Полуночная гостья. 7.38. Виолетта

Он ушел. Без прощального слова и взгляда. Хотя б улыбнулся, хотя бы кивнул.

Слишком много хотела – любви, вдохновения, славы. А ведь он не солгал тебе                                                                                                                                            и не обманул.

Просто договор,

Просто приговор.

Просто глупое сердце, как глупого зверя, строками вспугнул.

Что изменится? Разве исчезнут добытые дешево деньги и слава?

Скандалом пополнится слава.

Что любовь? На любовь ты себе самовольно присвоила право.

По поддельным любовь не живет документам, с ворованным правом.

Что ж, иллюзия долго не таяла, ладно и складно держалась.

Но расплата пришла. Все, что было нолем и на ноль умножалось,

Вмиг себя изжило, и осталась жалость –

Такая малость!

Истлевай теперь, не спеша, 

Мертвая душа!

Нынче что душе? Завершит полет

Через белый холод на синий лед.

А может, и телу с моста в лет –

В лебединый лет –

На лед?

Я бежала, летела,

Мне в лицо хрипло пела

Расторопно разлившаяся метель.

Доверяла она мне легенды далеких земель –

Проклятых, жалко погибших земель.

Мертвый город смеялся раскатисто каменно-горьким безудержным смехом.

Подворотни, разинувши рваные рты, порождали, то хлипкое, хилое,

                                                                                                              то мощно-хищное эхо

Больного смеха.

Тихоходно ходили-бродили, держали диковинные огни серебристые призраков силуэты.

А снежинки рыдающим роем за ними гнались и рискованные проделывали пируэты.

Я б сейчас закурила. Где ж за полночь взять сигареты?

Говорили любовно о прошлом в пустоту запахнувшиеся дворцы.

Танцевали, целуя отцветшую ночь церемонно, в простывших дворцах мертвецы. 

И казалось, я уж больше не жила.

Изломала мне метель крыла.

Переломы зарастить я не смогла,

Пустоту морозную пила. 

Переулок, извилистый, мерзлый, сдавил меня вздорною близостью                                                                                                                                         древних и душных домов.

Доставали дома застарелые стылые страхи из просторных своих закромов.

И теснясь разношерстной толпою, те страхи терзали меня

И на сердце мне клали холодные руки, ядовитую кровь леденя

Мою черную кровь леденя.

Вдруг потек тонкой струйкой по серому скучному снегу колдовского сиянья

                                                                                                              неяркий ручей золотой.

Пересек он мой путь. Непреклонно пресек он мой путь, разливаясь, приказывал: Стой!

Замерла я, стараясь пореже дышать, не хрипеть, не сипеть перехваченным горлом.

Мрак проулка прорвала мерцающая фигура, окруженная радужною мандорлой.

Парень, будто на потеху,

Был в сверкающих доспехах

Из старинного арсенала.

Все ж немедля его я узнала.