Бойцовский клубок

‎На утро небо посмурело, насуплювалося. А ноги блестели лакированными лофертами, полусапожками, измызганными грязью кроссовками, сверкающими пятками и куда-то непоколебимо шли. Орава ног. Брызгала по лужам, запрыгивала в уже стартующий автобус. Посещала салоны красоты, магазины, отстукивала, приостановившись в ожидании.
‎
‎Витька, лучший друг Сонечки на курсе, утешал ее и подразнивал, беря за плечи, будто солдата, но всё-таки с нежностию к девчачьей ее натуре: «Ну ты Сонька, ну СМЕРШ, ну с кем не бывает. Штирлиц. Они просто прочитают вашу переписку и поймут, что ты ни в чем не виновата, а подозрения свои оставь, Бог тебе в помощь и правда.»
‎И правда, Соньку никто не арестовал, только поглядывали за ней, на всякий, чтоб предотвратить возможную месть со стороны Гуся, месяца два поглядывали. А у Маркуши уже и прозвище в криминальной сфере появилось — гусём его так и звали, наколов на правой кисти паука, ползущего вверх по паутине, а на плече срамную фразочку «я имел социум». Что только не писал дамам Гусь: «Все они идиоты в этом колледже.»; «Я хочу убить свою бабушку, я ее ненавижу, она мне всегда не тот сыр покупает, который я прошу!» «Я Бог, я. Я себе в жертву их принесу.» — И в каких масонских ложах он нахватался этих постулатов!— «В США эксперименты ставят над людьми, дают им слушать страшные звуки. Я тоже так хочу попробовать, чтоб создать сверхлюдей.» На это ему Сонечка сделала колкий выпад: «И поэтому ты решил стать балалаечником в нашем оркестре и не учить ноты. Это ты над нами эксперимент устраиваешь?»
‎«Вот гадюка.» — думал Гусев.
‎
‎Началась пара истории России. Сонечка с Витей опоздали ровно на одну минуту, искря каблуками по коридорам и лестницам, но преподаватель не подал виду, что его отвлекает чье-то поползновение в кабинет.
‎«Сегодня мы с вами обсудим главные признаки развития идиотизма.» — отчеканил монотонно и устало преподаватель, стоя перелистывая зачем-то какие-то рефератные листы или лекции, [со средней парты Сонечки и не разглядишь], а затем устремился выборочно живыми, широко открытыми, но грустными глазами в собеседников.
‎
‎«Может, кто-то уже догадывается, какие это признаки?» — спросил преподаватель.
‎
‎«Деградация?» — откликнулся некто.
‎
‎«Отчасти вы правы, но это не главный признак. Итак, первый главный признак идиотизма — обесценивание чужого труда. Идиот ничего не создаёт, поэтому из зависти разрушает чужое, получая от этого удовольствие равенства. — последнее слово учитель акцентировал. — Второй?»
‎
‎«Агрессия?»
‎
‎«Вы весьма находчивы. Но это только последствия. Второй главный признак идиотизма — считать других идиотами. Высокомерие всегда рождается в отсутствии знания тягот жизни. Кто не знает тягот, не знает ничего. Преумножающий скорби, преумножает знания. И третий признак — идиот не думает. Так же как и гордость не думает. Если она будет думать, то будет видеть свои пороки, а это слишком болезненно гордому сердцу. Гордость не думает, она всегда права, и она всегда элита. И эти три признака идиотизма являются идеальными факторами построения фашистского строя в гитлеровской Германии, о котором мы с вами и будем говорить на сегодняшней лекции, записывайте дату. Тему. Смотрим фильм. Обыкновенный фашизм. Таки посмотрим, а дома учебник прочтете по этой теме.»
‎
‎Это был самый любимый преподаватель в колледже у Сонечки, но она сама не знала почему. Благодаря своему возрасту, а было ему 78 лет, он всё говорил прямо, как есть, обращал внимание на мелкие ньюансы, но никогда не замечал чью-то бестактность, неловкость или глупость, и если кто-то что-то неправильно выразил, то делал вид, что не слышит: «Что вы говорите? Ничего? Значит, мне послышалось.» Он вел два предмета: Историю и Философию. Вообще в этом колледже преподавателей боготворили. Особенно Людмилу Фёдоровну Иванову. Сонечка, как местный архивариус, записывала за ней каждую ее красивую и эффектную фразу, шутку, удивительно, что не взгляд. Людмила Фёдоровна преподаватель баяна и концертмейстер ансамбля этно-художественного творчества, а также заслуженный артист и работник культуры страны. В ее дело невозможно не влюбиться, а партитуры, написанные ее рукой, узнают по всей России по почерку, однако Сонечка уверена, впрочем, как и я, что ее можно узнать на любом конце мира и в ее учениках: встретишь где-нибудь на должности директора некоего Алексея Валерьевича, посмотришь ему в глаза, и скажешь: «А вы ведь учеником Людмилы Федоровны были, ее почерк.»
‎
‎«Как вы себя экономите.» — заладит ее вещий язык, что с волей небесною дружен. — «Нет знаний, поможет смекалка.» «Самая главная задача дирижёра это не мешать оркестру играть.» А самый монументальный урок, преподнесенный ею каждому на всю жизнь, это фраза «Виноват, дурак, исправлюсь». Повтори — сказала бы она заботливо. Умение подумать над своими заблуждениями, дабы их искоренить — вот талант, который скапливали студенты ее курса.
‎
‎
‎
‎