закрывалась в себе.

Но Марта не давила. Она просто была рядом.

Она вернула их в школу. Поговорила с учителями. Помогла Элиаре догнать пропущенное, записала Луну в театральный кружок, чтобы та могла отвлекаться.

Было тяжело.

Элиара отказывалась учиться.

Луна закрылась от подруг.

Но Марта учила их:

Горе не должно убивать. Оно должно стать частью тебя, но не всей тобой.

Одноклассники помогали с учёбой.

А девочка из класса Луны — Карла — стала её первой подругой, с которой она вновь могла смеяться.

Марта не вмешивалась в каждое решение. Она просто была — как защита. Как маяк. Тихий, но надёжный.

— Если не понравится, вернётесь. Если понравится — значит, всё сделано правильно.

В этот момент обе почувствовали: решение принято верно. Не потому, что его кто-то одобрил, а потому что оно родилось из сердца — и было услышано.

Вечером, когда Марта уже ушла спать, дом наполнился особенной тишиной. Такой, что приходит лишь тогда, когда в душе что-то меняется.

Элиара сидела на полу в своей комнате, окружённая старыми коробками и стопками книг. Луна — на кровати, скрестив ноги, с блокнотом в руках.

— Думаешь, стоит брать всё? — спросила Илиара, перебирая старую фотографию, где они с Лункой на море, с мороженым и смехом в глазах.

— Не всё, — ответила Луна, задумчиво щёлкая ручкой. — Только то, что связано с настоящим. С нами. С тем, кем мы стали. Остальное можно оставить здесь. Воспоминания ведь останутся внутри. Это как… шелуха.

Илиара усмехнулась, отложив фото в коробку с пометкой «обязательно взять».

— А сколько коробок можно взять, если мы поедем на поезде?

— Хм… три или четыре, если не брать всю твою коллекцию книг про вампиров.

— Вот ещё! — возмутилась Илиара. — Я без них не поеду. Они как талисманы. Каждая важна по-своему. И потом… вдруг пригодятся.

Луна впервые подняла взгляд.

— Ты уверена, что хочешь искать что-то? Может, там ничего и нет. Может, мы просто будем жить и всё?

Элиара  пожала плечами, глядя в окно.

— А если всё-таки есть? Хоть что-то. Я не ищу правду любой ценой. Просто хочу знать, что мы сделали всё, что могли. Иначе буду жалеть. Всю жизнь.

— Я поняла. Я с тобой, — тихо сказала Луна. — Всегда.

На мгновение повисло молчание. А потом они обе засмеялись.

— Ну и где мы будем жить, мисс «всё под контролем»? — Илиара приподняла бровь.

— Уже смотрела. Есть один район — не в центре, но уютный. Квартира небольшая, с окнами в пол и балконом. Хозяйка готова сдать её двум студенткам без лишних вопросов.

— Звучит как мечта… — протянула Илиара, потянувшись. — Кстати, о студентках. Мы хотим учиться или работать?

— Я бы устроилась куда-то. Может, открыть книжный магазин или найти такой. Мне нужно что-то родное, спокойное, чтобы адаптироваться.

— Ты и книжный магазин — идеальный тандем, — улыбнулась Луна. — А я, наверное, в кафе или цветочный. Мне важно быть среди людей. Я с ними как будто дышать начинаю.

Они снова переглянулись. Смех вернулся, но в нём уже было что-то новое — лёгкость, предвкушение. Всё это было страшно, непривычно, но внутри уже жила радость — как будто жизнь снова звала их за собой.

— Осталось только всё упаковать, — сказала Илиара.

— И попрощаться, — добавила Луна.

Они замерли. Это было самое трудное.

Прошло две недели. К отъезду всё было готово. Марта на кухне пекла пирог, как в те дни, когда только переехала к ним. Казалось, она хотела вернуть то самое уютное начало, когда всё только зарождалось.

Элиара стояла у окна, нервно теребя шнурок от кофты. Луна, уже полностью собранная, перебирала книги на полке, решая, что оставить Марте на память.

Марта вытерла руки о фартук и, глядя на них, будто бы сдерживала слёзы.

— У вас всё готово? — спросила она, подходя ближе.

— Почти, — тихо ответила Илиара, не оборачиваясь. — Осталась только ты.

Марта усмехнулась, подошла и обняла её со спины. Крепко. По-матерински.

— Девочки, я знала, что этот день придёт. Не потому что хотела, а потому что видела, как вы растёте. Как становитесь собой. Вы сильные. И не потеряли себя. И мне за это спокойно.

Луна повернулась, сжимая в руках мягкую игрушку — ту самую сову, что Марта подарила им на первое Рождество вместе.

— А тебе не будет одиноко? — спросила она, едва сдерживая слёзы.

— Будет. Конечно, будет, — Марта села на табурет у стола. — Но я горжусь вами. Это не одиночество, это… тишина. В которой я буду вспоминать ваше детство, ваш смех, ваши ссоры на кухне… и даже твоё ворчание по утрам, Элле.

— Я не ворчу, — фыркнула Илиара, но голос её дрогнул.

Марта встала, подошла и положила руки им на плечи.

— Только одно попрошу: не теряйтесь. Пишите. Звоните. Пусть эта дверь всегда будет для вас открыта. Я не ваша мама, я это понимаю. Но я вас люблю. И для меня вы всегда будете моими.

— А ты для нас — дома, — прошептала Луна и обняла её. Илиара присоединилась. Они стояли втроём, сплетённые, как корни одного дерева, укоренённые в прошлом, но готовые двигаться дальше.

— А теперь давай завтракать, Марта, — смахнув слезу, сказала Илиара. — В дорогу нельзя на голодный желудок.

— Ты просто не хочешь, чтобы мы ушли, — улыбнулась она сквозь слёзы.

— Конечно, не хочу. Но горжусь тем, что вы к этому пришли сами.

После завтрака они отправились на вокзал. Ожидали поезд, смеялись, немного молчали. Но ни одна из них не знала: этот переезд изменит их жизнь навсегда.