Гений и злодейство - две вещи несовместные?

Когда мы говорим об истории итальянской музыки времени перехода от позднего Ренессанса к раннему барокко, нам никак не обойти имени Карло Джезуальдо. Сегодня мы вспоминаем Джезуальдо в связи с 412-й годовщиной со дня его смерти.

Бурная, драматичная жизнь Джезуальдо послужила основой для многих художественных произведений. Только в XX веке ему посвящены новеллы А. Франса, фильм В. Херцога «Смерть на пять голосов», фантазия Б. Дина «Карло», книга В. Хэммонда «Искушение Марии д’Авалос», рассказ Х. Кортасара «Клон». Тему Джезуальдо обыгрывает в нескольких сочинениях конца 1990-х годов Сальваторе Шаррино — в опере «Luci mie traditrici» («Лживый свет моих очей»), в цикле «Le voci sottovetro» («Голоса под стеклом»), в театральной музыке «Страшная и пугающая история князя». В 1993 году Альфред Шнитке написал оперу «Джезуальдо» (мировая премьера в Вене, 1995).

Что же касается творчества Джезуальдо, то по всеобщему мнению он, наряду с великим Монтеверди, своим новаторством, благодаря внедрению хроматизма, внес наибольший вклад в преодоление устаревшего хорального искусства, покоившегося на диатонике.

Точная дата рождения композитора неизвестна. Исследователи называют 1566 или даже 1560 и 1561 годы. Дон Карло Джезуальдо, князь ди Веноза, граф ди Конца, родился в старинной аристократической семье, одной из наиболее знатных и влиятельных в Италии. Родственные узы связывали семью с высшими церковными кругами — мать была племянницей папы римского, а брат отца — кардиналом.

Мальчиком Карло рано проявил разностороннюю музыкальную одаренность  — он научился играть на лютне и клавесине, пел и сочинял музыку. Развитию природных способностей немало способствовала окружающая атмосфера: отец содержал в своем замке близ Неаполя капеллу, в которой работали многие известные музыканты-мадригалисты, в том числе Помпонио Ненна, которого считают наставником Джезуальдо в области композиции.

Юношей Джезуальдо проявлял особый интерес к музыкальной культуре древних греков, знавших помимо диатоники хроматизм и энгармонизм. Он рано и настойчиво стал экспериментировать в области мелодии и гармонии. Уже ранние мадригалы Джезуальдо отличаются экспрессией, эмоциональностью и остротой музыкального языка. Близкое знакомство с крупнейшими итальянскими поэтами и теоретиками литературы, в том числе с Торквато Тассо, открыло творчеству композитора новые горизонты. Его занимает проблема соотношения поэзии и музыки, в своих мадригалах он стремится достичь полного единства этих двух начал.

В 1586 году он женился на своей двоюродной сестре Марии д’Авалос, которая была на несколько лет старше него и уже дважды овдовела. Этот союз, воспетый Тассо, оказался несчастливым. Вскоре после рождения в 1588 году сына Эмануэле Мария вступила в любовную связь с Фабрицио Карафа, герцогом д’Андриа.

В ночь на 16 октября 1590 года роскошные покои недалеко от площади Сан-Доменико Маджоре в Неаполе стали сценой двойного убийства настолько экстравагантно-порочного, что люди продолжают разбирать обстоятельства этого события и сегодня, более четырех столетий спустя.

Трагическая развязка истории с первой женой князя стала сюжетом для двух сонетов Тассо «на смерть благороднейших влюбленных» (in morte di due nobilissimi amanti):

Самые достоверные сведения о преступлении содержатся в отчете делегации неаполитанских чиновников, которые осмотрели покои на следующий день. На полу в спальне они нашли тело герцога, которого современники описывали как «образец красоты», «одного из красивейших молодых людей своего времени». Отмечено, что герцог был одет только в «сорочку с бахромой на подоле, с воротником из черного шелка». Тело было «залито кровью и пронизано многими ранами, рукав рубашки обожжен». Свидетели отметили и огнестрельные ранения, а также раны на «голове, лице, шее, груди, животе, руках, и плечах». Под телом чиновники обнаружили отверстия, «которые, казалось, были проделаны мечом, прошедшим сквозь тело с проникновением глубоко в пол».

Рядом на кровати лежало тело  донны Марии д'Авалос, неверной жены дона Карло Джезуальдо, князя Веноза. Ее горло было перерезано, а ночная рубашка была пропитана кровью. Чиновники отметили и другие увечья -  на лице, правой руке, правом предплечье и теле. Допрос свидетелей не оставил никаких сомнений о том, кто был ответственен за двойное убийство. Джезуальдо, узколицего молодого мужчину, видели входящим в покои вместе с тремя другими кавалерами, которые кричали: «Убей этого негодяя вместе с блудницей! Разве потерпит Джезуальдо, чтобы его считали рогоносцем?». Через некоторое время после убийства князь вернулся в покои, заявив: «Я не уверен, что они мертвы!». -  «И он учинил больше насилия». Вслед за тем Джезуальдо покинул город.

