Все еще первая глава.

Плац был огромный, серый, как небо над ним. Мы стояли рядами, сотни кадетов, в одинаковых синих мундирах, которые жали в плечах и воняли крахмалом. Я тёр шею, которую ужасно натирал дурацкий воротник стойка.

 Впереди, на трибуне, стоял ректор. Генерал-майор Сосновский. Высокий, статный, с сединой на висках и орлиным взглядом. Его мундир блестел золотыми эполетами, а голос гремел, как раскаты грома, точно магическое усиление использовал. Интересно это артефакт или умение дара такое?  

— Кадеты! — начал комендант, и все замерли, даже ветер стих, будто боялся его гнева. Его голос гремел, а револьвер инкрустированный синими макрами тускло блестел, словно готовый плюнуть молнией. 

— Вы — будущее империи. Её щит. Её меч. Здесь вы станете мужчинами. Здесь вы научитесь дисциплине, чести, силе. И не просто силе, силе духа, что держит границу с Изнанкой! Там, на Изнанке, ждут твари, что рвутся в наш мир и с каждым годом прорывов все больше. Вы будете их бить — макрами, магией, сталью! Империя ждёт от вас крови и пота, чтобы ни одна изнаночная тварь не прошла!

Я смотрел на него и, чёрт возьми, почти поверил. Он выглядел… справедливым. Не как дядя, с его крысиными глазками, не как комендант, который вечно орёт. 

Сосновский говорил твёрдо, но без злобы. Как будто ему не всё равно. Но потом он замолчал, резко развернулся и ушёл с трибуны, даже не оглянувшись. Его шаги гулко отдавались, пока он исчезал в здании. 

— И всё? — пробормотал кто-то из старших кадетов за моей спиной. Голос был презрительный и насмешливый.

– До конца четверти его не увидим.

— Ага, а то и до Нового года — подхватил другой, с хриплым смешком. 

— Сосновский слишком занят. Следит, только чтоб мы не подохли. А то, что нас калечат или жрать нечего — это мелочи. 

Я обернулся. Двое старшекурсников, лет шестнадцати, стояли, скрестив руки. Один — с длинным шрамом через бровь, другой — с кривой ухмылкой. Их мундиры были потрёпанные, но пуговицы блестели, как у всех. 

— Для него главное, чтоб Совет кланов не прознал, — продолжал тот, что со шрамом. — А то в прошлом году трое загнулись, и Сосновский еле оправдался.

Я сглотнул. Трое загнулись? Они что, правда умирали тут? Я хотел спросить, но язык прилип к нёбу.