Воскресные тесты длиной не в абзац
Автор: Anita Oni
Не выходит подобрать абзац, именно абзац, чёрт бы его побрал, jumalauta. Что за день-то такой за сегодня.
Так уж скину пять тыщ, и пофиг. Немного на виду, остальное под кат.
— Возьми лист бумаги, — говорит она, — а ещё карандаш или ручку. Лучше ручку.
Он и сам знает, что лучше. Карандаш — для неуверенных, не способных с первого раза донести мысль так, чтобы не пришлось ничего вымарывать. А во внутреннем кармане у него всегда припасён верный Montblanc.
Следовать её указаниям забавно, особенно потому что это вызывает у девчонки иллюзию значимости. Она даже не знает, в чьих руках сосредоточен контроль — сейчас и всегда.
— Пиши, — говорит она, когда Алан кладёт пустой лист на стол и садится рядом. — Я никогда не смогу...
— А дальше? — требует он, выводя строчку. Пусть диктует живее. Алан не школьник.
— А дальше ты пишешь сам. Семь пунктов. Семь вещей, которые ты никогда не сможешь сделать.
— Это шутка такая?
Он смеётся, но ему не смешно. Что она себе вообразила? Что он так и признается, что никогда не сумеет... а что, собственно говоря, не сумеет? Об этом Блэк прежде как-то не задумывался. Он мог всё — по крайней мере, всё, что задумал. А о другом старался не помышлять.
Первым ему приходит в голову, что он никогда бы не смог ослабить контроль. Сейчас он притворяется, что делает именно это, а по сути верховодит из тени.
Он заносит ручку над первой строкой — но меняет решение.
Алан Блэк пока что в своём уме, чтобы признаваться в подобном.
Он может отказаться от теста. Сказать, что не будет писать. Он уверен, что именно так поступают другие — отшучиваются, переводят тему, возмущаются, «внезапно» вспоминают о неотложных делах... Но это — путь слабаков. Покидать поле боя, даже не попытавшись перехитрить оппонента.
Терапевт тоже пичкал его подобными тестами. Ни один из них он не проходил честно. Конечно, ложь это тоже своего рода самораскрытие — но если ты в этом хорош, то самораскрытие на твоих условиях.
— Мне нужно подумать, — говорит он по-деловому. — Завари пока чай, если хочешь. Чтобы не ждать, не скучать.
Нала прячет усмешку в ладошку, но поднимается из-за стола.
— Конечно-конечно.
Подумать. Самое лучшее будет сейчас спрогнозировать, что ответил бы адекватный, среднестатистический человек. Такой приглаженный списочек из пяти-шести позиций, разбавленный парочкой личных, не самых вызывающих. Для достоверности. Чтобы никто не смел упрекнуть, что в ответах нет его голоса.
Чего никогда бы не смог обычный тестируемый? Убить человека? Ха! Алан не только смог бы, но и уже убивал. Ничего выдающегося — так, между прочим. И потом... если человек пишет, что не сможет убить, не значит ли это, что он уже задумывается об убийстве, и только закон, собственный страх, желание выглядеть лучше, чем есть, или что-то ещё его ограничивает?
Словом, не самое адекватное заявление.
А что тогда? Стать президентом?
Он видит здесь жажду амбиций и отвергает такой вариант.
Как насчёт полёта в космос? Типичная детская мечта.
Алан вспоминает, как в десять лет одноклассник спрашивал у него, не желает ли тот полететь в космос. Алан скривился и ответил тогда, что не имеет никакого намерения пахать в армии за чужие идеи, подвергать организм перегрузкам, выслуживаться перед начальством, чьи погоны одни других круче, заискивать перед военными и учёными — и всё это ради того, чтобы прогуляться на несколько десятков тысяч километров вверх.
Надо признать, его мнение не изменилось. Но утверждение выглядит безобидно: он решает записать его третьим по счёту.
Вторым будет что-то семейное, взывающее к тёплым отношениям. Не очаг и трое детишек, конечно, — ему попросту не поверят, — но что-нибудь наподобие.
Четвёртое, пятое... он там посмотрит. Что-нибудь с юмором, что-нибудь общее и даже кокетливое, вроде «никогда не смогу выразить словами, какая ты разносторонняя личность».
А вот первое... С чего начинают такие послания?
Алан вздыхает. Сжимает ручку покрепче — так, что корпус впивается в кость. А затем пишет:
Я никогда не смогу вернуться в церковь.
Алан, чёрт возьми, что ты несёшь?!
Он закрывает глаза. На внутренней стороне века — прохладный полумрак, пылинки в прожекторе солнечного луча цвета фуксии, проникшего сквозь витраж, в ушах — гортанные звуки органа и шёпот:
Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis peccatoribus, nunc et in hora mortis nostrae. Amen.
Чаще эта молитва звучала на английском, конечно, но мать и родственницы молились всегда на латыни. Вот их чёрные скорбные спины, шали на поникших плечах будто пуховая скатерть на полукруглом гробу. Пятки, локти и ягодицы упираются в лакированную твердь скамьи. Алан от скуки пинает генуфлекторий и старается дышать реже, чтобы ладан не так сильно бил в нос.
Ему двенадцать, и у него есть занятия поважнее.
— Встаньте, — говорит священник, — помолимся.
Все поднимаются, слышны змеиные шорохи платья. Он тоже порывается встать...
Алан вскакивает из-за стола, отгоняя видение, но за ним настигает другое, в иной временной промежуток — они выходят из церкви вслед за гробом отца: безутешная мать, святоликие тётки и, конечно же, Кэролайн — с таким видом, будто вся церемония — её рук творение.
Он отстаёт, не желая нырнуть под завесу дождя, пусть даже зонт уже наготове. Оборачивается и плюёт на порог.
«И больше, — говорит он себе, — ноги моей здесь не будет».
Он сдержал обещание вопреки материнским истерикам, родственному вмешательству и ненавязчивым беседам священника. Возражал мягко, грубо, ультимативно — а год спустя отбыл наконец в Саутгемптон, и конфликт, хоть и не исчерпал себя, но с расстоянием поутих.
Так какого, спрашивается, дьявола он выносит это сейчас, да ещё во главу списка?
Видимо, такова она, правда.
Тест, кстати, известный, и это только начало. Маменька у меня так всех новых знакомых тестирует — и ответы зачастую поражают. А тут я подумала, в самом деле, что бы наваял этот скользкий тип и на чём бы позволил себя подловить.
Да, мужик, это тебе не сидеть и делать загадочное лицо на камеру. Генерация умеренно годная и к другой сцене. Уж больно морда лица совпадает. Поставила себе на заставку на телефоне. Муж рычит. А мне что? Я, что ли, в голозадых девок из The First Descendant играю? У меня свои... интересы. Да и выглядят они по-другому.