И компот

- Знаете, Вениамин Георгиевич, не надо сердиться на родственников. Они же постарались для вашей пользы. Честное слово. Сами посмотрите. Палата отдельная. Белье свежее. Даже смирительную рубашку не надевают, в халате ходите.

- Прогулки, - бесцветным голосом отозвался пациент, сидя за столом и аккуратно лепя из пластилина фигурку.

- Простите, ваше сиятельство. Я не совсем понял сказанное вами, - смутился толстяк в черной форме специального полицейского управления.

- Я говорю – и прогулки каждый день, по полчаса. Если дождик – то в спортивном зале. Разрешают даже мячик пнуть.

- Вот, я и говорю, все условия! – обрадовался визитер, добыв платок и вытирая взмокшую лысину.

- Полностью с вами согласен. Почти царские условия... Хотя, после переворота отца-императора к стенке прислонили. Со всем семейством. Это только меня родственники объявили психически больным и сюда, в клинику спихнули... Но я не собираюсь жаловаться. Здесь в самом деле лучше, чем ранним утром у кирпичной стены.

Поднявшись, новый начальник тайной полиции попытался было откланяться и отбыть с докладом «все хорошо, смута не наблюдается». Но был остановлен тихой просьбой:

- Митрофан Христорадьевич. Вы, когда у родни моей будете, передайте им...

- Да? – пузан замер, раскорячившись между столом и выходом из камеры. Черт, неужели какие-то проблемы?

- Передайте им, пусть не жадничают. Пусть чуть-чуть пожертвуют для клиники. На пропитание. А то здесь даже каша – и та с комочками... Только не мне одному, а всем больным. Сирых и убогих не так много. Не убудет с родни, если перестанут горелым потчевать и чуть-чуть молочка на полдник выделят. С печеньками.

- Питание. Понял. Я обязательно передам.

- Премного благодарен.

Бывший граф уложил в коробку слепленную фигурку и задумчиво посмотрел на три готовых, лежавших справа на заботливо подстеленной бумажной салфетке. С переломанными руками, ногами. Отдаленно походившие на главарей вооруженного переворота. Да, прошлая власть облажалась, заигралась в тайные общества и кукловодов. Не сумела выгрызть глотки у соседей и те сработали на опережение. И ему палату в психушке выдали по одной единственной причине. Не все активы в прямом доступе. Многое на тайных счетах, информация о которой спрятана в глубинах его памяти. Поэтому переметнувшаяся родня и подсуетилась, прибрала с глаз долой. Позже, когда суета уляжется, начнут беседовать предметно. С чувством, с толком и расстановкой.

Если доживут.

Потому что Вениамин Георгиевич не сердился на родственников, нет. Он их ненавидел. Как и новых правителей.

Полюбовавшись правой искореженной пластилиновой «куколкой», старик двумя пальцами взял ее за голову и свернул шею.

Утром газеты вышли с траурными рамками. «В результате несчастного случая канцлер империи погиб по дороге на работу. Поскользнувшись на мокрой от дождя мраморной лестнице, упал и получил травмы, несовместимые с жизнью. Похороны пройдут...»

О том, в каком виде нашли канцлера в постели, старались даже не шептаться по углам. Как и о том, что новый министр промышленности выполз на балкон пентхауза в центре столицы, на единственно работающей руке подтянулся и полетел вниз с двадцатого этажа. Наверное – знал, что его ждет.

Опасное это дело – власть у соседей забирать. Можно ненароком и нарваться.