18+ в Теллурии

Должен оговорить, что резко отрицательно отношусь, как к употреблению спиртного в жизни и на работе, так и к табакокурению, и пропаганде их в СМИ и литературных произведениях. 

Но нынешние сентябрьские "костры" в интернете, заставили отреагировать и подсказали тему для очередной главы. 

Очередная глава "Теллурии" 

1 сентября 1914 года надолго запомнилось всем путешественникам.
За несколько дней до этого путешественники обзавелись вполне приличной походной посудой из золота, серебра и тумбаги.
С удовольствием готовили разнообразные блюда, по которым давно соскучились, заодно опробуя и испытывая изделия своего литья.
У них осталось много неудачных проб литья, драгоценной посуды из золота, серебра, меди и их сплавов, в разных пропорциях.
Разумеется никто не собирался тащить их с собой и они просто стояли в сторонке от работающих людей.
После гибели муравейника вдоль речки разрослось много молодых всходов сахарного тростника и Громеко пришла в голову мысль, набрать побольше тростника и попробовать выварить и сделать запасы сахара.
Сахароносный тростник в окрестностях муравейника рос в изобилии, и Макшеев шутя предположил, что его выращивали муравьи.
Но Папочкин на полном серьёзе подтвердил, что так оно скорее всего и было, судя по привычкам муравьёв на наружной поверхности Земли, выращивать и пасти сахароносную тлю.
Вчетвером путешественники заделались крестьянами и заготовили, как сено, целые скирды сахароносного тростника, высыхающего под жаркими лучами Плутона после сплава на импровизированных плотах с верховьев речки.
Громеко и Папочкин занялись рубкой намелко тростника и вывариванием из него сахара в имеющихся чанах.
Получившийся густой сироп разливали остывать в мелкую посуду.
По ходу дела Громеко и Папочкин ещё и загорелись мыслью попробовать перегнать получающийся сироп в спирт для медицинских целей и хранения коллекций и упросили Каштанова соорудить им перегонный аппарат.
Оказалось Макшеев кое-что смыслил в этом и сообща геологи соорудили для врача и зоолога потребный агрегат.
По виду совсем алхимический и неуклюжий, но вполне работоспособный.
Каштанов и Макшеев тем временем занялись сооружением на берегу моря более мореходного плота, чем нынешний.
И как-то устало возвращась после большой проделанной работы к Муравьиному Дворцу в предвкушении хорошего ужина, сладкого компота, чая и отдыха, пришли в ужас от открывшейся их взору картины.
Сухие чучела муравьёв давно разложенные путешественниками на земле со всех сторон света в окрестностях муравейника, надёжно ограждали становище людей от непрошенных визитов, любопытства и ползновений любых пеших ящеров, но сейчас вокруг муравейника было шумно из-за множества летающих, дерущихся, ползающих и валяющихся на земле птеродактилей и прочих птерозавров разных размеров.
Дыма над импровизированной кухней и корчмой путешественников не было и в страшном предчувствии у Каштанова и Макшеева сжалось сердце.
Вооружившись ружьями и самодельными мечами они бросились в гущу летающих ящеров, уже не ожидая увидеть живыми, своих вероятно растерзанных товарищей.
Но почему–то крылатые ящеры будто даже не заметили появления противников и полностью игнорируя людей продолжали немелодично каркать, драться и трепыхаться на земле возле муравейника.
Причина такого странного поведения юрских стервятников стала ясна геологам, когда они увидели своих товарищей Громеко и Папочкина живыми и невредимыми, но в полностью невменяемом состоянии валяющихся среди давно остывших посудин со сладким сиропом и продуктом работы перегонного аппарата.
Работнички по-видимому взялись дегустировать произведенный продукт, увлеклись и уже ничем не смогли помешать слетевшимся со всей округи остальным непрошенным крылатым дегустаторам.
Пришлось Каштанову и Макшееву взяв за руки и за ноги переносить своих бессознателных товарищей в тенёчек во внутренних помещениях Муравьиного Дворца и попросту ждать, когда остальные дегустаторы протрезвеют и разлетятся по округе.
Конечно, всё ранее произведенное количество сладкого сиропа, как и сброженного и перегнанного продукта было невозвратимо испорчено и изгажено летающими пьянчугами.
Было уже счастьем то, что летающие ящеры оказались такими сладкоежками и пьянчужками, и гастрономически не заинтересовались закусью из безвольных ботаника и зоолога.

Томимые голодом и жаждой, и чтобы не маяться от безделья, Каштанов и Макшеев разожгли очаг и поставили вариться суп и чай. 

Попутно обсуждали, как вопрепятсвовать последующим налётам крылатых шаромыжников. 

Мы вдвоём всех этих разбойников, хоть и пьяных, перестрелять и перебить не сможем, – заметил Каштанов, – да и опасное это дело. 

Макшеева же разведенный огонь очага навёл на мысль и он предложил идею, как верно отвадить всю эту летающую шатию–братию. 

И Каштанов с Макшеевым вооружившись факелами на длинных палках стали гонять подпаливая огнём кричащих ящеров. 

 Генерал не усидел в муравейнике и с азартом атаковал и гонял самых мелких, не крупнее вороны. 

Если кто и получал удовольствие от всей этой суматохи, то только собака.

Постепенно вся эта шумящая, кричащая и отмахивающаяся крыльями орава обретала способность летать, но до этого все крылатые забулдыги получили болезненные ожоги и другие неприятные воспоминания от минувшего пиршества. 

Забулдыги трезвели в зависимости от веса и количества съеденного и выпитого и сначала разлетались более мелкие и лёгкие. 

Потом уже становились на крыло крупные птерозавры и самые крупные. 

И уж на них–то отвели душу злые и голодные оба геолога, изрядно подпалив им шкуры и морды. 

Крик и ор стоял несусветный, ящеры от людей с факелами разбегались на заплетающихся ногах и отмахивались крыльями. 

Каштанов и Макшеев лишь старались сильно не приближаться к перепуганным и взбудораженным ящерам, чтобы не попасть под удар мощных когтей и крыльев.

Через несколько часов вся эта заполошная шатия–братия разлетелась, утомленные и вымазавшиеся в саже и мусоре поднятом крыльями, путешественники вымылись в чистом ручье и наконец запоздно сели ужинать, после такого бурного и суматошного дня.
Ботаник и зоолог продолжали дрыхнуть там, где их положили, и после ужина Макшеев сел на дежурство с Генералом, а Каштанов лёг спать.
Наведение порядка в разгромленной мастерской решили оставить своим товарищам, когда они проспятся.