Небольшой анализ: "Герда в царстве мертвых" - читаем сказку с точки зрения мифа и фольклора

В свое время в ЖЖ сказку "Снежна Королева" Андерсена назвали то ли оплотом, то апогеем арийского феминизма. Чем порадовали и посмешили. Представить себе Андерсена в роли про-феминиста мне до сих поря тяжело, особенно после "Русалочки", где главная героиня отдала хвост, голос и жизнь за малознакомого принца "по любви", да еще и физической и душевной боли натерпелась. 

Но я не против самых разных способов толкования, правда, таких, чтобы они опирались на какую-то традицию и какие-то стереотипные и архетипные (или архетипические) ступеньки. Вот мой вариант: "Снежная Королева - как сказка путешествие героини в страну мертвых". Этаких перевернутый миф об Орфее и Эвридике. 

В чем основная нить сюжета? Есть названные брат и сестра, и брата похищает зимний дух - Снежная Королева, похищает и уносит к себе - баловаться пазлами - собирать нужное ей слово. 

Как и любой дух, Королева с миром живых не очень, да и магически ограничена ареалом своего обитания и функций, так что похищение ребенка и выданное ему задание - вполне в духе такого архаичного духа.

Пока мальчик  собирает из четырех льдинок слово «вечность», а получается у него что-то не то, девочка собирает свои пожитки и идет его искать… 

На мой взгляд - отправляется в царство мертвых.

Почему туда? В своем разборе я опираюсь на исследователя Проппа - его "Исторические корни волшебной сказки". Пусть перед нам сказка авторская, но многие опорные пункты в ней сохранены, как и "морфология" сказочного сюжета (еще одна отсылка к Проппу и его работе "Морфология сказки". 

Владимир Яковлевич Пропп - тут

И на общий курс фольклористики, по которому меня в свое время гоняли неоднократно. 

Также в анамнезе - большая база прочитанных мифологических и околомифологических текстов из источников. 

Почему - в "Царство  мертвых"? 

Сейчас разберем подробнее, а коротко: в пространство, куда героиня добирается через волшебные земли (и по реке), проходит сквозь лес, знакомится с говорящими животными, встречается с проводниками и в итоге попадает в место без людей, зато совершенно холодное. 

А зачин сказки - классический - один герой "похищен", другой его спасает. Нам больше известны "мужские варианты" сказки - Иван Дурак Царевич отправляется искать свою невесту. Но есть и "женские" - Девица отправляется спасать Финиста Ясного Сокола. А вообще - есть тексты, похищает антагонист не "партнера", а родственника, сейчас сохранились варианты, где сын отправляется спасать мать. Так что я поспорю с собой трехлетней давности и скажу, что у нас тут вполне типичное развитие событий. Девушка спасает юношу. (или - помогает ему пройти инициацию и сама ее тоже проходит, черты инициальности тоже в сказке будут).

А другая героиня - женщина, между прочим, действует как другой сказочный персонаж "волшебная невеста" и испытывает героя, дав ему задание. 

И уже одно только это служит (для меня) основанием считать, что Герда отправляется в царство мертвых, потому что в таких сюжетах герой или героиня именно туда и попадают - волшебный мир сказки, это не Нарния, это мир духов, мир мертвых. И охраняет его Баба-Яга (или старуха Хель) - наполовину живое существо, а наполовину - мертвое (костяная нога). Половинчатость - это пограничность. 

Насчет  перехода Кая в «страну мертвых» - все также прозрачно: он перестает видеть красоту  в живом, а в постановках и визуальных  интерпретациях еще и бледнеет, что очень точно подчеркивает мотив умирания. С миром живых Кая, впрочем, что-то еще связывает - Королева целует его, но предупреждает, что от ее поцелуев умирают. То есть - Кай не сможет уже говорить и двигаться. 

