В школе. 18+
Автор: Жанна ГирВ поддержку флешмоба https://author.today/post/698057?c=34832016&th=34832016 от BangBang^
Давайте продолжим славную традицию и поделимся отрывками, как юные наши герои отправляются грызть гранит науки?
Школьников в написанном мной много, но, думаю, что всё-таки больше событий происходят вне школы. Поделюсь отрывками напрямую связанными со школой:
Первым шоком был для меня сам тот факт, что я увидела сразу так много детей моего возраста, несмотря на то, что нас было по меркам класса, как я сейчас понимаю, совсем немного - всего четырнадцать, включая меня: школа была частной и обучение в ней стоило очень недёшево. Этот шок был, надо сказать, приятным: в дошкольном возрасте я видела других детей не каждый день - в основном на каких-нибудь детских развлечениях или в игровых комнатах торговых центров, куда меня определяла мама, пока сама ходила по бутикам и отделам. Поэтому я считала своими друзьями тех, с кем успевала познакомиться там. С подавляющим большинством из них мне не суждено было больше увидеться.
Такая одноразовая "дружба" привела ко второму шоку, который приятным уже не был. Примерно через месяц (так мне сейчас кажется, но возможно, что это произошло и раньше, а возможно, что и позже) я совершила для себя "открытие", что "мои новые долгосрочные друзья" далеко не всегда находятся в лучшем настроении - школа не развлекательные детские аттракционы, где все всегда веселы: кто-то не выспался, кому-то не хочется молча сидеть на уроке и слушать учительницу, кого-то она ругала или ставила в угол и этим совсем не повышала им настроение. Поэтому "новые друзья" стали вызывать у меня совсем не те чувства, что были раньше. Некоторые из них вызывали у меня даже желание, чтобы я завтра пришла в школу, а их бы там не было, но этого за редким исключением, когда кто-то болел или по другим причинам, не случалось. И я, сама того не замечая, начинала становиться "букой".
Литература. Люблю ли я её? В смысле, как школьный предмет. Не очень. Но она всё-таки мне интереснее, чем математика, к которой у меня со слов математички, «незаурядные способности». Сочинение. Люблю ли я сочинения? Смотря какие. Такие, как сегодня, не люблю. Какое сегодня сочинение? По одному из произведений одного из классиков русской литературы. Почему я не люблю такие сочинения? Потому, что это, по сути своей, и не сочинения, а изложения того, что написано о произведениях в учебниках. «Шаг вправо, шаг влево – попытка к бегству, расстрел на месте», как говорится. Не в прямом смысле, конечно, а «двойка» или даже «единица» за несогласие с учебником.
В кабинете сравнительно тихо – даже «Мыкыта» пытается что-то «сочинять», вспоминая главу учебника, в которой написано то, что надо переписать своими словами. Почему «Мыкыта»? Нет, он не украинец, он получил это прозвище ещё в первом классе из-за своей фамилии «Никитин» и из-за своей откровенной туповатости - настолько серьёзной, что он, когда пытается что-то вспомнить, начинает пыхтеть и «мычать» от усердия. Так и появился «мычащий» на уроках сначала «Мыкытин», а затем - «Мыкыта». Прозвала его так Ленка – красивая (чего не отнять, того не отнять) миниатюрная девушка с очень вздорным характером и моя главная «вражина» тоже с первого класса. Оторвавшись от тетрадного листка, я бросаю мимолётный взгляд на неё, но она сейчас занята сочинением. Хоть и не пыхтит, и не «мычит», но мой взгляд не замечает. Откуда-то сзади слышно тихое перешёптовывание и даже хихиканье. Это, конечно, Викуся и Витуся. На самом деле зовут их Викторией и Виктором, но все в классе называют Викусей и Витусей: они встречаются, как девушка и парень. Об этом знают в классе все - даже такой изгой, как я, и ходят слухи о том, что они уже даже не только целовались, несмотря на то, что им, как и мне, ещё нет и четырнадцати лет. Учителя уже и не пытаются рассаживать Викусю и Витусю, хоть они всегда находят, о чём пошептаться и над чем похихикать во время уроков. Хорошо, хоть не целуются. Или ещё кое-чего не делают. Счастливые они всё-таки – я испытываю зависть: как бы я хотела учиться в одном классе с парнем, который мне очень нравится, но, увы, мне не повезло так, как повезло им.
