Ну штош... С почином меня :)

Не прошло и полгода — точно не прошло, недели три, не больше — как Валерина влипла в очередной роман, аки мушка в паутину.

Рабочее название «Русалки Менского уезда», но не факт, не факт, могу ещё и перепридумать

Первая глава написалась прошлой ночью, структуру вижу, предвкушаю удовольствие

Глава 1. Веры больше нет 

1994 год, май

Туфли жали нестерпимо, ступни горели так, будто обувка внутри была выстлана раскалёнными углями. Каждый шаг по липкому полу кафе «Космос» отзывался в висках тупой, нудной болью. Вера, чувствуя, как начинает кружиться голова, подошла к столику, где трое уже изрядно поддавших мужчин в будничной, несвежей одежде о чём-то громко спорили, жестикулируя и источая убийственное амбре перегара и чеснока.

— Верунчик, водочки нам ещё! Давай-давай, малая, шевели булками! — один из них, с мокрыми от пота залысинами, шлёпнул её по бедру тяжёлой, влажной лапищей.

Вот же мразь! Веру обдало уже привычной ненавистью. 

Надо улыбаться. Ноздри предательски раздувались, но она через силу натянула приветливую гримасу, ощущая, как начинает подёргиваться левый глаз.

— Да, конечно, — выдавила сквозь стиснутые от ярости зубы, отшатываясь от очередного хамского прикосновения.

Вера развернулась и пошла к бару, прихрамывая, каждым нервом чувствуя, как натруженные мышцы ног горят огнём. «Верунчик». Деревенское, простое, скучное имя. От него пахло кислой капустой, заношенными вещами и жизнью, которой она боялась больше всего на свете. Жизнью, где ты — обслуживающий персонал для вот таких вот мужланов с потными руками.

У стойки она на мгновение закрыла глаза, прислонившись лбом к прохладному металлу пивного крана. В кармане её форменного фартучка лежала заветная бумажка — объявление из газеты, уже затрёпанное до дыр. «Брак с гражданином ЕС. Серьёзные отношения». Она выучила его наизусть. Это был её билет, единственный шанс вырваться из этого болота с вечно пьяным быдлом вокруг.

— Скучаешь? — раздался рядом бархатный, спокойный голос с лёгким акцентом.

Вера вздрогнула и открыла глаза. В отражении грязного зеркала стоял мужчина, словно сошедший с экрана какого-то заграничного фильма про дорогую жизнь. Светлая дорогая рубашка в мелкую бледно-голубую «лапку» сидела на нём идеально, как и тёмно-синие брюки из тонкой шерсти. Он был аккуратно пострижен и пах умопомрачительным парфюмом – явно не с рынка. Взгляд его тёмных глаз был спокоен и чуть насмешлив, будто он видел насквозь и её, и это кафе, и всю её убогую жизнь и находил это забавным.

— Извините? — выдавила она, машинально поправляя выбившуюся прядь волос.

— Я сказат: скучаешь? У тебя грустный вид для такой вечэр, — он улыбнулся, и в уголках его глаз собрались тонкие лучики морщинок. Кожа у него была покрыта лёгким здоровым загаром, а зубы сияли нездешней белизной.

Верино сердце ёкнуло от предвкушения.

— Ноги болят, — неожиданно для себя брякнула она и тут же смутилась.

Он рассмеялся — тихо, искренне.

— Понимаю. Моё имя Иштван. А ты?

Она уже была готова привычно выговорить: «Вера», но поймала его слегка насмешливый, оценивающий взгляд – взгляд человека из другого мира, где нет липких полов и воняющих перегаром хамов.

И тогда она ответила: чётко, уверенно, будто репетировала это перед зеркалом сотни раз, примеряя чужую, красивую жизнь, как платье в дорогом бутике:

— Лолита.

Имя пахло дорогими духами, шёлком и далёкими, солнечными странами. Оно было ключом, отворяющим дверцу в волшебную страну.

Незнакомец — ах, уже ведь знакомец! Иштван! — медленно, словно пробуя на вкус, повторил: 

— Хм-м-м, Лолита… Надьон красота… Очэн красиво. Очэн подходить.

Его глаза скользнули по её фигуре, и в этом взгляде не было грубой похоти, но лишь одобрительная оценка, от которой сердце Веры затрепетало, как бабочка, впервые раскрывающая новые крылья. За этот взгляд – признающий её, говорящий, что она, Вера (к чёрту Веру, Лолита, конечно, Лолита!) дорогого стоит, она была готова немедленно убить своё прежнее, уродливое «я».

— Тебе тут нэт мест, Лолита, — произнёс он, продолжая беззастенчиво изучать её. — У тебя арц… лицо, котрое должно быт на журналов. Ты ест получит большего.

Он говорил ровно то, что она хотела услышать, то, о чём мечтала, засыпая в своей общажной каморке под рёв телевизора за стеной.