Но и в мире живых он уже оставаться не может. Он также находится теперь в пограничном состоянии и в пограничном восприятии - у него "нет сердца" и изменено зрение (слепота духа в мире живых - частое явление, именно поэтому та же "пограничница" Баба-Яга не видит Иванушку, а чует его "русским духом пахнет").

Дальше все начинают считать Кая мертвым:

Много было пролито по нему слез, горько и долго плакала Герда. Наконец решили, что Кай умер, утонул в реке, протекавшей за городом. Долго тянулись мрачные зимние дни.
Но вот настала весна, выглянуло солнце.
- Кай умер и больше не вернется! - сказала Герда.
- Не верю! - отвечал солнечный свет.
- Он умер и больше не вернется! - повторила она ласточкам.
- Не верим! - отвечали они.
Под конец и сама Герда перестала этому верить.
- Надену-ка я свои новые красные башмачки (Кай ни разу еще не видел их), - сказала она как-то утром, - да пойду спрошу про него у реки.

Вода  – это граница. Река ведет себя довольно осмысленно, по крайней мере,  Герда ощущает что-то, хотя пока не может расшифровать. Девочка садится в пустую лодку и плывет, куда глядят глаза, а точнее - куда несет река, отдав в жертву свои новые башмачки. 

Но вот она приплыла к  большому вишневому саду, в котором ютился домик под соломенной крышей, с  красными и синими стеклами в окошках. У дверей стояли два деревянных  солдата и отдавали честь всем, кто проплывал мимо. Герда закричала им -  она приняла их за живых, - но они, понятно, не ответили ей. Вот она  подплыла к ним еще ближе, лодка подошла чуть не к самому берегу, и  девочка закричала еще громче. Из домика вышла старая-престарая старушка с  клюкой, в большой соломенной шляпе, расписанной чудесными цветами.

Это  практически материнский образ, он же – пограничный, детское сознание не испорчено страхами и чисто, так что любая пограничная сущность, которая не имеет задачи  именно напугать, а скорее предостерегает и останавливает, может принять и облик старушки в саду, а не чудовища в лесу. Кроме того, у ворот в сад стоят неживые стражи, которых Герда принимает за живых. 

Никаких костей, сплошные  цветы, но  попадая к ней Герда едва не забывает саму себя и свою цель. Река забвения протекает в царстве Аида, и пьют из нее мертвые. 

А сад с  вишней – это тот самый "темный лес", стоящий на границе двух миров, который нужно  преодолеть. Но сражаться ребенку не с кем, лес стал садом, так что  главная задача – не заблудиться и не потерять себя. (Непонятно,  кстати, что милая старушка сделает, когда ты перестанешь помнить о том, что ты  живая... И откуда цветы в саду знают столько историй из мира живых...).

Конечно, старушка, по уверению автора, злой не была, но… Розы, которые напоминали Герде про Кая и мир живых она силой волшебства направляет под землю. (Кстати, сама девочка напоминает розу "волосы вились кудрями и  золотым сиянием окружали милое, приветливое, круглое, словно роза,  личико девочки", так что связь детей и роз тоже интересная деталь, но скорее из другого символьного ряда).

Образ роз, как олицетворения жизни, вообще в  тексте отчетливо прослеживается, а жизнь, которая уходит под землю, мотив избавления от живого – очень даже указывает на смерть или  пограничное состояние. Слезы Герды возвращают розовый куст из-под  земли, так что финал всей сказки уже показан – Кая она также сможет  вернуть «оттуда», как минимум, если заплачет.

Мертвые, кстати, не плачут и не смеются.Они молчаливы и лишены эмоций. Пропп пишет об этом - запрет на смех - один из запретов для живых в царстве мертвых. 

В пограничье Герда пробыла все лето, потому что сбежала только под осень, и эта потеря времени, которая проходит незаметно тоже указывает на другой мир.

