Как большевики (не)разваливали царскую армию

1.

"Россия была прекрасно готова к войне!" -часто  повторяют обвиняющие большевиков в развале армии. 

Автор мог бы со ссылками и предметно опровергнуть этот тезис в части материальной базы -что кстати и делал. Но вот то что касалось психологического состояния войск и народа стало откровением даже для меня. 

В 1915 году ввиду исчерпания обученного запаса стали призываться исключительно люди, не проходившие службы. К лету - самой тяжкой поре были призваны два миллиона триста восемьдесят тысяч человек. Летом - еще миллион триста тысяч. Все эти бойцы подлежали обучению с азов, а фронт непрерывно требовал пополнений.Как раз такие солдаты составляли большую часть людей, уклонявшихся от воинской повинности, занимавшихся членовредительством или сдававшихся в плен. Именно потому, что эти люди никогда ранее не служили в армии, а времени на их подготовку не было. Вот такой состав. Который в массе своей хотел сбежать с фронта хотя бы в тыл. А тут еще и стимулы появились.

Такой вывод делаешь, наблюдая за полным коллапсом системы военного судопроизводства в императорской армии. Большевики и иже с ними пришли уже в полностью деморализованную среду. А деморализованная среда, это не среда, в которой не хватает еды и оружия, деморализованная среда - это среда, в которой нет веры никому из окружающих. Когда кукушке веришь больше, чем ротному.

Критики царизма упрекают режим Николая в том, что была нехватка технических средств, рассогласованность действий на уровне полков и дивизий, не говоря уже про армии, и упускают тот момент, что царское правительство военного времени полностью выпустила из-под контроля систему военного судопроизводства и морального сдерживания.

Что там нехватка патронов, снарядов и прочего... Как я понимаю, на Чёрном море мы планировали десантные операции в Болгарию и на Босфор, используя силы ополченческих подразделений 2 и 3-ого разрядов, вооруженных берданками, японскими винтовками и австрийскими трофеями. Собирались брать Царь-град, не имея достаточного количества обыкновенных винтовочных патронов, с негодными штыками и полным отсутствием представления о развитии наступления как на Балканах, так и в окрестностях Стамбула. Планировщиков этого военного волшебства все эти обстоятельства смущали мало.

Но куда страшнее было другое.

2.

Русское командование не могло справиться с дезертирами с первых месяцев войны. И осознав это печальное обстоятельство, началось метаться во все возможные стороны. При чтении документов того времени возникает ощущение что война была проиграна в самом начале, прежде всего, психологически - и в первую очередь, в головах командного состава.

В войну мы вступили объявлением всеобщей мобилизации, отклонением ультиматума Германии и с 128 статьёй Устава о наказаниях, в которой дезертирство определялось как самовольное отсутствие военнослужащего от команды или от места своего служения. В мирное время дезертирство начиналось после 6 дней отсутствия, а в военное время дезертирами объявлялись отсутствующие самовольно более 3-х дней. Общий военный либерализм распространял оговорку, которая заставляет всех сразу понять и простить. Если солдатик прослужил менее 6 месяцев, то дезертиром он считался лишь после 7 дней отсутствия. В условиях (как мы планировали) стремительной, маневренной войны неделя отсутствия новобранца при наступлении дезертирством не считалось.

С таким военно-правовым багажом мы и начали свою мировую войну.

Наказания за дезертирство было очень и очень строгим . Дезертира могли перевести в дисциплинарный батальон или даже в арестантское отделение. Кровь в жилах стынет. А если учесть статью 1429 Военно-полевого устава, с которым мы вошли в войну, преступление в военное время подлежало наказанию только по окончанию войны. Т.е. дисбат и арестантские роты - это потом, когда Берлин возьмем  А до взятия Берлина пойманных дезертиров возвращали в их части переводили в категорию "штрафованных". К таким соотечественникам-миролюбцам телесные наказания официально были полностью запрещены ещё в 1904 году. Под телесными наказаниями надо понимать порку. Сначала дезертиров даже не пороли. И всё было абсолютно в швейковском варианте, наиболее разрушительном для любой военной организации. 

Перед солдатиком встал в первые же месяцы войны непростой выбор: или дезертировать, быть пойманным (или не быть пойманным), пройти путь следствия в тылу, вернуться в родную часть и, возможно, никого из прежних сослуживцев и не застать в живых. А "штрафованный", ну и и что "штрафованный". Пережил атаку на проволоку или обстрел германской артиллерии под следствием в тылу, считай выиграл немного себе жизни. Тем более, что война на Руси списывала в случае победы все грехи, а поражение обещало быть таким, что солдаты справедливо полагали, что будет не до приведения их кошмарных приговоров в действие.