— Я уезжат чэрэз два недэль, — продолжил он, вращая бокал. У него были длинные, ухоженные пальцы с блестящими ногтями. Вера с замиранием сердца подумала, что ему, наверное, и маникюр делают. — Домой, в Будапэшт. А пока тут… В машине скучат одному. Хочэш составит компания? Посмотрэт мир?

Вера замерла. Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой…

Иштван истолковал её молчание по-своему:

— Нет страховатся, я не обидэт такой красивая девушка! 

Нет, он не предлагал выйти замуж, не говорил о любви. Но он предлагал выход. И если Вера немного колебалась, то для воспрявшей Лолиты этого было более чем достаточно.

Её натруженные, гудящие ноги стали вдруг легчайшими. Боль ушла, сменившись лёгким, пьянящим головокружением. Она видела себя уже не здесь, не в этом обрыдшем шалмане, а в быстрой иномарке, несущейся по бесконечному ровному шоссе навстречу новой жизни.

— Да, — прошептала она, и её губы наконец-то растянулись в самой настоящей, сияющей, победной улыбке. — Я бы очень хотела. Только… только у меня загранника нет.

Иштван приподнял брови.

— Заграника? – недоуменно переспросил он, разбив слово на слоги, но не успела Вера уточнить, как его лицо просияло: 

— А, ты говорить про паспорт для други стран? 

Вера судорожно кивнула, уже слыша, как трещит и раскалывается на части хрустальный мост, ведущий к её мечте. 

Но Иштван сверкнул белозубой улыбкой и сделал изящный жест рукой.

– То нэт проблема, ест… как это по-русски… блать! 

Вера вздрогнула. Почему он стал материться? Всё так плохо?

Но Иштван энергично покрутил головой:

— Нэт! Блат! Ест блат! Паспорт нэ ест проблема! 

Он многозначительно подмигнул и снова улыбнулся – широко, белозубо, свободно. Вера глубоко вздохнула, не сводя с него зачарованных глаз, и прошептала, едва соображая, что говорит:

— Тогда я, конечно… Спасибо, да, я согласна!

Иштван был прекрасен, как намоленная мечта, начавшая исполняться. 

Возможно, если бы Вера не была так ослеплена своим прекрасным принцем, она бы заметила, что в глубине его тёмных глаз нет ни капли тепла – одна лишь холодная, расчётливая пустота. Но Вере было двадцать, она очень хотела влюбиться и всё ещё верила в сказку про грузовики и пряники.

Иштван кивнул, будто её согласие было лишь незначительной формальностью, в которой он и не сомневался.

— То очэн отлычно. Завтра еду в други град. Будеш в десат вечэра на паркинг у хотель «У-би-лэй-ная». Хорошо?

Вера от счастья не могла говорить, лишь мелко кивала головой, не сводя с Иштвана счастливых глаз. Он галантно поцеловал ей ручку и оставил на стойке купюру, которой с лихвой хватило бы, чтобы покрыть не только его выпивку, но и купить новые, удобные туфли для Веры — и даже на такси до самого её дома ещё осталось бы. Но она уже не думала ни о деньгах, ни о туфлях, ни о такси. Она смотрела ему вслед, сжимая в кармане бумажку с объявлением, а мир искрился и играл новыми, яркими красками. Даже вонь перегара казалась теперь терпимой, а туфли — не такими уж и тесными. 

Ради Иштвана этому миру можно было простить все неудобства.

Следующий день тянулся мучительно долго. Вернувшись под утро, она так и не уснула: мечтала и вспоминала каждую минуту разговора с Иштваном, влюбляясь в своего принца всё сильнее. Ближе к вечеру быстро собрала сумку, на работу звонить не стала — пусть увольняют, плевать! Конечно, никому не сказала, куда и с кем уезжает: известно, хочешь, чтобы что-то важное получилось — молчи, пока не сделаешь. Да и не было у неё таких подруг, с кем стоило бы разделять настоящую удачу. Все общажные девчонки, кого ещё не разобрали замуж, мечтали об одном: вырваться из нищеты, рабского труда за копейки, неопределённого будущего. Все они были ей конкурентками. Счастье любит тишину — так всегда говорила мама, и Вера с детства усвоила этот важный урок. Вот маме бы — маме бы рассказала, но времени на поездку в дальнюю деревню на Могилёвщине уже не оставалось. Но это было к лучшему, наверное. Мама бы непременно переполошилась, потребовала знакомства с Иштваном, а Вере совсем не хотелось, чтобы он увидел скромный быт её отчего дома. Вот потом (тут Вера мечтательно жмурилась, представляя прекрасное далёко вместе с Иштваном), она непременно познакомит его со всей роднёй — хотя бы ради удовольствия увидеть, как отвиснут челюсти у её злоязычных тёток.

Вера пришла на стоянку за полчаса, в своём лучшем платье — чёрном мини, обтягивающем, с декольте, выгодно подчёркивающим высокую грудь. Платье пахло дешёвым польским парфюмом, которым она тщетно пыталась заглушить запах столовских котлет, насквозь пропитавший все её вещи. В руках она сжимала небольшую дорожную сумку с пожитками: всем своим небогатым скарбом, который, как ей казалось, мог пригодиться в новой, красивой жизни.

