Родник холодный 2 пишется...

Вечер в поселковом отделении милиции выдался тягучим, как смола. За окном уже сгущались сумерки, а тусклая лампочка, работавшая от дизель-генератора, под потолком дежурки мерцала, будто вот-вот погаснет, но держалась из последних сил — точь-в-точь как дежурный старший сержант Кротов, клевавший носом над журналом регистрации происшествий.

Жужжание мухи, бьющейся о мутное оконное стекло, — назойливое, монотонное. Где-то за стеной, похоже, у раймага с третьей попытки завелась «полуторка» — двигатель кашлянул и наконец затарахтел. Чей-то приглушенный смех — то ли пьяный, то ли просто беспечный.

«Четвертое дежурство за неделю. Седов опять „заболел“. Хорошо болеть, когда у тебя теща — главврач поликлиники в райцентре. А мне хоть с температурой сорок — всё равно приползешь, потому что замены нет. Потому что кто-то должен сидеть в этой конуре. Пятница, вечер — в посёлке бухают. Часа через два начнется. Встать что ли, да прибить эту муху?»

Дверь в дежурную часть чуть приоткрылась, в помещение заглянул караульный милиционер в бронежилете — на размер меньше положенного; АК-47 с потертым прикладом на плече.

— Товарищ старший сержант, тут…

Старший сержант Кротов медленно поднял глаза от журнала и устало провёл ладонью по лицу — «началось».

Караульный не успел договорить, как дверь распахнулась с таким грохотом, что Кротов вздрогнул и чуть не свалился со стула. Из-за спины караульного в дежурку ворвался мужик в рваном телогрее на голое тело.

— Товарищ начальник! — рявкнул он, шатаясь. Запах перегара окутал помещение невидимым туманом портвейна «Агдам».

Дежурный совладал с равновесием на табурете, поймал фуражку, для начала разговора рявкнул, для острастки и укорота:

— Семён, ёкарный ты бабай! Входить надо, когда вызовут или хотя бы стучаться надо! Что ещё случилось? О-о-о… Да, братец… ты же, братец, опять в говно.

— Да вот, начальник, гады… — Мужик ткнул грязным пальцем куда-то за спину. — Меня в карты обыграли! На троих! Чисто развели!

Кротов зевнул и потянулся за остывшим чаем.

— Ну и? — спросил он, смазывая слова вялой интонацией. — Это не повод милицию тревожить. Играл — значит, рисковал.

— Да они шулера! — Мужик ударил кулаком по стойке, отчего звякнула пепельница. — Я ползарплаты проиграл! Жена убьёт!

— Но, но, но! — Старший сержант поправил пепельницу, гранёный стакан с ручками и карандашами разных цветов, выровнял журнал параллельно сторонам стола. — Ты тут не очень-то руками, а то сам знаешь — охолонёшь у меня в обезьяннике до утра. А когда жена, как ты говоришь, тебя убьёт, вот жену тогда и посадим. Давай — иди на воздух. Всё — приём окончен!

Мужик нахмурился, но не уходил. Вместо этого он упёр руки в боки и наклонился к Кротову так близко, что тот отпрянул от волны перегара.

— Да ты чё, начальник?! — заорал он хрипло и громко. — Я ж тебе говорю — меня нае… обманули не по-честному! Они там карты метали, как цыгане на вокзале! Я ж не дурак, я видел!

— Семён, — сказал он уже без прежней строгости, — ну сколько можно? В прошлый раз ты приходил, потому что у тебя куры сбежали. Потом — что сосед тебе на огород насрал. А теперь вот карты. И всегда не трезвый. Может, хватит? Семён, тебе поговорить не с кем, да? Ты как нажрешься, тебе поговорить, значит, не с кем. Так получается?

— Но… — мужик замялся, но тут же снова вспыхнул. — А деньги?!

— Какие деньги? — Кротов приподнял бровь. — Ты сам их поставил?

— Сам.

— Добровольно?

— Добровольно.

— Ну, всё.

— Что всё?

— Иди на воздух. Приём окончен.

— Да они ж… — Семён задохнулся от ярости и вдруг резко опустился на стойку дежурной части — почти лег, будто из него выпустили воздух. — Ладно… — прошептал он. — Ладно, Кротов… Ты мне не помог. Запомним… Кротов.

— Давай, давай, давай.

— А я вам всем покажу! Я вам всем докажу… — совершенно срубившийся Семён, заскочивший на свою волну, тряс указующим перстом в сторону бесконечности. — А я вам всем…

Кротов почесал затылок, взглянул на часы, отхлебнул чая.

