Кто может остаться в наблюдателях

Рассказывала уже — но повторюсь, все еще актуально! — про то, как довелось мне общаться еще давно с одним гуру — прикольный чувак, его большой опыт взаимодействия с людьми неоценим для писательницы.

И на прекрасной лужайке, под журчание фонтанчика и малину сладкую из хрустальной вазочки поглощая, обсуждали мы ментальное здоровье. В частности, тот вопрос, что для сохранения этого самого здоровья нужно просветлиться настолько, чтобы быть наблюдателем жизни, не участником ее. Особенно своей жизни. Тогда потери, неудачи, болезни и смерти будут восприниматься, как нечто отстраненное, отдельное от тебя, как кино, которое, возможно ты не можешь выключить, но можешь кино не проникаться…

Гуру был силен, он мог, я — нет.

— Я наблюдатель, я наблюдатель, --- провожу я целительную аффирмацию. Три обезьяны, такое все… Выпрыгнуть из колеса жизни, смотреть на него с космоса…

С возрастом, иногда получается. Но все чаще я лезу. Мне не то, чтобы своей жизни наблюдателем быть сложно — а ведь это главная задача, но даже чужую я не могу отстраненно наблюдать.

— Тебе, что, больше всех нужно? — это уже не гуру спрашивает, гуру сейча сплещется где-то на Гоа. Это обывательский подход, тех самых маленьких людей, которых все устраивает, которые засовывают, как страус голову в песок. Правило трех обезьян у них плохо получается — потому, что они видят, слышат и говорят то, что от них хотят, а это совсем не по-просветленному получается, а просто приспособленство и выживание.

И почти все мои книжки про это. Про меня. Про то, что как не старайся сохранить позицию наблюдателя, жизнь поставит перед выбором — стать участником или вообще себя жить с самим собой невозможно. У всех героев разный выбор и у всех он мой. Хочу какого-нибудь оставить в наблюдателях — и не могу. Слишком много меня в них.

Блин! Да как же я ненавижу все это уже! Быть участником. Быть очевидцем, быть провидцем… Да сколько можно. Что там, в песне про кассандру, обычно случалось провидцами и очевидцами?

Хочу быть наблюдателем! Очень хочу.

Отрывок вроде бы как не по теме, а вроде бы как и по ней, те, кто книжку читал, возможно контекст поймут. А тем, кто не читал, может просто понравится как я пишу:

спойлер (показать)

Наконец доктора разрешили куратора навестить. Тот лежал в отдельной палате на кровати высокотехнологичной, но был вообще никакой. Ни мертвый, но как-то на живого не очень похож. …Он и в обычное время на сильно живого не похож, на кальмара хладнокровного больше похож, а тут такое…

— Добрый день, — сказал тому вежливо. Хотел спросить что-то, вроде «вы как», но не стал — дурному понятно, как.

— Добрый день, — еле слышно бормочет, — Когда я говорил, что вы сведете меня в могилу, Максичек, я не думал, что это произойдет настолько буквально.

Вот что за человек! Новую жизнь с нравоучений начинает… Хотя «Максичком» назвал, первый раз, обычно только официально.

— Я к вам по делу, — сказал, наклонившись к больному.

— Вот как? Я похож на человека, что способен заниматься делами?

Как для умирающего, слишком язвит.

Предложил блондину музыку послушать приятную, отвлечь от страданий… Ну у всех у них профдеформация — боялся, что подслушивающие устройства повсюду. Включил на телефоне ту оперу, про Зигфрида.

— Ого! Специфический выбор, — заметил приятный блондин, — ария «Зигфрид кует свой меч»…

Откуда он все знает? Почему все знает, собака? И почему он, Максик, знает так мало!

— Хотите польстить мне таким выбором музыки, вижу вас насквозь!

Вроде бы как смеялся… Ну, смехом это не назвать сложно, но эмоция на лице хладнокровного кальмара явно приятная.

— Пошлый льстец! …Что там у вас? Только к уху наклонитесь, из-за этих воплей ничего не слышно.

— Что мне говорить людям с работы, по поводу случившегося с вами? Меня спрашивают, а я не согласовал.