Добровольная сдача в плен каралась, конечно, смертью. Но доказать добровольную сдачу в плен, в случае пресечения, было очень сложно, а удачная для изменников сдача гарантировала иммунитет от российского военного судопроизводства. Достань такого негодяя, попробуй из немецкого или австрийского лагеря его по суду извлечь..

В итоге в первый же год войны прежняя система военного судопроизводства рухнула первой. За первые три месяца 1915 года жандармы и полиция (уже в глубине тыловой) арестовали 21 064 человека. К ним следует добавить 20 с лишним тысяч дезертиров, захваченных полицией на Юго-Западном направлении. С таким наплывом подсудимых военная юриспруденция не справлялась. Понятно, что на местах стали применять к дезертирам какие-то свои особенные, локальные, системы борьбы. Что не улучшало обстановку в частях.

Для исправления ситуации в 1915 году (не очень быстро) была введена система военно-полевых судов. Сразу рисуется живая картина. Суровые, пропахшие порохом офицеры-фронтовики судят предателя. Переминается с ноги на ногу расстрельная команда. Шумит прореженная германской артиллерией роща. Сухие команды, лязг затворов и залп.

Но этого ничего не было . Военно-полевые суды имели право созывать только командующие фронтов, армий и военных округов. В исключительных случаях военно-полевой суд мог созвать командир осажденной крепости или подразделения, оторванного от основных войск. По каждому конкретному случаю комфронта суд не созывал, надо было накопить порядочное количество преступников (судили ведь не только за дезертирство или попытку перейти на сторону врага, судили и за покражи кур, например). Подлежащих военно-полевому суду концентрировали до приемлемого числа. А потом суд начинал свою кровавую работу. Т.е. отправляла всех пойманных предателей обратно в их части с отсрочкой приговора до мирного времени. Отсидевшись на пересылочных пунктах возвращались в окопы, полные жизни и впечатлений о красивой жизни в тылу. Делились с однополчанами наблюдениями в сочетании острой критики властей и росписи рая в тылу.

При Великом Отступлении 1915 года система военно-полевых судов рухнула вслед за предшественницей. Со всего фронта собирать виноватых, при условии, что они до суда и не виноваты вовсе, везти их в спец место  кормить, охранять, вести заседания было решительно невозможно. Тем более, что части меняли свои дислокации, линия фронта была неустойчивой. А главное, основная цель военно-полевого суда - это ведь не конкретного солдатика наказать, а внушить трепет неотвратимости возмездия. А когда возмездие или не совершается  или совершается Бог знает где, то воспитательная роль военно-полевого суда сводится к нулю.

Командование подумало-подумало и передало функции военно-полевых судов в полки. Пусть сами разбираются. А полковые командиры и начали разбираться. За всё и по прихоти. Не будем забывать, вокруг декаданс. Один полковой начальник порол провинившихся под граммофонные записи Вяльцевой. Поле боя, туман клочьями висит над проволочными заграждениями, вдали висит серый цеппелин, и звучит над полем христовой брани чарующий голос певицы.

И что же в итоге? В итоге - девальвация системы сдерживания от побегов и эскалация тенденций к уходу. Полковые суды себя отличили не профессионализмом и мелочностью. Тем более, что права на расстрел для дезертиров всё равно в полках не было. А в 1915 году уже и смерть не особо пугала за привычностью.

Решили ввести на фронте телесные наказания официально. Эти наказания особого суда не требовали и пороть солдат стали для профилактики, что называется, для аппетита. Наказания регламентировались от 5 до 50 ударов нагайкой. Что очень неприятно, иногда и смертельно, но всегда обидно. В среднем солдат получал по 25 ударов по спине и должен был усиленно бежать в окопы, сражаться за Русь святую, благословляя начальство. Почёсывая поротую задницу.

