Кто-то лишний, терпеливее паука...

Дверь за ночь опять набралась сырости, разбухла и теперь выдиралась из дверного косяка, продвигаясь буквально по сантиметру. Анна дёргала и тянула её, чувствуя себя очередным безликим персонажем из сказки — не то внучкой, не то мышкой, не то, с учётом всего происходящего в её жизни абсурда, вообще неведомой зверушкой. Только вот репка ей досталась такая, что вытягивать её придётся исключительно в одиночку. Кроссовки предательски скользили по влажным доскам крыльца. Наконец дверь выдернулась наружу, а из дома пахнуло сладковатым, с кислинкой запахом, как от обветрившихся ягод, забытых в лукошке на солнцепёке.

Она замерла на пороге, втягивая воздух и сторожко прислушиваясь. Но дом молчал, погружённый в свою внутреннюю темноту. Не было ни шорохов, ни скрипов — только тиканье старых часов в глубине «покоев».

Некстати всплывшее воспоминание о ночи у Вассы заставило передёрнуть плечами.

— Это был сон, — твёрдо и громко, выделяя каждое слово, сказала Анна, будто проверяя, насколько убедительно это звучит. — Переутомление, нервы… Всего лишь сон во сне. Как в детстве, когда просыпаешься три раза, а на самом деле всё ещё спишь.

Сейчас, в нежгучем свете заболотского солнца, легко было поверить, что произошедшее в самом деле являлось лишь дурной фантазией. Но заходить в дом всё равно не хотелось. Там, внутри, было что-то… неправильное. Анна ещё с детства знала это ощущение — когда заходишь в комнату, и кожа вдруг покрывается мурашками, хотя вроде бы всё на своих местах и давно знакомо. Только сейчас оно усиливалось вдесятеро: скрип половиц удваивался эхом — как будто кто-то шёл за ней по пятам, тени в сенях сгущались и ползли следом, словно змеи, а давно нетопленная печь пахла гарью — слабо, но назойливо, как откровенный намёк.

Она представила, как там, в темноте под лестницей, что-то шевелится. Не призрак — нет, что-то плотнее, осязаемее. Будто кто-то незваный, чужой и чуждый, спрятался в укромном месте и сидит там, поджидает её, следит белёсыми глазами, как она мнётся у порога.

Анна мотнула головой. Рациональный голос твердил, что это просто старый дом, не жилой уже больше месяца. Но хребтом, по которому одна за другой прокатывались ознобные волны, она чуяла — там, под лестницей, за сырыми балками, определённо кто-то есть. Кто-то лишний. Кто-то, терпеливее паука, ждёт её. И не дышит. И улыбается.

В голове Анны будто щёлкнул крошечный замочек в потаённой дверце памяти. Всплыло, как сквозь мутную воду, бабкино наставление: «Коли ночами в избе кто лишний бродит — крапивной метлой его вымети. Да крепко мети, чтоб жглось, рук не жалей!»

Она перевела взгляд на заросли у забора. Крапива стояла стеной: сочные, злые стебли с фиолетовым отливом, усеянные ворсом жгучих щетинок. Листья, зазубренные как пилы, покачивались на ветру, точно тянулись к ней зелёными языками. Верхушки уже начинали цвести мелкими невзрачными кисточками — самое время для сбора.

В сенях, на ржавом гвозде, болтались рабочие рукавицы: брезентовые, потрёпанные. Анна потянулась за ними, и в этот момент где-то в глубине дома глухо шаркнуло, будто сам собой отодвинулся стул.

Она сжала рукавицы в дрожащих руках, как слабую, но защиту.

— Ладно… — выдохнула она, и её голос прозвучал очень громко в этой густой тишине. — Попробуем по-бабкиному…

Из глубины дома в ответ донёсся лёгкий скрип — точь-в-точь как смешок. Крапива у забора резко качнулась, словно кто-то невидимый прошёл сквозь неё.

В Заболотье не заскучаете Заходите в гости!

Картинка ниже кликабельна, её использование перемещает в мистическую и атмосферную историю во мгновенье ока

«Водяна», прошу любить и жаловать! Книга завершена, выкладываю в день по полноценной главе, завершу публикацию в течение двух недель. В процессе публикации текст полностью бесплатный, потом открою продажи.