Хочу поделиться одной главой из своей старой книги. Зайдет ли такое на АТ?

Книга о, скажем так, реинкарнации Адама и Евы, о таинственном орудии бога, за которым охотится вся мировая элита, некие Хранители и женщина, зовущая себя новым богом. Бог рассматривается с точки зрения науки, мистики, через разные призмы.

С помощью Сферы тысячи лет вершится история, за нее умирают и убивают. Журналистке Тале Гаус и военному врачу (и по совместительству сыну президента, которого Тала по своим личным причинам собирается убить) предстоит встретиться и собрать её, чтобы переписать будущее мира, который вот-вот закономерно подойдёт к концу.

ГЛАВА 1

За пять лет в Дельте не проходило и дня без выстрелов. Даже небо покрылось порохом. От постоянных взрывов у Логана гудело в голове, но уже через год службы он перестал на это обращать внимание. С начала войны он вообще успел ко многому привыкнуть. Спасать жизни. Отнимать жизни. Притворяться.

Южная Дельта считалась гуманитарной зоной, хоть гарью здесь пахло куда больше, чем безопасностью, и никто не мог предвидеть того, что здесь произойдёт сегодня ночью.

В приюте Святого Петра жили только сироты, которым некуда пойти. Несмотря на старания международных организаций и волонтёров, их до сих пор не удалось эвакуировать. Все знали, почему президент никогда не подпишет указ, но никто не произносил этого вслух.

«Приют держат на линии фронта, как наживку, потому что мёртвые дети – лучшее оружие пропаганды. А живые слишком дорогие и неудобные. Это не люди, а разменная монета, которую каждый день подбрасывают в кабинетах министров. Рано или поздно выпадет орёл, и это место показательно разбомбят в щепки», — ещё вчера утром говорил Логан, трясущимися руками закуривая уже десятую сигарету за час. Он не спал всю ночь, спасая двух попавших под обстрел беженцев.

А сейчас он мчался по коридору в операционную.

Восьмилетний мальчик наступил на мину. Оторвало ноги, одну по колено, вторую по щиколотку, в голову попали осколки. Так Логану передали по рации меньше минуты назад.

Он влетел так стремительно, что вышиб дверь плечом. Мальчик лежал на столе без сознания. Кожа серо-синяя, вместо ног кровавое месиво, тело бьют крупные судороги.

— Давление быстро падает. Уже сорок на двадцать, — сказал второй хирург, доктор Кайлан, накладывая жгуты. В голосе скользнула дрожь. Он был старше и опытнее Логана, но за полгода службы так и не научился справляться с тремором, поэтому оперировал исключительно в качестве ассистента.

— Я ввела кетамин, но мальчик пока слишком слаб для наркоза. Сначала нужно сделать переливание крови, — выпалила Веспер, анестезиолог. Женщина, потерявшая из-за войны обоих своих детей, отчаянно спасала чужих. Ещё год назад на её лице не было ни одной морщинки, сейчас же они покрывали весь лоб и собирались лучиками вокруг глаз, когда она хмурилась или плакала.   

— Возьмите мою, — бросил Логан, обрабатывая руки антисептиком до самых локтей. — Дейв, халат и перчатки.

Все трое переглянулись, но спорить не стали. Логан предлагал свою кровь только в экстренных случаях, и это был всего лишь четвёртый за все годы войны. Его кровь звали золотой, и не столько потому, что она подходила любому человеку и аномально ускоряла регенерацию организма, сколько из-за её золотистых переливов, которые были ещё более заметны в искусственном свете. Этот цвет успел напугать ни одного врача до того, как Логан вовсе перестал показываться в больницах в качестве пациента, опасаясь, что над ним начнут ставить эксперименты. О необычных свойствах своей крови распространяться он запретил.

Операция длилась пять часов. Из приоткрытой двери в коридор то и дело доносились обрывки фраз: «зажим», «скальпель», «сука», «адреналин внутривенно!», «срочно!», «он уходит…».

Последним, что вылетело из операционной, были лишь два слова:

«Живой?»

