Про "Искру жизни" Ремарка

У меня в этом году своеобразный челлендж - вместе с книгами самиздата на конкурс рецензентов читать в том же количестве уже устоявшуюся литературу. Не знаю, насколько меня хватит, но кто не рискует, тот не пьет шампанского. Не хочется быть чукчей-писателем из анекдота.

В этот раз прочла в один присест “Искру Жизни” Ремарка. Первое впечатление от книги было как от Солженицина вперемешку с множеством голландских книг на тему Второй Мировой войны и фрагментов, описывающих концлагеря в частности. Например, я когда-то читала книгу про мальчика-еврея, скрипача, который не погиб в таком лагере только благодаря своему таланту музыканта. Да что уж там, про концлагеря я слышала и от очевидца - к нам когда-то в начальную школу приходил переживший все это человек, бывший одноклассник Анны Франк, рассказывать про свой опыт. 

Собственно для меня, в свое время сильно увлекавшейся этой темой, в тематике “Искры” не было ничего нового. Однако было что найти в подаче, в построении. 

Во-первых все куски от имени Нойбауера, начальника лагеря. В фильмах, когда нам показывают злодея СС-ца, мы часто не знаем, насколько человек, милым голосом спрашивающий своих жертв “я ведь помог вам?” реально верит в собственную ложь. Возможно он четко понимает, насколько он бесчеловечен, просто наслаждается этим. Возможно это просто издевка, игра, в которую он играет со своими жертвами. Однако тут мы видим немного другую картину.

Довольно лаконичным тоном Ремарк показывает нам глубокую паутину самообмана. Человек, который обманом, пытками, угрозами, любыми собственно средствами нажил свое состояние во время войны, старательно пытается себя убедить, что он-то хороший. Сначала, сравнивая себя с другими, уверяя себя, что он получше будет. У него в лагерях нет газовых камер, заключенным можно отсиживаться в “Малом лагере”, не работая, до самой смерти. Он же гуманен - он не убивает их, когда они больше не могут работать. Что в “Малом лагере” спят по четверо на койку, если не на полу или не в коридоре, что им отказывают в банальной гигиене и кормят через раз - так это же все-таки враги Фюрера, другие еще хуже с ними обходятся. 

Человек, который с плавным приходом американских войск (в конце книги лагерь освободили американцы) начинает подсознательно понимать, что оправдание “я хороший патриот” уже не прокатывает, и вновь и вновь пытается забить брешь в совести. Причем совести по сути у него и нету. Но его волнует, “что подумают другие”. И чем ближе момент, когда от этих других станет зависеть его жизнь, тем больше он устраивает спектакль. Типичный пример - посаженные цветы перед бараками, одновременно с отмененным пайком для всего лагеря. Нойбауера хватает на то, чтобы отдать какой-то левый приказ ради общего “счетчика хороших дел”, но не на то, чтобы проследить, чтобы от этого приказа не пошли волны отрицательных последствий.

Это человек, который старательно делает вид, что все это ниже его. Что вот он человек прекрасного, любит цветы и кроликов, а вот все гады-плохие портят ему исподтишка репутацию и неправильно толкуют его приказы. Причем он прекрасно понимает, что откуда берется, но старательно, постоянно оправдывается перед собой и читателем, пытаясь доказать, что он-то еще ничего. Он просто исполнял приказы. Он просто помогал. Он мог быть хуже, а другие-то, другие и были хуже!

Похожая вещь показывается и на коротких примерах других СС-цев. Когда на одном дыхании упоминается то, как они любят жестокость и не приемлют врагов Рейха, но и влюблены в милую девушку и учат этикет, чтобы понравиться ее родителям. Люди которые редко оценивают себя с точки зрения человечности, четко разделяя “дом” и “работу”, словно ставя стены между своей возможной совестью и тем, как им удобней жить. Будь то стена из идеологии нацистов, из упрямого самообмана как у Нойбауера, или банальной уверенности, что спроса нет и не будет. Главное вовремя замять все следы. 

В параллель же нам показывают заключённых. Людей, которые потеряли все. Не только силы, достоинство и свободу. Но и желание за что-либо еще бороться. В начале книги мы видим человека, который положил все силы на то, чтобы просто выжить. Не думать. Не надеяться ни на что, чтобы несбывшихся надежды не сожгли его изнутри. Это люди, которые сумели приспособиться к немыслимым условиям. У которых совесть как раз на месте, но которой они банально не могут воспользоваться. Потому что уже видели сотню раз, как их или чужое геройство приводит к большему количествам смертей. Которые вынуждены оправдываться банальным “его уже не спасти”, вынуждены принимать смерть как что-то обыденное и которые готовы обсуждать человека при смерти, как покойника. 

Эти люди, наоборот, с приближающимися американцами начинают плавно возвращать себя. Держаться за то последнее, что у них осталось. Оживлять давно умершую надежду. Они все замечают, они так же, как СС-цы, на самом деле поступают против своей совести, уже много лет, но у них выбора на порядок меньше. И когда они убивали своих угнетателей, они тоже не чувствовали себя убийцами. 

Хороший поворот психики показан в разговоре между 509-м и Вернером. Когда переживший, и все еще находящийся в концлагере Вернер вещал, что вот, после войны они построят коммунизм на месте руин нацизма. Что они будут вынуждены всех недовольных и оппозицию тоже запрятать в те же концлагеря. Но это будет по необходимости, а не как у нацистов. Что они-то не совершат таких ошибок. Что они-то не развяжут войну, а если развяжут, то она будет победоносной. И ответы 509-го, который пытается показать Вернеру, насколько подобное мышление полно того же дикого самообмана. И что человек, который увидел и прожил все мучения концлагеря, никогда не должен желать подобного другому. 

И в этом собственно и видна великая проблема этого ужаса. Если на одно насилие отвечать таким же, оправдывая себя при помощи других великих целей, то это будет вечная грызня, которая никогда не кончится. Ни одна идеология не стоит того, чтобы лишать других людей голоса и свободы. Да, есть вариации терпимости в мере насилия и толерантности к нетолерантности. Это правда. Но есть разница между судом над СС-цем, и тем, чтобы запереть СС-цев в концлагере и проделать с ним и его семьей ровно то же, что они проделывали с другими. Потому что опускаясь до уровня своего угнетателя, ты становишься таким же как он. И ни одна месть не дает полного успокоения. 

Книга заканчивается на паре заключенных, женщине и мужчине, которые идут через поле, прочь от лагеря. Которые учатся снова жить, понимать жизнь не как выживание, а как что-то, что имеет некоторую себестоимость. Которая может приносить счастье. И на мой взгляд, это правильно. Поломанное надо чинить построенным, а не сносом. А свои грехи стоит искупать совершенным добром и трудом, а не собственными страданиями. Только тогда сможет хоть раз вырасти поколение, которые не будет считать зло единственным ответом на все.