Мой взгляд случайно скользнул по «Кривой Ноге». Кто это, спросите? Учительница русского языка и литературы. Я не знаю, когда и от кого она получила это прозвище – это произошло, вероятно, ещё до того, как я пошла в школу, но оно, это прозвище, как мне кажется, очень ей подходит по двум причинам: у неё действительно кривые ноги, и её зовут Клавдией Николаевной. «К.Н.» - «Кривая Нога». К тому же, имя «Клавдия» с латыни можно перевести, как «Хромая», хотя с его происхождением на самом деле всё-таки всё гораздо сложнее, чем кажется. Но это не так уж и важно сейчас: «Что это с Кривой Ногой? Она застыла за учительским столом так, как будто подобно жене библейского Лота "превратилась в соляной столп". О чём она сейчас думает?» На какие-то мгновения мне даже становится жаль её, мучающуюся с классом, в котором я учусь: скажу честно, что завидовать такой работе явно не стоит. Сейчас мне действительно жаль «Кривую Ногу», несмотря на то, что большой симпатии к ней я не испытываю, как и она ко мне…
«Кривая Нога» смотрит, к счастью, не в мою сторону, но я всё равно достаточно быстро отвожу взгляд. О чём она сейчас задумалась так, что, видимо, не слышит ни пыхтения «Мыкыты», ни шёпота Витуси и Викуси, ни даже того, что Ленка зачем-то уронила ручку и полезла под стол доставать её – может, у неё там где-нибудь «шпоры»? Что я вообще знаю о «Кривой Ноге»? Что вообще ученики в большинстве случаев знают о своих учителях? Гораздо меньше, чем учителя об учениках.
Да, сегодня была моя очередь делать доклад на еженедельном «Разговоре о «Запрапоре» и его пользе». Именно поэтому я так усердно готовилась переплести правду с выдумкой: то, что позавчера для меня загорелся красный индикатор, а до этого трижды зажигался жёлтый, я скрывать не собиралась, но и о причинах позавчерашнего красного – о том, что я запустила в свой «Запрапор» вирус, который создал Задор, рассказывать тоже не могла. Задор, к моему ужасу, чуть не опоздал – «Неужели он ничуть не беспокоится о том, что кто-нибудь заметит, что его «Запрапор» никак не реагирует на опоздание на урок?» - подумала я в волнении, но Задор, к моему облегчению, успел войти в кабинет за считанные секунды до звонка.
К моему (и, наверное, не только к моему) удивлению классный руководитель вошла в кабинет не одна, а с незнакомым мне мужчиной, который старательно улыбнулся, махнув рукой и дружелюбно сказав «Садитесь!» вместо неё.
«Это что ещё за тип, который так нагло распоряжается на уроке вместо учителя? Не иначе, как начальство какое-нибудь?» - подумала я – благо, мне не надо было опасаться за то, что индикатор моего «Запрапора» изменит цвет от одних только мыслей. О том, кто это, я (как и остальной класс) сразу же узнала от классной руководительницы: она представила его как Николая Николаевича Николаева – председателя общества «Запрапор». В кабинете стояла тишина: одноимённый с этим обществом прибор достаточно быстро приучил моих одноклассников и одноклассниц к дисциплине, а особенно к дисциплине «Разговора о «Запрапоре» и его пользе». «Запрапором» (и прибором, и обществом) можно было только восторгаться, хвалить его, рассказывать о его пользе для себя и других, но не выкриками с места.
- Слово предоставляется нашему уважаемому гостю! - объявила учительница, но тот, сделав скромное лицо, попросил не обращать на него внимания, а вести урок так, как было запланировано, а ему уделить всего лишь минут пятнадцать в конце урока. Затем он, проявив свою простоту и демократичность, отправился в заднюю часть кабинета, где устроился за свободной партой.
Как же мне было страшно выходить к доске и читать свой доклад при нём – при том, кто правил «Запрапором» и наверняка был очень наблюдательным человеком! Наверное, даже страшнее, чем стоять в «Углу Страха» или чувствовать, как руки мамы спускают с моей попы трусы, чтобы приготовить её для работы дополнительного оборудования так, как положено при первой порке. Боялась сказать что-нибудь не то не только сама, боялась ещё и того, что Задор или его друг Крашенинников по прозвищу Краш чем-нибудь выдадут и себя, и меня, но не напрасно, видимо, я уделила много времени этому докладу, который являлся миксом правды и лжи.
