Некросмос - черновик

P.S  Первая глава закончена. Впереди еще два выходных. Запасся кофем, сигаретами. В планах сегодня дописать вторую главу. Приятного прочтения! 

Ноги сами понесли его не в сторону уютного общежития, а направо, где узкая, тонущая в грязи и тенях улочка вела к тому, что раньше было смотровой площадкой. Теперь это место было затоплено, превратившись в зловонную лужу на краю Старого порта, с жалкими остатками перил, уходящими в чёрную воду. Отсюда, сквозь рваную пелену тумана, открывался вид на свинцовое море, на одинокий, богом забытый маяк и на зловещие очертания Шепчущих рифов. Его накрыла новая волна волнения — животного, иррационального страха опозориться, показаться слабым, не оправдать доверия. Тревога сдавила виски, с каждой секундой накатывая всё сильнее, сливаясь с воем ветра в единый оглушительный гул. Взгляд Люциуса был прикован к воде, к тёмным завихрениям, плясавшим среди острых камней. Он не замечал, как ветер рвал на нём одежду, как с моря накатывали всё более высокие и яростные волны, с грохотом разбиваясь о мол. Он слишком глубоко утонул в пучине собственных мыслей.

Вдруг сквозь шум бури прорвался другой звук. Не крик, а скорее зов. Долгий, протяжный, нечеловеческий стон, идущий будто из недр земли, смешиваясь со стонами из пучины небес. Люциус резко поднял голову. И увидел, что над ним в небе разверзлась гигантская воронка. Не из туч, а из самой пустоты. Абсолютной, бездонной черноты, которая поглощала свет, звук и сам воздух, затягивая в себя клочья облаков. Ветер превратился в рвущий уши рёв. Безлюдный маяк загорелся светом, предвещая бедствия. Сердце Люциуса забилось с такой силой, что боль отдала в каждую клетку тела. Он не понимал, что происходит. Он не мог сдвинуться с места, парализованный леденящим ужасом. По лицу из носа и уголков глаз тёк тёплый, металлический поток крови. А в ушах, поверх воя бури, звучала та самая “речь” — скрежещущий, визгливый поток звуков на непонятном языке. Каждое слово впивалось в мозг отточенной иглой, выскабливая по кусочку разум. Чувство, что череп вот-вот лопнет изнутри, стал невыносимым. Он, зачарованный, всматривался в эту чёрную пустоту, пытаясь разглядеть в ней источник кошмара, как вдруг почувствовал сильный удар по плечу.

Всё пропало. Хаос сменился привычной обыденностью. Давление в ушах исчезло. Чёрная бездна сменилась гигантской нависшей тучей. Кровь на лице сменилась солёным потом. Перед ним, по-прежнему, вдалеке стоял заброшенный маяк, окружённый зубьями рифов. Ветер был всего лишь сильным ветром.

— Люциус, с тобой всё в порядке? Ты… ты очень бледен, — проговорил встревоженный голос.

Рядом стоял молодой человек, его однокурсник Артур. Его лицо выражало неподдельное беспокойство и некую больную радость.

Люциус в ответ не мог издать ни звука. Горло сдавила невидимая цепь, внутри застрял гигантский, колючий ком.

— Ты ведь тоже их слышишь? — почти шёпотом спросил Артур, его глаза блестели лихорадочным блеском. — Как они зовут. Сюда.

— Кто? — хрипло, еле шевеля онемевшими губами, выдавил Люциус.

— Рифы, — так же спокойно, словно говорил о погоде, ответил студент.

— Нет… я… я не знаю, о чём ты, — с трудом выговорил Люциус и вновь опрокинул взгляд на маяк, ища в его очертаниях хоть какую-то точку опоры.

Артур принялся что-то рассказывать — о голосах, о видениях, о том, что море здесь говорит, — но Люциус его уже не слышал. Всё его внимание поглотила тёмная точка у основания маяка. Там, едва различимая дверь, приоткрылась. И в проёме возник силуэт. Невероятно длинный и неестественно худой. Тело его было обмотано длинными, развевающимися на ветру чёрными тканями, а от пояса до земли ниспадала тяжёлая, фиолетово-чёрная мантия, сливающаяся с тенями. Силуэт был размыт, будто сквозь дым, но Люциус видел, как он медленно поднял руку — длинную, туманную — в немом, многообещающем приветствии.

— Кто это!? — воскликнул Люциус, резко указывая дрожащей рукой на маяк.

— Где? — Артур повернулся, вгляделся и лишь пожал плечами. — Там никого нет. Просто тени.

Когда Люциус снова посмотрел, проём был пуст. Лишь тёмное пятно двери зияло на фоне серого камня. Но ощущение, что оттуда на него всё ещё смотрят, не исчезло. Оно стало лишь глубже и тяжелее.