На  следующем этапе пути ей встречается ворон. Символическое значение  ворона довольно широко, но с потусторонним миром он связан крепко. А еще  связан с образом шамана. Отчего бы и Герде не побыть шаманом,  отправившимся за духом мертвого в нижние миры? Проводниковая роль ворона и его связь со смертью настолько очевидны в таком количестве культур, что достаточно просто загуглить.

Ворон рассказывает Герде о Принцессе, которая: Такая  умница, что и сказать нельзя! Прочла все газеты на свете и позабыла все,  что в них прочла, - вот какая умница!.

Это выглядело бы  сарказмом, если бы не поведение людей, которые приходят в ее дворец – у  них отнимается язык при виде серебра и лакеев, как будто и кто-то  околдовал. Ну и сны, которые расхаживают по дворцу. Мир снов у нас тоже связан с пониманием мира мертвых.

Дворец Принцессы и впрямь  заколдован, и образ девушки-волшебницы,  которая правит в потустороннем царстве, весьма распространен в  фольклоре. Правда, как правило, она еще и жестока и сильна, так что ее  мужу несладко приходится в период ухаживаний. Помните Марью Моревну? Но достаточно и того, что она сама ничего не помнит, и другим не дает. 

Ее дворец - приятное, в общем и целом, место, и в визуальных интерпретациях он часть наполнен роскошью, пищей и развлечениями. Почти райское место, за исключением духовного аспекта. Это и испытание для герды, и очередная зарисовка мира мертвых.

Принцесса одаривает Герду каретой и шубкой, и девочка отправляется глубже.

Особенно  интересным мне кажется старт ее путешествия и поездка через лес: Ворон взлетел на  дерево и махал черными крыльями до тех пор, пока карета, сиявшая, как  солнце, не скрылась из виду. 

Скрывающееся солнце и ворон с огромными  черными крыльями… Инфернальненько.

Дальше Герда встречает других  сущностей, тоже явно не простых: Вот Герда въехала в темный лес, в  котором жили разбойники; карета горела как жар, она резала разбойникам  глаза, и они просто не могли этого вынести.

В достопамятный  «темный лес» (посвященные ему главы можно найти в книге Проппа о волшебной сказке, как и анализ фактов, который доказывает, что темный лес в сказке это уже всегда непосредственно связанная с миром мертвых локация) Герда, все-таки, въехала и граница уже точно пересечена.  

Теперь на ее пути встречаются существа, боящиеся огня и солнечного света.

Возглавляет  их женщина, правда, «с длинной жесткой бородой и мохнатыми,  нависшими бровями». Травестизм, неразличение мужского и женского – тоже  частое явление для потусторонних сил.

Здесь Герда встречает свое  «альтер-эго», или что-то вроде этого: Маленькая разбойница была ростом с Герду, но сильнее, шире в плечах и гораздо смуглее. Глаза у нее были совсем черные, но какие-то печальные. 

Следующее пристанище  Герды уже совсем не похоже на дворец, хотя и является им: Он был весь в  огромных трещинах; из них вылетали вороны и вороны. Откуда-то выскочили  огромные бульдоги, казалось, каждому из них нипочем проглотить  человека, но они только высоко подпрыгивали и даже не лаяли - это было  запрещено.

У нас снова вороны и  запрет на звуки –  чудовищные бульдоги не лают, потому что в мире мертвых царит тишина. Звуки именно запрещены (иначе мертвые найдут тебя и уже окончательно  убьют). Жители этого замка, сохранившие еще каплю жизни, понимают это и запрещают псам лаять. В таком контексте запертые голуби – это уже запертые души, ведь что символизирует голубь…

Мало того, новая спутница Герды не расстается с ножом, и в сочетании с псами, воронами и молчанием мы можем вспомнить и о ритуальной природе ножа. Этим ножом она обещает самостоятельно убить Герду в случае чего.

В  этом же разбойничьем замке Герда Оленя. Говорящего. Родом из тех мест, где живет Снежная Королева. Настоящего знатока и проводника. И вообще - не человека. Говорящее животное, дух-покровитель, тотем.