Обратимся к свидетельствам умного и образованного человека, русского философа и боевого офицера, артиллериста Ф.А.Степуна. С 1914 он — прапорщик 5-й батареи 12-й Сибирской стрелково-артиллерийской бригады).
На основе своих фронтовых дневников, издал книгу «Из писем прапорщика-артиллериста». Вот что он сообщает:
 «…здесь над миллионами людей, поставленных в ряды защитников родины, отнюдь не созерцанием идеи, а принудительной  силой государственной власти ежедневно приводятся в исполнение неизвестно кем по какому праву вынесенные смертные приговоры. Они не узревают, что подавляющее большинство воюет только потому, что попытка избежать вероятной смерти в бою ведет прямым путем к неминуемой смерти по суду через повешение.
...воочию вижу, как нашим «христолюбивым» воинам спускают штаны и как их секут прутьями по голому телу, «дабы не повадно было». Впрочем, зачем же сразу говорить о порке? Разве недостаточно того, что всех наших солдат ежедневно ругают самою гадкою руганью и что их постоянно бьют по лицу? Ну как же это так? Людей, доразвившихся до внутренней необходимости жертвенного подвига, да под ранец, да первым попавшимся грязным словом, да по зубам, да розгами... И все это иной раз за час до того, как бивший пошлет битого умирать и смертию сотен битых добьется чина или Георгия.
И это священная война? Нет, пусть ко мне не подходят с такими словами. Ей Богу, убью и рук своих омыть не пожелаю».

ЭТО – мнение боевого офицера и очевидца и участника тех событий. Современным мифотворцам неплохо было бы знать его, когда они иронизируют о том что «Школьные учебники твердят о гнилости царского режима, бездарных царских генералах, о неготовности к войне, которая была совсем не народной, потому что насильно призванные солдаты якобы воевать не желали».

Власти ужесточили и наказания за побеги с линии фронта в тыл. За первый побег наказание оставили прежним, за второй побег - 20 лет каторги (после войны), за третий - смертная казнь. Эта градация тоже здорово укрепила дисциплину в войсках и желание победить тевтонов возросло многократно.

Теперь у желающего изменить престолу и Отечеству выбор был такой - рисковать, пробираясь в тыл, где постепенно гайки всё же закручивали, или, махнув рукой, сразу сдаваться в плен врагу. Количество сдавшихся в плен, естественно выросло.

Тогда правительство Российской империи решило, что надо наказывать не только дезертиров и перебежчиков, но и их семьи. В апреле 1915 года Совмин принял постановление: семьи добровольно сдавшихся врагу, дезертиров и т.п. стали лишать продовольственного довольствия за кормильца. Губернатор получат списки, спускал списки по инстанциям на места. На местах происходила огласка семей предателей и их позор. Списки губернаторы сначала получали довольно хаотичные, но исполнять надо и такие. Ведь война! Только в сентябре 1915 года решили, что списки губернаторам будут подавать не все, кому вздумается, а только командиры частей с приобщением свидетельских показаний от очевидцев измены. Семьи пропавших без вести смогли вздохнуть спокойно, родина их простила, довольствие вот снова стали получать, соседи перестали показывать пальцем и кидать камни.

3.

К делу внезапно подключилась Государственная Дума -известно же что в военных вопросах лучше всего  понимают болтуны-адвокаты и жулики -купцы -депутаты. 

Небезызвестный Родзянко подметил, что официальной пропаганде ужасов немецко-австрийского плена никто не верит, поэтому надо утроить усилия в подаче пропаганды народными средствами. Родзянко предложил использовать беглецов из вражеского плена для публичных рассказов об ужасах плена, а т.к. таких беглецов не хватало, то Родзянко решил выпустить на улицы всяких увечных инвалидов с рассказами и песнями о бедах в немецких застенках. В Петербурге находилось большое количество всяких калек, их надо было к делу пристроить. И завертелось. Традиция под гармошку гнусными голосами петь жалостливые песни, столь свойственная городскому фольклору, нашла своё новое воплощение - инвалиды стали петь на особо важных стратегических местах обороны. На Невском проспекте, Тверской, в трамваях, конках. Особое внимание уделялось вокзалам. Самих фронтовиков в трамваи пускать запрещалось, разоблачить родзянковских певцов было некому. Поэтому увечные за жалование старались изо всех сил. Две остановки проедешь, а уже как будто в австрийском плену побывал, где тебе ноги собаки откусили. посмотришь вокруг ошалело и в присутствие своё идешь, со словами "пропала империя, всё пропало, по трамваям уже отходные поют". На вокзалах тоже хорошо пошло. Грузят в теплушки новобранцев  а им наяривают, что оторванные ноги и вытекшие глазыньки. Всё это сочетается с "Прощанием славянки" и нетерпеливостью конвоя. Потом весь этот джаз с песнями запустили в синематограф, чтобы будить совесть у тыловых, пришедших смотреть новую фильму из жизни американских ковбоев. Вмешалась полиция. Песенники не поднимали дух россиян, а как бы даже напротив, несколько его снижали, как выяснилось. Поэтому родзянковских соловьев полиция всех задержала и подвергла суровой фильтрации. Часть героев поехала на каторгу, с которой они в своё время сбежали, часть попала в лечебницы, остатки филармонии выпустили снова на публику, но с утвержденным циркуляром репертуаром. Петь нужно было песни с концом оптимистическим, не избегая описания зверств, но в конце выступления должна звучать была твёрдая уверенность в скорейшей победе и подчёркиваться позитивная роль государя и его августейшей семьи. "...Представить такое нетрудно: возьмите любую песню из радио "Шансон" и вместо последнего куплета вообразите слова: "А менты, - молодцы! Благодарен им всем наш уголовный барак! Колыбельную мамы нам заменяет хриплый лай вертухайских собак..." Ладно ещё, что Шаляпина не выпустили с наклеенной бородой по вагонам или отмытого Вертинского на Тверскую..." -иронизирует современный критик (В данном случае насчет Вертинского не соглашусь -он честно выполнял свой гражданский долг санитаром в госпитальном поезде)