«Живой».

И этого хватило, чтобы Логан наконец отошёл от стола и медленно сполз по стенке. Его руки, халат, лицо – всё было запятнано кровью. Мышцы била мелкая дрожь. Он не помнил, когда спал в последний раз, не знал, какой сейчас день, не замечал боли в плече от схваченной неделю назад пули.

«Сколько страданий пришлось испытать этой маленькой душе… И сколько ещё придётся. Пусть не торопится просыпаться», — промелькнуло у Логана в голове перед тем, как он всего на секунду закрыл глаза… Всего на секунду…

Кто-то хлопнул его по плечу.

— Идём, док. Тебе нужно отдохнуть. Уже минут двадцать так сидишь, — над ним, протягивая руку, склонился Кайлан.

Логан не сразу признал себя в отражении его затемнённых очков. В последний раз он смотрелся в зеркало, должно быть, месяц назад, когда обрабатывал резанную рану на скуле. Её он получил в ближнем бою сразу с тремя солдатами, которые пытались тайком пробраться на территорию лагеря, чтобы украсть продовольствие. Рана зажила без следа уже через два дня. За двадцать восемь лет жизни Логан получал бессчётное количество травм, однако тело не оставило ни одного напоминания о них. Он пытался найти объяснение особенностям своей крови, но ни его знания о генетике, ни знания других докторов и учёных не дали вразумительного ответа.

Снаружи, как обычно, пахло гарью. Логан закурил, и привкус крови от пальцев остался на губах. Он был невосприимчив ни к никотину, ни к алкоголю, ни к другому виду ядов, и тем не менее выпускание дыма из лёгких давало ему некоторое чувство заземления.

Сидя на пустом деревянном ящике и смотря в некрасивое, грязное небо, Логан стирал рукавом капельки выступившего на лбу пота. Его карие, почти чёрные глаза с покрасневшими от усталости белками слезились от едкого ветра, тёмно-каштановые волосы были непривычно взъерошены.

Тяжёлые шаги прервали его внутреннюю тишину.

— Как всё прошло? — спросил высокий, здоровый парень, садясь на ящик рядом. Выглядел он сурово, но его голос звучал куда мягче, чем ожидалось от того, кого за глаза чаще называли «грудой мышц», чем по имени. А звали его Макс Кэнуэй.

Логан кивнул, стряхивая пепел на землю.

— Хорошо.

Конечно, это слово было уместно только потому, что «плохо» означало смерть.

— Кофе, — Макс протянул мятую алюминиевую кружку в жидкостью, по виду больше напоминавшую разведённую водой глину. — Командир снова просит уговорить тебя продлить контракт.

Тяжелый вздох вырвался из груди Логана.

— Это не имеет смысла. Война скоро закончится, — он взял едва тёплую кружку и сделал глоток. Оказывается, его всё это время мучила жажда, и даже армейский кофе теперь казался не таким скверным.

— С чего ты взял?

— Через месяц выборы. Против Резерфорда ни у кого нет шансов. А он дипломат и пацифист.

— Хм, — Макс почесал затылок, — все президенты обещают мир. С чего бы верить очередному?

— Вера – последнее, на что стоит опираться в делах, касающихся политики и денег, — Логан достал из металлического футляра с выгравированным львом очередную сигарету. — Его мирный план разделения территории, демаркации границ и выведения войск уже одобрили Совет Безопасности ООН и МФВ. Они готовы подключить миротворцев в тот же день, как он выиграет выборы. На кону многомиллиардные инвестиции и снятие санкций, и, если Резерфорд не прекратит войну в первые сто дней, страна всё это потеряет. А деньги куда полезнее танков.

— Удивительно, как тебе удаётся сохранять ясный рассудок при твоём уровне нагрузки, который свалил бы табун лошадей, —  Макс отхлебнул из своей кружки, морщась от горечи. — И всё-таки… Что если снова победит Львов и…

Он не успел договорить.

