Слова, слова, слова...

— Да вы, сударь мой, прямо мастер, — проговорила я. — Всегда приятно иметь дело с профессионалом. И в каком монастыре, если не секрет, вы постигали тонкости горизонтальной акробатики?

Леха тихо рассмеялся.

— Слова-то какие... «горизонтальная акробатика»... Надо запомнить. Мне просто повезло с «тренером». Мы тогда на Кубе стояли, целый месяц. В первой же увольнительной срисовали друг друга на набережной и понеслось... Не вылезали из постели при каждой возможности. Я тогда совсем свихнулся, хотел даже на Кубе остаться, но она же мне мозги и вправила.

— Как ее звали?

— Жоана. Потом, конечно, клялся, что буду писать каждый день, что приеду за ней, «увезу тебя я в тундру» и все такое. Только она была умнее, слушала, кивала, улыбалась, а в последний момент сама меня пинками на борт загнала. И с тех пор часто мне снилась. Очень часто. Почти каждую ночь. Я когда домой вернулся, ни на кого смотреть не мог, ни одна ей и в подметки не годилась. Пока тебя не увидел. С того вечера в августе Жоана мне больше не снилась. Зато стала сниться ты, пушиночка.

А я слушала и млела. Как же мы все-таки падки на такие душещипательные истории. «Женщина любит ушами». Какая сволочь это сказала? Это же правда! «Едрить Васькину ночнушку!», — сказал бы наш интернатский дворник.

— Знаешь, весь город судачит, что мы с тобой уже давно шоркаемся, — продолжал Алексей, его руки непрерывно гладили мою спину и все, до чего могли дотянуться. — А у нас с тобой только сегодня самый первый раз случился. Седьмое ноября, красный день календаря...

Я услышала его усмешку. Знал бы он, что еще тогда, в августе, кое-кто поспорил, что Леха уложит меня в постель за две недели. «Ха-ха» три раза!

— Ты очень похож на своего отца, — сказала я. — Только у него волосы с проседью и фигура помощнее. А так прямо одно лицо. Интересный мужчина.

— А то ж! Только ты губу-то не раскатывай. Он матушку любит. А она у нас такая красивая, как киноартистка. Так что не надейся, батя на тебя и не посмотрит, — проговорил Лешка и снова крепко прижал меня к горячей груди.

Так уж и не посмотрит? А кто мне ручку шаловливую между лопаток положил, провожая из кабинета? Кто мне глазки строил, наливая чай? Но я об этом уж точно никому не расскажу, а тем более Леше. Пусть и дальше своим батей гордится.

— А кто у тебя был «тренером»? — спросил Леха. — Кто девочку вскрыл? Если, конечно, это не смертельная тайна?

Я помолчала немного, соскользнула с Лехиной груди на черный мех и немного отодвинулась.

— Не хочешь — не отвечай, — сказал он примирительно.

Я усмехнулась. Теперь для меня все это было таким далеким и неважным.

— Одногруппник, на журфаке. Это было давно и вышло случайно. Ничего интересного, — сказала я безразличным тоном. — А те обалденные котлеты кто готовил?

— Понравились? — Леха оживился. — Это батя. Он вообще классно готовит. И все соленья-варенья тоже сам делает. Матушка умеет готовить, но делает это редко, работа у нее такая, что в любой момент может сорваться на вызов. Так что вся еда в доме на батиных плечах.

Я мечтательно повела глазами и промурлыкала:

— Вон оно что... А батя-то поинтересней тебя будет. Соблазнить его, что ли? Буду в любовницах у целого заместителя директора молокозавода ходить, каждый день свежими сливками кофеек разбодяживать. Красота!

Глаза у Алексея потемнели...