~ Ворон ~

Перевод стихотворения «Ворон» Эдгара Аллана По выполнен Эрри Тош.
В основу песни заложены последние пять строф. 

Как-то полночью однажды я, усталый и угрюмый, думам тяжким предавался,
Над старинными томами чело клоня в полусне,
Вдруг раздался стук негромкий, словно кто-то робко, лёгко
Постучался в дверь мою, постучался в тишине.
«Гость явился, – бормотал я, – там, за дверью, в тишине,
Ждёт не морок, не виденье, гость – лишь им обременён».

Ах, я помню, то случилось в день бледнейший декабря:
Обречённые на смерть, тлели угли одиноко, оставляя призрак-след,
Жаждал я, чтоб ночь минула; с этой скорбью пребывая
Тщетно в книгах утешался от печали по Ленор,
Об утраченной, прекрасной, драгоценной светлой деве. Ангелы поют – Ленор –
Безымянна здесь с тех пор.

Шелковистый и неясный пурпур занавесей грустный шорохом
Меня замучил, полнил непонятной жутью, неизвестной до сих пор;
Чтоб смирить биенье сердца, долго, тщетно утешаясь,
Сам себе я повторял: «Прочь сомненья, гость лишь это, запоздалый, у двери.
Гость какой-то запоздалый у порога моей двери,
И лишь тем обременён».

Силы я собрал душою, не колеблясь и не медля –
«Добрый сэр, – я молвил слово, – ох, иль мисси, извините, что молчал до сих времён,
Сам я сонный и невнятный, стук ваш был мне не понятен,
Так стучались робко, лёгко, что не мог я быть уверен…»
– распахнул тут дверь я разом –
Тьма ночная за порогом, и лишь ей обременён.

Долго в темноту смотрел я – страх, сомненье, изумленье,
Грезил в думах то, что смертный не осмеливался прежде;
Но молчанье сохранялось, и во мраке всё молчало,
Слово лишь одно раздалось: кто-то прошептал «Ленор?»
Это я шепнул: «Ленор!» – эхо тихо повторялось,
Только тем обременён.

Вновь я в комнату вернулся, вся душа моя пылала,
Стук раздался где-то – громче – громче, чем был до сих пор.
«Это что-то, – я промолвил, – там, за ставнями, у окон;
Посмотрю-ка, что такое – и загадку я решу.
Погоди-ка, сердце, тише, дай мне тайну разгадать!
Ветра горестные стоны – вот чем я обременён!»

Только створку распахнул я, вдруг, взметаясь и порхая,
Будто символом ушедших, благороднейших эпох,
Величавый ворон чёрный на Палладу воссел важно,
Будто трон обрёл желанный. Устремив суровый взор,
Неподвижен, непреклонен, он застыл, как страж времён,
И лишь тем обременён.

Эта ониксова птица мой печальный лик угрюмый
Важным до смешного видом вдруг к улыбке обратила;
«Хохолок ощипан, – молвлю, – но не трус, конечно, ты,
Древний, мрачный, чёрный ворон, странник лунных берегов!
Молви, есть ли тебе имя среди наших берегов?»
Изрёк ворон: «Nevermore – всё ушло во тьму времён».

Изумлён я был глубоко: ясно так вещала птица,
Хоть и мало смысла в том, что прокаркала она.
Ведь никто не отрицает, что никто не повстречает
Птицу над своею дверью, восседавшую на бюсте,
Птицу иль любого зверя на том бюсте над дверьми,
С чудным именем сиим: «Nevermore – всё ушло во тьму времён».

Ворон же сидел, как прежде, словно этим словом только
Душу всю свою излил. Ни единого движенья, ни дрожания пера,
Нет ни звука – ни намёка – тогда я едва шептал:
«Как друзья все, он отбудет, он меня покинет тоже –
Утром все надежды рухнут, улетучатся, как сон».
Ворон молвил: «Nevermore – всё ушло во тьму времён».

Вздрогнул я, услышав это, поражён его ответом;
«Вероятно, – тихо молвил, – жил когда-то с господином, чей удел печален был
Так ужасен и печален, что и песнь его рыданий
Лишь один припев имела: смерть надежды, боли стон,
Меланхолии мотив, вновь и вновь всё тот же стон:
«Nevermore – всё ушло во тьму времён».

Но, меня увеселяя, ворон всё сидел, как прежде,
Я подвинул кресло ближе – к птице, бюсту и двери;
Я в подушки опустился, отдаваясь размышленьям,
В бархат кресла погружённый, мыслей вязь сплетал без мер:
Что за весть принёс мне странный птица-гость забытых эр,
Чей лишь клёкот повторяет: «Всё ушло во тьму времён».

Так сидел я, размышляя, но ни слова не роняя
Птице той, чей взор горящий сердце мне прожёг до дна;
Всё сидел я, размышляя, голову набок склоняя,
На подушке – бархат плюшев, светом лампы озарён,
Но тот бархат – плюше-пурпур – что светом лампы озарён,
Вечно будет ей не тронут – всё ушло во тьму времён!

Вдруг почудилось: струится дым незримого кадила,
Серафимов шаг чуть слышен на ковре в ночной тиши.
«Окаянный! – крикнул я, – Бог дарует утешенье,
Шлёт забвенья охлажденье от страданий по Ленор;
Пей нектар забвенья сладкий, позабудь свою Ленор!»
Изрёк ворон: «Nevermore – всё ушло во тьму времён».

«Вещий, – крикнул я, – зловещий, птица ты иль дух нечистый,
Дьявол ли тебя направил, иль на берег шторм занёс,
Бурей адской на сей берег, где тоска пирует вечно,
В дом, где Ужас балом правит – молю, ответствуй, птах заклятый:
Есть бальзам ли в Галааде? Не томи – ах – не томи!»
Изрёк ворон: «Nevermore – всё ушло во тьму времён».

«Вещий, – крикнул я, – зловещий, птица ты иль дух нечистый!
Небом, что над нами вьётся – Богом, коего мы любим,
Молви, встречу ль я в Эдеме ту, что душу мою гложет,
Ту редчайшую святую, деву с именем Ленор –
Ту ярчайшую, о ком вздыхают ангелы – Ленор?»
Изрёк ворон: «Nevermore – всё ушло во тьму времён».

«С тем простимся, птица-дьявол! – завизжал я, резко встав, –
Прочь лети в ночную бурю, к берегам полночных стран!
Чёрных перьев не остави, забери, и не остави следов лжи, что изрекал!
С бюста траурного скройся! Клюв из сердца вырви, птица!
Прочь лети, меня оставив, и не показывайся здесь!»
Изрёк ворон: «Nevermore – всё ушло во тьму времён».

И сидит, сидит бездвижен, восседает непокорный,
С бюста бледного Паллады не слетает никуда;
Взор его горит зловеще, словно демон в нём трепещет,
Лампа тень его разлила едким мраком на ковёр;
И душа моя из тени, что колышется в узор, не восстанет –
Nevermore – всё ушло во тьму времён!

~ песня: Ворон ~

~ музыка и вокал: Эрри Тош & Suno ~

«Infernal Placation» by ChaosFissure