Что я не люблю в фэнтези-романах, и чего всячески стараюсь избегать

Вот простой пример: древнее, забытое всеми божество — нашло себе наместника среди живущих ныне, и доносит до него важную информацию об избранности. Почти всегда просто диву даешься, насколько это неправдоподобно описано. Обычно с персонажем просто говорят открытым текстом… ну, может, пару каких-то загадочных речевых оборотов и добавят для пущей солидности. Мол, вот тебе, мил-мал человек, чёткая инструкция всемогущества. Иногда, для пущей недвусмысленности, автор доводит до персонажа эти сведения через бездушный электронный прибор — самопроизвольно включившийся компьютер, например… или само собой заговорившее ночью радио.

Конечно, я говорю про случаи совсем уж плоско-традиционные — иные авторы всё же проявляют недюжинную фантазию. Но и те, и другие — зачастую обходят стороной проблему «лингвистического удушья». Как будто вообще не замечают её…

Я с трудом могу представить, чтобы заточённый где-то в магических ебенях Саурон что-то объяснял и разжёвывал перетрухнувшему от одного вида его Ока Саруману (ну, например). Толкиен эту проблему явно осознавал и напускал туману даже в учительские речи добрейшего Гендальфа. Ну, посудите сами, как просто и доходчиво объяснить малолетнему лоботрясу из Шира все эти хитросплетения инфернальных противостояний, растянувшихся за кадром на целую Вечность? Тут своему ребёнку арифметику-то толком объяснить не можешь …

В то же время — «боец без инструкций — бесполезная военном отношении единица» . Без расшифровок всей подоплёки ходов, которые эта, пока ещё бестелесная сущность, вынуждает сделать персонажа в его мире, ни читатель, ни сам персонаж — ничего не поймут толком, а значит и сделать мало что смогут. 

Когда-то давно я настолько озадачился этим противоречием, что написал «Свидетелей Апокалипсиса» (https://author.today/work/238482), раскидав там подобные вопросы-ответы по зубодробительной «боёвке». Мысль о том, что Бог (или боги, если персонаж существует в культуре, допускающей многобожие) настолько выше людей, что прямой контакт с Ним/ними вряд ли будет возможен… по крайней мере, в том виде, какой мы себе представляем. Ибо, как любым из человеческих языков описать те понятия, о которых люди и слыхом не слыхивали? Никак… или путём передачи зрительных образов — они более универсальны, чем язык, и хоть отчасти поддаются расшифровке.

Позже, работая над романом тёмного-претёмного фэнтези «Жестокие всходы» (https://author.today/work/469968), я снова столкнулся с этой проблемой, так мною однозначно и не решённой. Человеческое сознание — штука крайне эгоцентричная и почти самодостаточная. Любые трансляции оно неминуемо будет искажать, пропуская через мелкое сито собственных представлений. Так что той нечеловечьей сущности на другом конце провода — больше подойдёт мозг безумца… сумасшедшего. Он более внушаем…, но и более шаток, менее прочен. А нагрузка на синапсы предстоит — ого-го какая… Мозг ребенка? А что — это может сработать. Дети внушаемы и хорошо адаптируются. Но не станет ли такое «общение» само предвестником безумия? Сумасшедший ребёнок… да, эта картина архетипична, а потому напугает многих.

Роман «Жестокие всходы» (https://author.today/work/469968) выкладывается тут — не спеша, но и не слишком растягивая резину в долгий ящик.

Ниже будет иллюстрация к сцене одного такого "диалога" и небольшой фрагмент самого текста.

Бессонная ночь понемногу отбирала своё у дня — Луций всё-таки заснул, положив на руки уцелевшую правую щёку. В зажмуренном, но дырявом глазу пламя сделалось совсем тяжёлым и крепким — будто литым. Всякое начинало мерещиться в нём — вот среди дремучего сырого дреколья расправляло узлы ветвей кряжистое дерево. Совсем сухое, с суками, обломанными, как кость… старое, как сам мир. Трава густо росла у его подножья, карабкалась вверх по стволу, как по склону оврага — и продолжала расти прямо из ствола, как-то впишись жадными корнями в разломы коры. Это дерево было выше всех остальных — ветви крючились, но возносились в небо. Ветер равномерно ударял в середину ствола, как колотушкой… и дерево раскачивалось — будто переминалось с ноги на ногу.

Не успел Луций толком к нему присмотреться, как оно скрутило ствол, оглянувшись через плечо на него — на Луция, едва заметного среди этой травы… Тотчас бугристая кора на стволе набухла двумя близкими бороздами… потом кора лопнула, борозды разошлись, обнажая костяную желтизну рта.

https://author.today/work/469968 "Жестокие всходы"