4.

В июне 1915 года поступил в войска, в которых действовало уже три системы судопроизводства, приказ, потрясающий своей робкой решительностью: в приказе говорилось, что изменников возможно будут стрелять на месте. Приказ трудно не процитировать. Для меня этот приказ образец лаконизма и прагматики:

"А тех позорных сынов России, наших преступных братьев, что постыдно малодушествуя положат перед подлым врагом оружие и сделает попытку сдаться в плен или бежать, я, с болью в сердце за этих неразумных безбожных изменников, приговариваю немедленно расстреливать, не давая осуществиться их гнусному замыслу; пусть твёрдо помнят, что испугаешься вражеской пули, получишь свою, а когда раненый пулей своих, не успеешь добежать до неприятеля или когда после войны по обмену пленных, вновь попадёшь к нам, то будешь расстрелян" Цит. по приказу по 2-й армии Северо-Западного фронта. Это не приказ даже, а заявка на сериал. Не хватает оборотов "а тут мы из последних сил" и "у нас бесконечные пули".

Писано пером И. Головлёва, не иначе. Тут тебе и братики, тут тебе и причитания из семинарии. Всего богато. Главного, чего нет, что не пробивается через этот елей на оружейной смазке, так того, ради чего всё это? Во имя каких святынь мы тут в драных папахах должны следить перед германцем, следя, одновременно, друг за другом. Ради чего весь этот легализованный самосуд? Понятно ведь, что в окопах от злобы и растерянности стали кончать своих же, поэтому следовало, по мнению командования, придать видимость хоть какой-то законности происходящему. Власть опять увильнула от бессилия в сторону, предоставив вооруженным крестьянам самим решать кто тут предатель, а кто нет. Не большевики придумали этот вот режим бессудной расправы. Правда, чуть позже, когда солдатики и матросики стали крошить и рвать своих офицеров, подозревая их (по инерции  в измене, власть заголосила по-бабьи, запихивая в рот кулаки и выискивая глупыми глазами, кто же во всём этом виноват? откуда пробрались к нам эти шпионы и предатели?! Из какого пломбированного вагона она все вылезли?!

Читая такой приказ можно солдату чокнуться окончательно. Кто должен стрелять в спину убегающему, кто знает, кто куда бежит, с какой целью - не понятно. Поэтому и возможны били фразы, произнесенные уверенно: "Это ведь я тебе в спину до трёх раз стрелял " Солдатам дали право стрелять в своих же однополчан. По приказу. Какой маленький шаг нужно сделать, что начать стрелять в офицеров? Да не шаг надо сделать, а просто прицел на два сантиметра сместить и вечная память штабс-капитану.

Поясню - расстреливать, пороть, вешать и пр. должны на глазах части люди посторонние. Это крайне желательно. Желательно в специальной обстановке и специальными людьми. Крайне желательно после зачитывания приговора. Иначе местному палачу будет не очень уютно и он начнет мотивировать свой поступок крайне радикальным образом, визжать, что кругом измена, нас предали и прочее.

Наконец, к исходу ноября 1915 года появился 290 Приказ по армиям, вводивший военно-полевые отряды. В эти отряды, выставлявшие заслоны и отлавливающие беглецов входили не только полиция, но и казаки, к которым присоединили позже жандармские эскадроны и полицию из эвакуированных губерний.

Военно-полевые отряды не только выполняли роль заградительной линии, но и приводили приказы в исполнение.

Для удобства работы этой структуры, имеющей право проверять документы и допрашивать с последующим этапированием, нижним чинам российской императорской армии было запрещено появляться на улицах городов после 9 вечера. Запрещалось пользоваться трамваями и прочим транспортом. Нижним чинам было запрещено появляться в гостиницах, частных квартирах, постоялых дворах и т.п. О каждом прибывшем офицере содержатели гостиниц были обязаны послать известия сразу в два адреса: в комендатуру и в полицейский участок.