Ответный взгляд тяжелобольного соответствовал крикам Зигфрида из телефона: «„Жалкий гном!“. Потом говорил тихо и с трудом:

— Вы что, полагаете, что я вступлю с вами в сговор и буду врать службе? Нет. Когда вас будут опрашивать, вы честно расскажете, что случилось. Вы расскажете, что я, взяв отпуск на три дня, приехал вас забрать, поскольку вы, по глупости своей, оказались в бедственном положении, о чем мне сообщил ваш знакомый, указанный в ваших предыдущих показаниях. Я поехал потому, что именно я был указан в вашем личном деле, в качестве… эээ… душеприказчика…

Блин! Когда отправлялся на последнюю, самую безопаснейшую миссию в мире, учителем-наблюдателем, то анкету заполнял и там вопрос был — какое лицо будет принимать решение насчет всяких реанимаций, похорон и прочих других ситуаций, в силу недееспособности или смерти, не способен принять насчет себя решение сам. Раньше командир с женой были указаны, а теперь они не могли…

Ну кого еще указывать? Бальтазара? Он далеко. Соседей, с которыми дружил? Не хочется, чтобы они узнали подробности жизни или смерти. Приятелей по спорту или прочим хобби? Барышень с сайта знакомств? Уж точно не их… Вот и остался приятный блондин. Вот и пусть возится, если что. Дулю ему. Придется повозиться наверняка спокойно умереть, как все приличные люди, Максик не сможет. Придется возиться… Мелкая и детская пакость.

…— По пути мы подверглись нападению и вынуждены были принять бой, где я пострадал. Вот и все, что было. Вот и все, что вы скажете. Правду. Вы не видели боя, поскольку инвалид, и про бой ничего рассказать не можете.

Смотрел в глаза, глаз не отводя.

«Дай же мне меч! Среди людей он засверкает!» — Зигфрид вопил из телефона.

— Не нужно этой оперы, — сказал приятный блондин строго, — Никакой пошлой оперы, Макс. Никакой.

Ну понял, конечно, что это не про то, чтобы ютуб выключить. Это про то, чтобы Максик, рассказав правду, про «все, что было», умолчал про минутное безрассудство белокурого зигфрида, когда тот, надевая бронежилет, сообщил, вот в этом оперном духе, что делает то, «для чего рожден» — превратившись из наблюдателя в участника. Превратившись в человека.

Превратиться в человека — большой позор для сотрудника спецслужб, особенно в таком высоком статусе. И приятный блондин взглядом очень просил Максика о позоре этом умолчать.

Пишите, что думаете.

И вот еще один отрывок, он недавно был, но хорошее можно и еще раз выставить :))

— Планета Земля развита крайне неравномерно, — вещал как-то командир, — в одной части люди еще родо-племенным строем живут, а в другой уже почти коммунизм наступил... Но люди-то все одинаковы, не смотря на культурные различия, этология их одинакова... А что самое страшное — технологии убийства доступны всем — как тем, кто считает человеческую жизнь высшей ценностью, так и тем, для кого человеческая жизнь ничего не стоит.

А старую народную мудрость про то, что у некоторых суп редок, а других жемчуг мелковат, можно экстраполировать на самые разнообразные варианты жизни — как такие радикальные, как война, так и всякие общественные процессы... но эта пословица хорошо объясняет, почему часто люди вообще не понимают друга.

А чтобы понять, нужно быть снаружи — тогда сохраняется объективность наблюдателя, но необходимо быть внутри, чтобы понять суть явлений, в качестве участника. Недостаточно быть снаружи — никогда не поймешь. Недостаточно быть внутри — к своей жизни невозможно объективно относиться.

...Последнее вообще тогда не понял — командир так любил умничать, что иногда даже не хотелось вникать.

А вот сейчас понял — сейчас Максик, тот, кто снаружи, оказался внутри. Наблюдатель и участник одновременно.

Наблюдатель... Ведь такая его основная деятельность? А тут не смог в наблюдателях остаться, не сейчас...

И даже блондин приятный не смог.