- Замечательно! Браво! Прекрасный доклад! – зааплодировал Николай Николаевич, когда я закончила. Потом он велел мне садиться, а сам, видимо, забыв о том, что просил всего лишь минут пятнадцать в конце урока, вышел к доске. Он подверг мой доклад анализу - начал объяснять всем то, что все понимали и без него
Вас вероятно интересует что же такого я «учудил», как я, «старожил школы», ухитрился «издеваться» и над новым учителем, и над новым соучеником?
Я не знаю того, почему классуха подсадила новенького, перешедшего в нашу школу примерно месяц назад, о котором я знал гораздо меньше, чем об остальных своих одноклассниках и одноклассницах, за парту именно ко мне. Сегодня мы были дежурными, а последний урок был именно в кабинете нашей классухи, и мы должны были мыть полы. С чем вполне благополучно и справились. Пора было идти домой, но новенький почему-то уселся за парту и уронил голову на сложенные руки. Я не видел его глаз, но догадался, что он плачет.
- Ты чего ревёшь? – не понял я, уже взявший в руки свой портфель.
Он промолчал.
- Э! Это ты из-за «банана», что ли? – предположил я: он на последнем уроке получил двойку, которую мы в те времена почему-то называли бананом. – Подумаешь, «банан». Первый в жизни, что ли? – я уже видел, что он – не отличник, а учится хуже меня - «барахтается» между тройками и четвёрками. – Мне вон вчера новый историк тоже «банан закатил», так я же из-за этого не реву.
- Тебя лупили? – он неожиданно поднял голову и посмотрел на меня сквозь слёзы.
- Нет, - честно признался я, но сразу исправился, - у меня мать дневник только по субботам проверяет, – я вновь сказал правду, но не всю правду: историк вкатил мне двойку только в журнал, а в дневник почему-то не поставил. До конца четверти времени было ещё много, двойки у меня случались нечасто, поэтому я не волновался, что она испортит мою обычную итоговую четвёрку по этому предмету, и сообщать о ней матери сам, конечно, не собирался.
- А меня будут, - он вновь опустил голову на сложенные на парте руки.
- Ну, меня тоже будут. В субботу – завтра, - соврал я, давно привыкший врать одноклассникам, чтобы не выделяться в этом среди них.
- Тебя завтра, а меня сегодня! Меня не завтра, а сегодня лупка ждёт! – промямлил он, судя по голосу, явно сквозь слёзы.
Я уже собрался вслух искренне удивиться тем, что его родители проверяют его дневник не только по субботам, как у меня и всех, как одноклассников и одноклассниц, так и внешкольных друзей, о которых я это знал, но не успел – я услышал слова «лупка». Он, вероятно, привёз его оттуда, где жил раньше: по крайней мере, раньше я такое название порки никогда не слышал, и это слово показалось мне смешным. Настолько смешным, что я не смог сдержаться и откровенно «заржал».
- Ничего смешного, - заныл новенький, не поднимая голову.
- «Лупка» это маленькая лупа? – я не мог остановить приступ смеха. - Или ты «за» перед ней забыл сказать? Что тебя ждёт-то?
Он посмотрел на меня так, что я на мгновенье даже испугался того, что он бросится на меня драться, но я был заметно выше ростом, чем он, и явно крепче физически. Он тоже это понял и, схватив свой портфель, выскочил из кабинета так, что дверь с грохотом отрикошетила обратно и сама закрылась за ним ...
Как я получил двойку днём раньше? Историк, как я уже говорил, у нас был новым и вёл в нашем классе урок в первый раз. И вызвал к доске именно меня. Зачем я начал называть Зевса «Зэвсом» - через ярко выраженное «э», я сам не могу объяснить. Ни сейчас не могу, ни тогда не смог бы. Учитель несколько раз поправлял меня, но я продолжал говорить «Зэвс». Ну «понесло» меня почему-то, а почему – я и сам не понимал и не понимаю. И это закончилось двойкой в журнале, но по неизвестным мне причинам – не в дневнике.