— Это невозможно, — перебил его Логан. — Но если хочешь остаться, я возражать не буду, — последние слова он сказал с плохо скрываемой с горечью, но не был уверен, что Макс её распознает.

— Я обещал Лили вернуться и сфотографировать её на выпускном в этой дурацкой мантии. Больше мне причин и не нужно. — Вдруг он о чём-то задумался. Его брови медленно поднялись, зелёные глаза прищурились, став похожими на две узкие щели. — И что, чёрт возьми, значит, ты не будешь возражать?

Логан устало улыбнулся.

— У тебя своя жизнь.

— Да, которую я не имею права потерять, пока моя сестра не выйдет замуж. А если ещё раз прилетит пуля в голову, кто меня спасёт? Только ты это можешь сделать. Ты гений.

— Заткнись, — Логан толкнул Макса в плечо.

— Я ведь серьёзно.

Они познакомились спустя три месяца с начала войны, при обстоятельствах, совершенно не располагающих к знакомству. Это случилось в Северной Дельте, в самой гуще военных действий. Дождь не прекращался уже двое суток, землю размыло так, что ботинки погрязали в месиве по самые щиколотки, и это сыграло злую шутку.

Обстрел начался рано утром.

«Я едва успел натянуть штаны и выбежать из палатки, как поскользнулся и получил пулю в висок. Представляешь, как нелепо? Она должна была пролететь мимо. Не такой я представлял свою смерть. Но всё-таки умер. По крайней мере, я был уверен, что тогда умер. И до сих пор так думаю. Тяжело объяснить… Но не было никакой вечной темноты или света в конце тоннеля… Я видел что-то другое…», — первое, что сказал Макс после того, как нему вернулся дар речи после операции. — «Следующее моё воспоминание – ты светишь мне в глаза фонариком. Я тогда хотел обозвать тебя придурком, но язык не слушался. Поэтому обозвал у себя в голове, и далеко не только придурком».

Это был первый «экстренный случай» Логана, и он подарил ему первого близкого друга. С тех пор Макс ходил с металлической пластиной в мозге, которая могла оборвать его жизнь в любой момент. Вот только он об этом не знал.

— Так какие у тебя планы после завершения контракта? — спросил Макс, жмурясь от внезапно показавшегося из-за тусклых облаков солнца. — Я бы женился.

— Женился? На ком?

— Пока не знаю. Но разве проблема найти кого-то? Теперь у меня куча денег, да и сам я не урод. Веспер даже назвала меня красавчиком.

Логан бы рассмеялся, если бы у него нашлись для этого силы, но улыбка всё-таки вырвалась. 

Макс действительно имел всё, что нравилось большинству девушек: высокий рост, почти в два метра, мускулистое тело, широкие плечи, сильные бедра. Несмотря на то, что черты его лица были грубоватыми, вместе они смотрелись гармонично. Слегка крючковатый широкий нос, пухлые губы, бледно-зелёные глаза с лисьим разрезом, из-за которого они постоянно выглядели прищуренными, странными образом сочетались друг с другом так, что Макса справедливо можно было назвать привлекательным. У него было всего два недостатка, и те не касались внешности. Во-первых, он был слишком неповоротливым из-за массивной мускулатуры, а во-вторых, из-за травмы головы соображал ещё медленнее, чем раньше. Тем не менее, если бы Макса спросили, что бы он изменил в себе, он бы без промедлений назвал цвет волос, который достался ему от отца, к счастью, умершего ещё до того, как Макс вымахал настолько, чтобы самому его убить. Медные волосы и тёмные брови наравне с алкогольной зависимостью были отличительной чертой рода Кэнуэев.

— Я вообще думаю над тем, чтобы снять помещение и стать тренером по рукопашному бою, — продолжил Макс, потягивая кофе. — Что скажешь?

Логан повёл бровью.

— Да, — протянул он, — это ты умеешь хорошо.

— И для остального я откровенно туповат. Не смотри так, я тормоз, но не идиот, сам  всё знаю.

Логан в поражении поднял руки, выпуская изо рта плотный клуб дыма.

