Зогар Саг

Зогар Саг, прозванный Чернильным Змеем за виртуозность и ядовитый язык, восседал на резном троне из мореного дуба, словно древний князь. Его пальцы, испачканные сажей и красками, изящно перебирали костяные четки, отсчитывая невидимые циклы славянских богов. Он был хранителем древних знаний, мастером сигил, чьи начертания открывали врата в потусторонние миры и подчиняли волю духов. 

Его высокомерие было столь же безупречным, как линии, сходящиеся в центре сложнейшей печати. Он смотрел на простых смертных сквозь полуприкрытые веки, будто оценивая их пригодность для жертвоприношений, а не для диалога. Его слова текли медленно, как смола, наполненные намеками и иронией, скрывающими истинный смысл. Он позволял себе шутить над невежеством просителей, наслаждаясь их смущением и трепетом.

Он преклонялся лишь перед силой древних богов, а себя считал их наместником в мире людей. Каждое его действие, каждое слово было пропитано осознанием собственной исключительности и превосходства. Он творил сигилы не ради помощи, а ради демонстрации своего мастерства, ради утверждения своего божественного права на власть над тайнами мироздания.

Его мастерская, освещенная мерцанием восковых свечей и запахом трав, напоминала алтарь. Здесь, среди пергаментов, амулетов и банок с красками, он колдовал над символами, сплетая их в магические узлы. И каждый завиток, каждая линия, выведенные его рукой, несли отпечаток его гордыни, его уверенности в собственном богоизбранничестве.

Но даже Чернильному Змею, чья гордыня вздымалась до небес, не удалось избежать жнеца. Однажды, когда Зогар Саг упивался своим мастерством, создавая сложнейшую печать для порабощения духа, в мастерской погасли свечи. Мрак сгустился, обволакивая все вокруг ледяным дыханием. И из этой тьмы возникла фигура в черном плаще, с косой, сверкающей тусклым светом.

Зогар, привыкший к власти над потусторонним, впервые ощутил настоящий ужас. Он попытался воззвать к силе древних богов, но его слова застряли в горле, словно комья глины. Сигилы, которыми он так гордился, рассыпались в прах под взглядом жнеца. Магия, казавшаяся незыблемой, оказалась бессильной перед лицом смерти.

Жнец не произнес ни слова. Он лишь поднял косу, и лезвие, словно молния, рассекло воздух. Зогар Саг попытался уклониться, но его тело, изнуренное ночными бдениями и гордыней, не подчинялось ему. Удар был точен и неотвратим.

Чернильный Змей рухнул на пол, его пальцы, еще недавно державшие кисть, судорожно сжимали костяные четки. Кровь, смешиваясь с чернилами, растекалась по полу, образуя причудливый узор, словно последнюю, незавершенную сигилу. Мастерская, еще недавно наполненная магией и гордыней, погрузилась в тишину, нарушаемую лишь мерным дыханием смерти. Жнец забрал душу Зогара, унося ее в неведомые миры, где уже не было места для гордыни и власти.