Сцена  «побега» Герды тоже замечательная. Во-первых, атаманша разбойников  приобретает черты великанши из сказок и саг, которую нужно напоить,  чтобы сбежать (очень распространенный мотив), а во-вторых, Герда  приобретает черты чудовища: вот огромные рукавицы моей матери, они  дойдут тебе до самых локтей. Сунь в них руки! Ну вот, теперь руки у  тебя, как у моей уродины матери.

Чтобы быть неузнанной в этом  мире, пока она не доберется до проводников – лапландки и финки, Герде  нужно замаскироваться под чудовище!

Также в путь Герде даются  «хлебы и ветчина», это, конечно, не медные караваи, но Лапландии они  достигают только тогда, когда «хлебы были съедены».

Взглянем на следующую локацию: Олень  остановился у жалкой лачуги. Крыша спускалась до самой земли, а дверь  была такая низенькая, что людям приходилось проползать в нее на  четвереньках, - так описывается их первый пункт передышки.

Практически лоно матери и инициальная изба. Мотив «пролезания» куда-либо, сжавшись и на коленях – это мотив перерождения.

В  следующем доме даже двери нет, так что лезть пришлось «в дымовую  трубу», чтобы очутиться в жарком помещении с наполовину обнаженной  женщиной. Это – еще одна отсылка к образу Матери и мотиву инициации (перепекание, мужская инициация в звероподобной избе).

Снежная  Королева – вечная смерть, холод и забвение. Финка – та самая мать, в  лоне которой жарко, и которая выпустит тебя на свет…

Именно от финки мы слышим ключевую фразу текста:

Сильнее,  чем она есть, я не могу ее сделать. Не видишь разве, как велика ее  сила? Не видишь, что ей служат и люди и звери? Ведь она босая обошла  полсвета! Не у нас занимать ей силу, ее сила в ее сердце, в том, что она  невинный милый ребенок. Если она сама не сможет проникнуть в чертоги  Снежной королевы и извлечь из сердца Кая осколок, то мы и подавно ей не  поможем! В двух милях отсюда начинается сад Снежной королевы. Отнеси  туда девочку, спусти у большого куста, обсыпанного красными ягодами, и,  не мешкая, возвращайся обратно.

«Невинное дитя», если не  трактовать его с христианской позиции, вполне может означать чистую,  незамутненную душу или дух, который  спускается в мир мертвых, чтобы помочь кому-то. Здесь же символичны красные ягоды на белом снегу. Красные, да еще и плоды (ягоды) - это жизнь на фоне смерти.

Но задача Герды - не просто вытащить Кая, а извлечь из него осколки зеркала –оживить в полном смысле слова. Из движущейся и говорящей нежити превратить в живого мальчика.

Также здесь мы уже можм остановиться и посчитать, сколько  раз Герда преодолевала границу, погружаясь во все более и более  страшные места этого мира? Река, сад, дворец, лес, холодные земли и  снова – сад и дворец… Испытания и страхи нарастали поступенно, и вот она предстала перед последними из стражей:

Одни  напоминали собой больших безобразных ежей, другие - стоглавых змей,  третьи - толстых медвежат с взъерошенной шерстью. Но все они одинаково  сверкали белизной, все были живыми снежными хлопьями. Однако Герда смело  шла все вперед и вперед и, наконец, добралась до чертогов Снежной  королевы.