— Так что, какой всё-таки у тебя дальнейший план действий? Осталось меньше месяца, — снова спросил Макс, вспомнив, что так и не дождался ответа. Логан вообще часто проделывал это – всячески уходил от разговоров о себе.

— Может, вернусь в больницу, где работал раньше. Меня там ждут.

— Здорово, но что потом?

— Потом? О чём ты?

— О семье, конечно. Жена, дети, дом, собака, рыбки, дохнущие каждую неделю, война с соседями из-за нестриженного газона. Одним словом, мечта. Разве ты этого не хочешь?

Логан опустил голову, уставившись в землю.

— Не думаю, что заслуживаю этого.

Макс поперхнулся кофе, услышав это, но не успел ничего сказать – к ним подбежала белокурая девочка лет пяти и без каких-либо колебаний запрыгнула на колени к Логану. Она выглядела напуганной, глаза красные от слёз.

Логан быстро потушил сигарету и заботливо вытер мокрую щёку девочки большим пальцем. Она обвила его шею маленькими ручками, хлопая круглыми зелёно-голубыми глазами.

— Что случилось, золотко?

— Джорджи умер? — ей пришлось прикусить губу, чтобы снова не расплакаться.

Она говорила о мальчике, которого утром оперировал Логан, своём брате.

— Нет-нет, с ним всё будет хорошо. Джорджи пока спит.

— Но я видела, как ему оторвало ноги… Как он сможет жить без ног?

Логан ответил не сразу. Он смотрел в эти детские, насквозь искренние, огромные от страха глаза. У его брата были такие же, точно такие же, он прекрасно их помнил даже спустя  восемнадцать лет.

— Мэри… — начал он осторожно. — Человек – это не только его тело. Куда важнее то, что здесь, — он дотронулся до лба девочки. — Джорджи всё ещё твой брат, у него всё ещё есть мечты и чувства. Он не стал хуже, не стал другим, хотя первое время ему будет страшно. Поэтому когда Джорджи очнётся, просто обними его и скажи, что всё будет хорошо. Пока ты рядом, он со всем справится.

— Но что, если над ним начнут смеяться?

Он почувствовал, как её крошечные пальцы сжали ворот его куртки чуть крепче.

— Над героями многие смеются, пока не узнают, через что они прошли.

— Значит, мой братик герой?

— Конечно, — Логан погладил Мэри по голове, — он победил саму смерть. А ведь смерть не щадит никого, но даже она испугалась силы Джорджи.

Мэри улыбнулась, и даже щёки её порозовели.

— Правда? Я всем буду это рассказывать, — она прислонилась к груди Логана и вдруг снова отпрянула. — Это ведь вы спасли Джорджи. Выходит, вы тоже герой?

— Нет, — ответил Логан отрешённо. — Вовсе нет.

— Он доктор, — внезапно в разговор встрял Макс. — Это так же круто.

— Тогда я тоже хочу быть доктором, когда вырасту. Я не боюсь крови.

«Ещё бы ты боялась, малышка. Ты с первого дня растёшь в войне и не знаешь другой жизни. Но однажды ты будешь просыпаться не от выстрелов», — Логан тепло улыбнулся, когда Мэри взяла его за руку. Её ладонь была мокрой и холодной.

Из-за угла жёлтого здания выбежала низкая, коренастая женщина с собранными в строгий пучок волосами. Увидев девочку, на мгновение она остановилось, и её суровое выражение лица чуть смягчилось.

— Мэри, снова ты докучаешь доктору Мейстеру! — в десяток мелких шагов она оказалась совсем рядом. — Идём, тебе пора принимать лекарства.

Мэри только крепче прижалась к груди.

— Лекарства? — спросил Логан.

Женщина потускнела.

— В последнюю неделю она совсем не спит, доктор. Вскакивает по ночам и кричит, что мы все скоро умрём, а на утро ничего не помнит…

— И что вы ей даёте?

— Фенобарбитал и мелатонин в сиропе.

Логан прикрыл глаза и сделал мучительно глубокий вдох. Затем медленно выдохнул.

