Ночь пахла сладко. Потому что нас ели заживо

Я до сих пор слышу этот смех.

Он смеялся, пока грыз своё же плечо, будто хотел перекричать боль. А потом хруст — кости трескались, как сухие ветки. Это был не враг. Это был наш. Рыжий пацан. Мы ещё делили хлеб вчера. 

Когда всё началось, лагерь превратился в яму. Кто-то не закрыл ворота. Заражённые ввалились, как стая, как будто их впустили. Крики, мясо, гул. Командир рванул первым. Один солдат пытался зашить себе живот ржавой иглой, кишки вываливались прямо в грязь. Никто не помог. Никто не мог. 

А он… сделал то, на что мы не решились.

Топор в руках, кровь на лице. Сначала головы заражённых. Потом — тех, кто слишком громко кричал. Он резал горло нашим, пока мы смотрели. Он выбрал тишину. Он выбрал смерть вместо риска.

А ты бы смог сделать то же самое? 

Я узнал своего друга по ботинку. Всё остальное было мясом. И всю ночь этот ботинок горел у меня в голове. 

Утром лагерь был мёртв. Я остался один.

И в кармане у меня была лишь одна сигарета — та самая, которую я вчера стрельнул у него. А его самого… не стало. Может, он умер. Может, ушёл. 

А может, всё это он и устроил.

⋄

— Эту страницу нашёл пёс, откопав её у ворот лагеря, где случилась резня. Но если она пролежала в земле столько лет… почему чернила до сих пор свежие? 

Иногда тени прошлого попадают в тексты. Если захочешь проверить — «До зари»