Воскресный кобздец... ой, нет, абзац

В Турбинном зале Tate Modern обосновалась какая-то предметно-ориентированная инсталляция: по залу плавали надувные серебряные рыбы, на широком экране сменялись морские и пустынные пейзажи. Посетители без зазрения совести разлеглись прямо на полу и созерцали уходящий вдаль потолок.

— Последуем их примеру? — предложила Нала, почти без вопросительных интонаций.

Алан с гордостью запрокинул подбородок.

— Ты всерьёз полагаешь, я из тех, кто следует примеру?

Но она уже опустилась на светлый полированный кафель, напоминающий ледяную поверхность катка, и потянула его за собой. Алан не поддавался, затем поскользнулся и с достоинством сделал вид, что передумал, едва не рухнув прямо на неё.

«Пальто придётся отдать в химчистку…» — пронеслось в голове.

Пол слегка отдавал горькой хлоркой; полумрак, призванный погрузить в медитацию или дать глубже прочувствовать авторский замысел, раздражал: на свете, что ль, экономили? Сопящие рядом зрители раздражали вдвойне.

Он хотел было встать, но девушка потянулась и как-то легко, ненавязчиво пригладила его волосы.

Алан взглянул на неё и остался на месте.

— Знаешь, что бы сейчас подошло под настроение? — спросил он и тут же ответил: — Твой гимн.

— Это можно устроить.

Нала вынула из рюкзака телефон и беспроводные наушники, один протянула ему.

И вот она — та самая песня, вызывающая у Блэка одновременно испанский стыд за примитивные напевы и первобытную тягу к ним же.

В полутёмном атриуме, полном живых теней, мелодия воспринималась глубже, масштабнее — взывала к разрозненным чувствам принадлежности и отчуждённости. Отчуждённости от царившего вовне шепотливого мрака, от силуэтов, сверкавших экранами смартфонов и шмыгавших носом. Общности — с самим собой, собранным по крупицам в противовес этому миру: со своим телом и мыслями, с вереницей вынашиваемых планов, с амбивалентной личной стратегией. А ещё — как ни странно — с этой девчонкой по правую руку: голова на его плече, дужка очков мерцает в неровном свете, жемчужина наушника шипит майским жуком. Пальцы находят его ладонь, чертят узор — он зеркально его повторяет. Отстукивает азбуку Морзе вслед за гитарным боем — не потому что имеет такую привычку, просто угадывает, что это уместно. И пытается вспомнить перевод с португальского — но затем соглашается, что смысл, в сущности, не важен. Важна атмосфера. То самое Anywhen.

— Хочешь послушать ещё одну песню? — спрашивает Нала.

У неё дескать есть в запасе инструментал прямо под инсталляцию.

Он отказался: довольно с него экзистенциальной лирики. Неспешно поднялся и заявил, что пойдёт на третий уровень изучать картины Джорджии О’Кифф, благо не каждый день встретишь их в Лондоне.

* Гимн — имеется в виду  «гимн» из Тиндера. Песня, которую можно указать в профиле как  отражающую внутренний мир/убеждения пользователя. У Налы это Homelands за авторством Нитина Соуни, лондонского музыканта и композитора из  семьи иммигрантов из Индии. Поскольку отец Налы тоже индиец, их семья  следит за творчеством диаспоры.

** Anywhen — собственно, название реальной инсталляции, организованной в Tate Modern в октябре 2016 года.