— Неделю назад совсем рядом была ночная перестрелка. Конечно, Мэри напугана, она же всё видела из окна. Может быть, вы бы знали об этом, если бы просто поговорили с ней. Девочке нужна забота, а не таблетки, миссис Катберт. И она вовсе мне не докучает.

— Всем нужна забота, доктор Мейстер. Не только детям, — женщина подошла ближе, чтобы взять Мэри за руку, но та отстранилась.

— Пока вы в силах стоять на ногах, у вас нет права жаловаться. Не здесь. И не вслух, — он говорил тихо, ровно, твёрдо.

Миссис Катберт поджала губы, невольно опуская глаза.

— Я хочу остаться с доктором, он хороший, — упрямо заявила Мэри.

— Тебе нужен режим и покой.

Логан наклонился к девочке.

— Мэри, давай заключим договор. Сейчас ты пойдёшь с миссис Катберт, примешь сироп и поспишь, а завтра мы вместе напишем письмо для Джорджи, чтобы он прочитал его, когда проснётся. Как тебе идея?

Мэри колебалась, затем слабо кивнула.

— Правда? Обещаете?

— Обещаю.

— И я смогу украсить письмо цветами?

— Самыми красивыми.

Она медленно слезла с колен и, прежде чем уйти, крепко обняла его за шею, по-детски забавно чмокнув в щёку.

— Спасибо, доктор Мейстер. Вы самый добрый на свете.

В глазах Миссис Катберт отразилась бурная смесь стыда и благодарности, когда её рука легла Мэри на плечо.

— Мелатонин оставьте, но фенобарбитал нужно убрать, он давно устарел и ей не нужен.

Женщина кивнула.

— Идём, Мэри. По дороге подумай, что бы хотела написать для Джорджи.

Закуривая ещё одну сигарету, Логан смотрел им вслед, пока обе, наконец, не скрылись за углом.

Макс молча сидел рядом. Лицо его отражало одновременно и беспокойство, и уважение – так он чаще всего смотрел на друга.

— Логан… Тебе надо поспать, хоть час. Ты берёшь на себя куда больше, чем может вынести человек. Ты же не бог.

Логан вглядывался в пространство, где только что исчезла маленькая фигурка Мэри.

— Да, точно, не бог, — он быстро, в пару тяг докурил до фильтра. — Будь я им – убил бы себя из-за чувства вины. — Фильтр полетел за землю. Логан поднялся. 

В следующую секунду из его рации донёсся хриплый голос, нервный командира Кроули:

— Логан, приём. Подойди, нужно кое-что обсудить. Это срочно, — последнее слово резануло слух свистом пронёсшейся мимо уха пули.

— Принял. Уже в пути.

Что-то было не так, он сразу это понял. В последние три дня его не покидало предчувствие грядущей беды, но оно не подчинялось логике, а вот Логан – да. Может, дело было в том, что в Дельте в последнее время стало слишком тихо, может, в чём-то ещё.

Когда Логан вошёл в здание главного штаба, раньше служившего пищеблоком, командир даже не обернулся. Он стоял спиной, и даже издалека было видно, как напряжённо дёргаются его плечи.

Мужчина резко обернулся и сел за стол, заваленный бумагами, среди которых его пальцы ловко выцепили жёлтую телеграмму. Брови его сдвинулись, рот искривился, делая и без того немолодое, угрюмое лицо ещё мрачнее.

— С самого первого дня, как ты поступил на службу, Логан… Я всё думал, да кто ты вообще такой? — он даже не поднимал взгляда, пустыми глазами водя по телеграмме. — Настолько мастерский боец, что я даже решил, будто ты успел отслужить в спецназе. Настолько одарённый хирург, что мог бы колотить сраные миллионы, но почему-то оказался в этом богом забытом месте! — Кроули вскочил с места и выпрямился во весь рост. — А сейчас тебя по всему фронту разыскивает грёбаная верхушка во главе с президентом, чтобы срочно перевести в Восточную Дельту, где сейчас спокойнее, чем под юбкой у мамаши! —в это мгновение его глаза, красные от злости, вцепились в лицо Логана, резко побледневшего.