Чертоги эти совсем уж безрадостны:

Стенами  чертогов были вьюги, окнами и дверями буйные ветры. Сто с лишним зал  тянулись здесь одна за другой так, как наметала их вьюга. Все они  освещались северным сиянием, и самая большая простиралась на много-много  миль. Как холодно, как пустынно было в этих белых, ярко сверкающих  чертогах! Веселье никогда и не заглядывало сюда. <…>
Холодно,  пустынно, грандиозно! Северное сияние вспыхивало и горело так правильно,  что можно было точно рассчитать, в какую минуту свет усилится, в какую  померкнет. Посреди самой большой пустынной снежной залы находилось  замерзшее озеро. Лед треснул на нем на тысячи кусков, таких одинаковых и  правильных, что это казалось каким-то фокусом. Посреди озера сидела  Снежная королева, когда бывала дома, говоря, что сидит на зеркале  разума; по ее мнению, это было единственное и лучшее зеркало на свете.  Кай совсем посинел, почти почернел от холода, но не замечал этого -  поцелуи Снежной королевы сделали его нечувствительным к холоду, да и  самое сердце его было все равно что кусок льда.

Форменный труп в  идеально мире, где есть «разум», но нет духа. Симметрия и правильность  хоть и присуще красоте, но, все-таки, их избыток напоминает о смерти.  Потому что в движении сохранить симметрию трудно, практически невозможно.

Герда спасает мертвого Кая, поплакав над ним хорошенько и заставив заплакать и его.

В это-то время в огромные ворота, которыми были буйные ветры, входила Герда. И перед нею ветры улеглись, точно заснули. Она вошла в огромную пустынную ледяную залу и увидела Кая. Она тотчас узнала его, бросилась ему на шею, крепко обняла его и воскликнула:
- Кай, милый мой Кай! Наконец-то я нашла тебя!
Но он сидел все такой же неподвижный и холодный. И тогда Герда заплакала; горячие слезы ее упали ему на грудь, проникли в сердце, растопили ледяную кору, растопили осколок. Кай взглянул на Герду и вдруг залился слезами и плакал так сильно, что осколок вытек из глаза вместе со слезами. Тогда он узнал Герду и обрадовался:
- Герда! Милая Герда!.. Где же это ты была так долго? Где был я сам?
- И он оглянулся вокруг. - Как здесь холодно, пустынно!
И он крепко прижался к Герде. А она смеялась и плакала от радости. И это было так чудесно, что даже льдины пустились в пляс, а когда устали, улеглись и составили то самое слово, которое задала сложить Каю Снежная королева. Сложив его, он мог сделаться сам себе господином да еще получить от нее в дар весь свет и пару новых коньков.
Герда поцеловала Кая в обе щеки, и они опять зарделись, как розы; поцеловала его в глаза, и они заблестели; поцеловала его руки и ноги, и он опять стал бодрым и здоровым.

Отдельный мотив - слезы и поцелуи, которые возвращают телу Кая "жизнь" - делают его живым и здоровым.

Что  характерно – из детей в процессе пути Кай и Герда превращаются в юношу и  девушку, по крайней мере, за время, проведенное в чертогах Снежной  Королевы, ворон успел умереть, а маленькая разбойница стала разбойницей  юной… По пути все земли трансформируются - они становятся "живыми", не видим только старушки с садом. Такая трансформация может быть связана и с тем, что Кай и Герда теперь проходят не по "мертвой", а по "живой части" мира (потому что Сенжную Королеву в сказке никто не убивал, и говорить о спасении мира через расправу с антагонистом тут не стоит).

Итак, резюмируя все сказанное выше - "Снежная Королева" вполне может быть прочитана как небольшой путеводитель для юного путешественника в царство мертвых, где есть необходимое количество советов и информация о всех предстоящих вам испытаниях. Вы вполне можете им воспользоваться. Главное. не застряньте в первой локации.

А с вами было литературное оборзение от радио "Морок". Литературное оборзение от радио "Морок" - мы начинаемся после восьми. После восьми чашек кофе.

ТРАНСПАРАНТ: Анализируется не оригинальный, а русский текст (без христианских вкраплений); анализируется исходя из заявленной позиции и не отменяет никаких других позиций, является целиком и полностью плодом воображения автора и подчеркнуто предостерегает от легковерия в арийский феминизм, зашифрованные пророческие послания Андерсена людям и намекает на то, что каждый текст можно увидеть и проанализировать через призму собственного восприятия, образования и опыта.