— Давай, давай, давай, Семён. Освобождай служебное помещение. Давай, давай, давай, — старший сержант повысил голос. — Семён, ёкарный бабай! Я что говорю тебе?! Сейчас закрою тебя на 15 суток!

— Э-э-э… не-е-е-е-т… сержант… э-э-э… не-е-е-е-т… административный арест… административный… арест… Это начальник милиции или заместитель, — губы Семёна окончательно распластались по стойке дежурной части, но обличительный указательный палец над головой Семёна погрозил старшему сержанту. — А в 1977 году это право осталось только у народного судьи.

— Не-е, ну ты посмотри, какой законник!

— Год одна тысяча девятьсот семьдесят седьмой, — Семён не унимался и отчеканил сложные цифры, как диктор программы «Время», — год принятия нашей новой советской конституции. Нашей! Советской!

Семён дважды ударил себя кулаком в грудь.

— …сасибо…

— Что, что? Что ты там мямлишь?

— Спасибо!

— Спасибо?

— Спасибо, дорогому Леониду Ильичу… — и вдруг Семён заорал нараспев с выражением: — Малая земля!!! Священная земля!!! Ты — моя вторая ма-а-а-ать!!!

В этот самый момент в помещение дежурной части отделения милиции посёлка Берёзово вошла старший лейтенант Комитета Государственной Безопасности Валентина Дроздова.

«Да тут какой-то патриотический экстаз в клубе самодеятельной песни — не меньше», — успела подумать Валентина, но вслух начала говорить согласно своей легенде прикрытия.

— Здравствуйте! Я к вам в Берёзово в командировку от Научно-исследовательского института радиологии и агроэкологии. Вот моё командировочное и документы. А вы дежурный?

— Здравствуйте, гражданка. Всё! Караульный, давай этот баритон на выход. Выводи его!

Караульный положил руку на плечо Семёна.

Семён, вдруг осознал, что апелляция к конституции 1977 г. вышла ему боком. А это значило только одно — вокруг враги. Он со стойки медленно осел прямо на пол. Его палец, ещё минуту назад грозивший небесам, теперь бессильно поскрёб линолеум.

— Гражданка учёная, — обречённо промычал он, уже будучи не в силах бороться с обстоятельствами непреодолимой силы, говоря знакомым ему юридическим языком. — Свидетельствую. Вот этот… препятствует… препятствует социалистической законности. И этот… Этот тоже препятствует. Эк!

Семён икнул.

— Давай, выводи его! Сейчас заблюёт тут всё.

— Э-э-э! Поднимайся, слышь, ты! — караульный ухватился крепче за ворот ватника.

— Вы, гражданка, по какому вопросу?

— Вот моё командировочное, паспорт, удостоверение старшего научного… — Валентина подала документы поверх головы Семёна.

— Это я понял, в командировку, — сказал старший сержант, перехватывая документы, но не сводя глаз с Семёна. — Вы по какому вопросу?

— Цель научного исследования — пробы грунта, воды в водоёмах, радиационный фон…

— Она учёная! Пусть скажет — можно ли по конституции…

— Заткни фонтан! Гражданка, вы уж извините… Тут, как видите, у нас экстренное конституционное совещание. Я не пойму только — вы что тут, в дежурной части, пробы ваши хотите брать?

В последней фразе старшего сержанта не было и следа иронии — он действительно не понимал, что от него хотят. Он протянул документы обратно Валентине.

— Пробы — в районе восьмой аномальной зоны. А пока — формальности. Меня инструктировали, что необходимо зарегистрироваться по прибытии.

Сержант Кротов поднял на неё глаза.

— В зоне? Серьёзно?

— В этом вся суть эксперимента. Поэтому мне ещё нужен сопровождающий на выделенную штатную единицу лаборанта-пробоотборщика. По форме № 8, оплата сдельно, деньги выделены.

— О! — оживился внезапно флегматичный караульный. — У отца моего деверь с геологами на северах в такое ходил — длинные рубли зашибал.

— Да погоди ты! — прервал его Кротов. — Так от милиции-то вам что надо?

— В зависимости от региона и сложности работ есть надбавки. Северные — до 100% к окладу, плюс полевое довольствие, доплата за экспедиционные условия ещё — 30% от оклада.

— Фигасе! Нормально… — протянул караульный и присвистнул.

— Да погоди ты. Так от милиции-то что надо, гражданка? Ну что ты стоишь? Выгружай его на улицу.

Караульный хотел, конечно, дослушать интересное о том, что и как там с полевым довольствием, но служба есть служба. Он покрепче ухватил ворот ватника и потащил Семёна по полу на выход.

Семён запел:

— А я по свету немало хаживал, спал в землянках, в окопах, в тайге… Дорогая моя столица, золотая моя Москва-а-а-а!!!