— Что вы ответили, командир? — ему пришлось приложить усилие, чтобы прозвучать ровно. Вены на висках набухли и болезненно запульсировали.

— Что я ответил? Что тебя нет. Я не собираюсь терять такого ценного солдата из-за чьей-то идиотской прихоти.

Логан не был фаталистом, он вообще не верил в судьбу и её неизбежность, однако всё его тело на секунду парализовала всего одна короткая мысль:

«Это конец».

В три широких шага он преодолел расстояние от выхода до стола и оперся о его край ладонями.

— Сейчас же напишите, что я здесь. И нужно немедленно начать эвакуацию детей, скоро это место сравняют с землёй.

— Ты что, с ума сошёл? Моё расположение к тебе пока сильнее желания врезать, но следи за языком.

— Послушайте меня внимательно, командир Кроули, — Логан знал, что каждое его слово может превратиться в гвозди, которые утром он самолично забьёт в детские гробы. Права на ошибку не было. — Вы совершенно правы. Я важен для правительства, и последнее, чего они хотят – моей смерти, поэтому в срочном порядке пытаются перевести на восток. Солгав о том, что меня здесь нет, вы подписали сотне жизней смертный приговор, в том числе и себе.

— Что ты, чёрт побери, такое несёшь, Логан? Тебе нужно поспать. Отправляйся к себе, это приказ.

— Алек!

Логан не просто назвал командира по имени, он повысил на него голос. Непозволительно.

— Если ничего не предпринять, в завтрашнем выпуске новостей вашим именем подпишут обгорелый труп, лежащий в груде обломков. Вы думаете, все пять лет нам не дают провести эвакуацию просто так? Это место держится на случай предсмертной агонии, когда наша страна окончательно потеряет мировую репутацию из-за бессмысленной войны! Гуманитарная помощь задерживается, хотя давно одобрена, над нами в последние дни летают правительственные дроны, а люди, напавшие на нас неделю назад, носили республиканскую форму, но говорили с сильным восточным акцентом. Это обычные наёмники! — Логан ударил кулаком по столу. — Через месяц состоятся выборы, и действующий президент сдаёт позиции. Не верите мне, так хотя бы верьте здравому рассудку!

Кроули упал на стул, расслабленно свесив руки. Желваки на его скулах заходили, а взгляд скользил пренебрежением.

— Ты утверждаешь, что наша великая и несломимая Конфедерация сама по себе нанесёт удар, чтобы дискредитировать врага, но говоришь мне о здравом рассудке?

«Верно, — подумал Логан, — Кроули – не просто патриот, он ярый националист, которого проще взять на мушку и связать, чем объяснить, что его страна способна на то, за что публично поносит других. Нужно сменить вектор разговора».

— Мы не можем получить официального разрешения на эвакуацию, но под приютом есть тоннели, ещё во время Первой войны оборудованные под бункеры. Некоторые из них затоплены, поэтому…

Кроули его перебил.

— Я отстраняю тебя от службы, пока ты не стал дезертиром. Ещё скажешь мне спасибо.

Логан медленно выпрямился во весь рост, отошёл от стола.

— Что ж, теперь на мне будет чуть меньше вины, — одним движением он достал пистолет и нацелил на командира.

— Ты совершаешь сразу два военных преступления, — Кроули поднял руки.

— Знаю. А теперь возьмите на столе наручники и наденьте их.

— Я не стану этого делать.

— Станете. Потому что понимаете, что в схватке один на один проиграете. То, чему учат спецназ, я умел ещё подростком, и куда лучше. Вы видели меня в бою.

— Сука.

Кроули прикусил губу от злости, но выполнил приказ. Вжавшись в спинку кресла, он будто уменьшился в размерах, теперь напоминая рядового солдата-новобранца, а не уважаемого командира.

Логан, не снимая его с прицела, нашёл в шкафу верёвки и подошёл ближе. Он уже предвидел то, что случится всего через мгновение.