Убийство вызвало большой скандал, но поскольку такая месть соответствовала социальным нормам того времени, Карло не был обвинён в убийстве. Однако трагедия наложила мрачный отпечаток на жизнь и творчество выдающегося музыканта. Субъективизм, повышенная экзальтация чувств, драматизм и напряженность отличают его мадригалы 1594-1611 годов. А в конце жизни Джезуальдо страдал от депрессии и безумия, испытывая вину за случившееся убийство.

Стихи к его музыкальным произведениям, многие из которых он писал сам, раскрывают образы испытываемой им боли; и, возможно, они действительно автобиографичны. В основном они посвящены страданиям, которые несет с собой любовь, но в некоторых чувствуются темные настроения, выдающие более глубокие личные мучения. В мадригале 1611 года Poichè l'avida sete («Ибо неутолимая жажда…») мы читаем:

Ибо неутолимая жажда,
Что питаешь ты к моему мрачному настрою,
До сих пор не утолена, о безжалостное сердце.
Пусть ее утолит моя кровь,
Что будет течь из моей пронзенной груди
Рекой скорби...

Смерть – постоянная для него тема.

Увы, умираю, несчастный.
А та, кто может меня спасти,
Увы, не помогает, а сама убивает меня.
О печальная судьба!
Та, что могла бы меня спасти, увы, несет мне гибель.

Вполне возможно сказать, что это слова кающегося человека. Среди поздних мадригалов есть несколько текстов, в которых говорится о счастье, но рядом с большинством других произведений, отражающих полное отчаяние, они как-то блекнут.

В 1594 году Джезуальдо переезжает в Феррару и женится на Леоноре д’Эсте — представительнице одного из самых знатных аристократических семейств Италии.   

Подобно тому, как в юности, в Неаполе, окружение венозского князя составляли поэты, певцы и музыканты, в новом доме Джезуальдо собираются феррарские любители музыки и профессиональные музыканты, и знатный меценат объединяет их в академию «для улучшения музыкального вкуса». В последнее десятилетие своей жизни композитор обращается к жанрам духовной музыки. В 1603 и 1611 годах выходят сборники его духовных сочинений.

20 августа 1613 года сын композитора, Эмануэле Джезуальдо, умер, «упав с лошади во время охоты», как и его дядя, брат Карло. Жена Эмануэле была на седьмом месяце беременности, и у пары была только одна дочь, Изабелла, которой едва исполнилось два года. Джезуальдо, вероятно, потрясенный известием о смерти сына, удалился в прихожую Клавесинного зала, где восемнадцать дней спустя, 8 сентября 1613 года, скончался в возрасте предположительно около пятидесяти лет, поскольку, как пишут его биографы, «он дал себе волю, ибо был очень болен и состояние его все ухудшалось». 

Инструментальное наследие Джезуальдо ограничено несколькими разрозненными произведениями, которые автор не стал собирать и публиковать, но которые позволяют нам исследовать малоизвестные стороны его личности. Действительно, для современников юный князь по первому впечатлению был лютнистом и клавесинистом, часто импровизировавшим перед избранными слушателями.

Многократно переиздававшиеся при жизни композитора сборники его пятиголосных и шестиголосных мадригалов запечатлели эволюцию стиля Джезуальдо — экспрессивного, утонченно изысканного, отмеченного особым вниманием к выразительным деталям. Это, например, выделение отдельных слов поэтического текста с помощью необычно высокой тесситуры вокальной партии, остро звучащая гармоническая вертикаль, прихотливый ритм мелодических фраз.

Искусство выдающегося мастера позднего Возрождения самобытно и ярко индивидуально. Своей эмоциональной силой, повышенной экспрессивностью оно выделяется среди созданного современниками и предшественниками Джезуальдо. У Джезуальдо не оказалось последователей, лишь в XX веке его музыка была впервые оценена по достоинству. Авторитетный музыковед Э. Ловинский  увидел в стиле Джезуальдо некую параллель атональности (он назвал гармонию Джезуальдо  «трезвучной атональностью»). Музыку Джезуальдо высоко ценил Игорь Стравинский, воздвигший «Монумент Джезуальдо ди Венозе к 400-летию». 

Вместе с тем в творчестве композитора явственно видны черты, характерные для всей итальянской и — шире - европейской культуры рубежа XVI и XVII веков. Кризис гуманистической культуры Высокого Возрождения, разочарование в его идеалах способствовали тому, что творчество художников приобретало все более субъективный характер. Формирующийся стиль в искусстве переломной эпохи получил название «маньеризм». Его эстетическими постулатами были не следование природе, не объективный взгляд на действительность, а субъективная «внутренняя идея» художественного образа, рождающаяся в душе художника. Размышляя об эфемерности мира и шаткости человеческой судьбы, о зависимости человека от таинственных мистических иррациональных сил, художники создавали произведения, проникнутые трагизмом и экзальтацией с подчеркнутой диссонантностью, дисгармоничностью образов. В значительной степени эта дорога прокладывалась искусством Джезуальдо.