Солдат-защитник веры православной в городах вообще, в идеале, появляться не мог. Чего ему там делать? В городах? Любой военнослужащий - на подозрении. Это, в принципе, нормально. когда подозрением занимаются специальные органы, а когда дворник и содержатель нумеров - это не очень нормально. Армия должна чувствовать уверенность в тылу, чувствовать уважение тыла и его поддержку. Тыл Российской империи говорил солдату: город, который ты защищаешь, он чистый, ты сюда не ходи, особенно после 9 вечера. В постоялых дворах тебе тоже делать нечего. ночуй со всеми удобствами, где бог дозволит, герой.

Мобилизованных стали возить на фронт под конвоем. Несомненный след большевизма.

Но ведь дезертиры эти были людьми русскими, российским. Многие отловленные говорили, что да, дезертировали из своих частей, находящихся на переформировании, потому как хотят немедленно выступить в бой с подлым врагом и рвутся на фронт. Другие называли номера какие-то посторонних частей, вспоминали, забывали, снова вспоминали откуда они сбежали, а это ведь запросы, ожидания ответов и прочее, дающее дезертиру главное - время и иллюзию жизни. Самой популярной отмазкой стала повесть о друге. Встретились в госпитале, мол, два друга-земляка, и решили служить вместе, вместе принять смерть за Русь Святую, поэтому пробираются на фронт в часть, где таких как они земляков побольше, чтобы ловчее было воевать. Пытки то были запрещены. приходилось жандармам всё это слушать...

К зиме 1916 года Россия фронтовая встала с колен: в окопах одновременно функционировали телесные наказания, военно-полевые команды, военно-полевые суды из офицеров части, плюс никто не отменил самодеятельность нижних чинов по выявлению в своих рядах предателя. Кто кого судит, по какому закону, как накажут?! Полная неясность.И над окопами звучит отеческая нота приказов с её фарисейским "братьев...c болью в сердце...божьей... расстреливать". Прибавим к этой конструктивной атмосфере ещё и простые реалии войны, скверное снабжение, полное непонимание солдатами происходящего, и поймем, что во всём виноваты агитаторы- большевики.

С апреля по июнь 16 года в зоне Юго-Западного фронта задерживали в среднем по 4 300 человек в месяц. На железной дороге Юго-Запада за этот период изловили еще 5 284 человек. Это только Юго-Запад.

14 января 1916 года свершился окончательный Приказ по военному ведомству за номером 29. За дезертирство -каторга от 4 до 20 лет или смертная казнь. Вводилась безоговорочная смертная казнь для подстрекателей к сдаче в плен. Это просто: хватай любого постороннего в части. Вряд ли он шепчет патриотические лозунги.

Эпилог

И вот наконец, дисциплина воцарилась на передовой. Как в морге перед дезинфекцией. И пушки появились, и снаряды подвезли, и патронов стало в изобилии. Мы этим хозяйством ещё три с лишним года друг друга убивали в Гражданскую. Хватало всем. А вот армия померла. Война превратилась в чужую страшную фабрику, в управлении которой запутались решительно все. Все ухватились за руки, чтобы никто не убежал по одиночке. Поэтому, не расцепив рук, начали бежать уже подразделениями.

Монархии оставалось жить примерно полтора месяца. А монархическая армия уже давно умерла. Пришедшие на смену самодержавию люди умственного труда ещё месяцев пять гальванизировали армейский труп, искренне радуясь, что иногда труп открывает глаза и дёргает руками.

К моменту октября 17-го, офицеры генерального штаба продавали всем желающим оружие под Аркой Главного штаба. (Особым спросом отчего то пользовались американские "Кольты" образца 1911 года). Наблюдали за всем этим спешно собранные юнкера из окон Зимнего дворца. Ни один офицер из военного Петрограда на выручку к ним не пришел. Пришли только казаки, постояли у Невы, да и ушли(Ну  еще само собой бабы мадам Бочкаревой ). 

Революционеры пожали воистину по Святому Писанию - там где не сеяли.

(Написано по материалам интернета. За основу взяты статьи Б.Рожина и книга М.Оськина "Неизвестные трагедии Первой мировой")

P.S Какой нибудь интернетный лапотник, тряся виртуальной солженицынской бороденкой , скажет что и большевики тоже расстреливали дезертиров и создавали заградотряды. Но  они делали это намного эффективнее, и обошлись без идиотских метаний.