Кроули резко вскочил, опрокинув стул, и потянулся к кобуре.

Логан был быстрее.

Он шагнул вперёд и с хрустом ударил командира локтем в челюсть. Тот отлетел к стене, осел, но попытался встать.

— Как только мы встретимся за пределами этой комнаты, я по всей Дельте пройдусь с твоей головой, насаженной на ствол, — Кроули сплюнул кровь.

— Вряд ли вы отсюда когда-либо выйдете. Первым делом они будут бить по штабу.

Логан нарочно не слишком туго завязал верёвки, чтобы выиграть достаточно времени, но при этом не обречь Кроули на смерть. Главным образом потому, что не хотел с ним сталкиваться после неё.

Он забрал автомат командира и просунул его через две ручки с обратной стороны комнаты, блокируя двери.

«Выберется через окно», — последнее, о чём подумал Логан перед тем, как выбежать из штаба.

Только на выходе он понял, что ранен. Кроули полоснул его ножом, когда сделал вид, что тянется к пистолету.

«Неплохо, — Логан провёл ладонью по окровавленному животу, — но недостаточно».

И всё-таки сноровка его подвела, впервые за пять лет, а может, и за всё время. Почему? Дело в истощении тела, падении духа или в том, что… В том, что он человек? Обыкновенный человек…

Логан на секунду остановился, чтобы закрыть глаза и попробовать осознать эту мысль. Но она ускользнула слишком быстро.

Он отправился в правое крыло приюта, где жили все медики, чтобы быстрее добираться к пациентам.

В его комнате раньше жил сторож, который войны он погиб одним из первых. Здесь стояли жёсткая кровать со старым матрасом, сломанный комод и умывальник с настенным зеркалом. На стол места уже не нашлось, и, если Логану нужно было что-то написать, он делал это стоя у подоконника. Солнце сюда доходило плохо и с электричеством регулярно случались перебои, поэтому часто приходилось напрягать глаза в отблесках свечей.

Логан закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. Внутри было тихо, и только ветер тихонько посвистывал сквозь тонкие щели деревянного окна. Половицы заскрипели, когда Логан в тяжёлых ботинках прошёл к комоду. Снял куртку. Плечи болели, лопатки ненадолго свело судорогой. Одним движением он стянул водолазку, обнажив поджарый торс, широкую грудь и рельефные, крепкие руки. Это тело, подобно античной статуе, кропотливо высекалось годами, но вовсе не для красоты. С самого детства отец внушал Логану, что их семью постоянно окружают враги и совершенно любой человек может оказаться предателем, поэтому нужно быть всегда готовым либо всадить нож первым, либо знать, как от него увернуться. Логан прекрасно умел и то, и другое, но хладнокровной жестокости ему отец привить так и не смог. Более того, ему не удалось передать сыну ещё много других своих качеств: алчность, гордыню, властолюбие, эгоизм, высокомерие, циничность. И по характеру, и внешне они были мало похожи.

Нож Кроули вошёл неглубоко, но резанул сбоку, по касательной, оставив длинную, жгучую полосу под рёбрами. Мышцы дёрнулись, когда Логан коснулся их пальцами.

Он не поморщился. На автомате включил воду, тонкую, ржавую струйку, и промыл рану, заливая её антисептиком из армейского набора.

Сухой бинт, ножницы, узел сбоку. На перевязку ушло не больше минуты.

Логан нагнулся к умывальнику. Холодная струя ударила в лицо, и он на несколько секунд задержал дыхание, позволяя ей смыть пот и кровь. Подняв голову, он посмотрел в зеркало. Под глазами лиловые тени, чуть загорелая кожа теперь была на два тона бледнее, взгляд обострился. Логан взъерошил рукой волосы, откинул их назад. 

Ему снова показалось, что перед ним кто-то другой. В последнее время это случалось всё чаще.

Он достал из комода пузырёк с таблетками и принял сразу горсть, запив водой из крана, набранной в ладони.