Иштван подъехал точно в десять на тёмной, блестящей иномарке. Вера замерла, едва не раскрыв от изумления рот — таких машин здесь было очень мало и стоили они наверняка целое состояние. Он улыбнулся ей и потянулся через салон, чтобы открыть пассажирскую дверь.

— Заходи, Лолита. Поехали.

В салоне пахло дорогим парфюмом и кожей. Вера поначалу робела, не зная, куда деть руки: всё вокруг было такое элегантное, недешёвое — из другой, пока неизвестной ей жизни. Иштван был чуть более разговорчив, чем вчера, но в его глазах читалась лёгкая скука. Он расспрашивал её о жизни, и она, краснея, привирала, приукрашивала, создавая на ходу биографию для Лолиты — девушки из хорошей семьи, которая временно оказалась в сложных обстоятельствах.

Иштван кивал, будто веря каждому слову, но мыслями был не с ней, а его пальцы, постукивающие по рулю в такт зарубежной музыке, выдавали нетерпение.

Вскоре он свернул с освещённой трассы на более узкую, тёмную дорогу. 

Вера бросила на него испуганный взгляд:

— Зачем сюда? Так короче, да?

— Так, да… – рассеянно проговорил он, потом добавил: — Други град. Брэст. Скоро, — и в его голосе впервые прозвучало напряжение.

Вере почему-то стало тоскливо, словно кто-то сжал сердце в ледяной руке. Захотелось оказаться дома, у мамы, есть вместе приготовленный нехитрый ужин, потом мыть в тазике посуду, смеяться, болтая о пустяках. Но мама была далеко, и с каждым километром чужая хищная машина уносила Веру всё дальше от островка любви и света. 

Пытаясь справиться с нарастающей тревогой, она прижалась к холодному стеклу, но понять, где они едут, не удалось — за окном лишь мелькали выхваченные фарами силуэты деревьев, да неподалёку серебрилась под луною лента реки.

Иштван сунул ей в руки серебристую фляжку, показал жестом: открой. Она послушно отвинтила тугую пробку; аромат дорогого парфюма смешался с тяжёлым, сладковатым запахом алкоголя. Он сделал большой глоток, предложил и Вере, но она отказалась. Ей не хотелось пить, и ехать с ним дальше тоже не хотелось. Хотелось только, чтобы он остановил машину — но Иштван лишь набирал скорость.

— Не надо страховатся, — его голос стал громче, грубее. — Всё только начинается. Таким, как ты, в Венгрии рай. Будеш танцевать в самом крутой клуб. Для особых гостей.

Ледяная струйка страха пробежала по её спине. Что он имеет в виду?

— Я… я не совсем понимаю, — пролепетала она, вжимаясь в сиденье.

Он резко засмеялся, и смех его теперь звучал сипло, пугающе.

— Глупост, детка. Ты же нэ дура. Красивая обёртка — дорого товар. Всё просто.

Его рука тяжёло легла на её колено, сжимая с неприятной, властной силой. Вера внутренне ахнула. Иллюзия рассыпалась в прах. Изящный жених исчез, и перед ней оказался просто другой мужлан, только дорого одетый и с паспортом чужой страны.

— Уберите руку, — выдавила она, пытаясь оттолкнуть его грубые пальцы, уже вовсю обжимающие бедро.

— А ну не рыпайся! — рявкнул он, и его лицо, освещённое приборной панелью, исказилось в злобной гримасе. — Я за тебя заплатит! Так что сиди тихо и не порть мне удовольствий.

Он рванул её к себе, обдал загустевшим от алкоголя дыханием, укусил за губу. Вера закричала от боли, вцепилась ему ногтями в лицо. Машина заюлила по дороге.

— Сука блать! — взревел он и с силой толкнул её обратно на сиденье.

В этот момент из-за поворота выскочила фура. Слепящий свет фар затопил салон. Иштван дико вырулил, машина с визгом сорвалась в кювет, покатилась со склона, перевернулась раз, другой, с грохотом ломая кусты и молодые деревца, и с тяжёлым, окончательным плеском рухнула в чёрную, холодную воду Свислочи.

Удар. Ледяной шок, сковывающий каждую клетку тела. Давящая, беспросветная тьма. Солёный вкус крови на губах. 

Вера беспомощно барахталась, пытаясь отстегнуть ремень безопасности, который вдруг стал удавом, тянущим её на дно. Тут треснуло лобовое стекло, и в салон хлынула вода, безжалостно заполняя всё пространство, где ещё оставался кислород.

Она видела, как Иштван, силясь, пинал свою дверь, его лицо было искажено животным страхом. Их взгляды встретились на мгновение. В его глазах не было ни капли раскаяния, лишь паническая жажда выжить.

Её пальцы раз за разом скользили по ручке двери, отчаянно дёргали её, но та не поддавалась. Воздух заканчивался, в лёгких горело огнём. Угасающим сознанием она ещё успела зафиксировать, как Иштван, выбив остатки лобового, скользнул вверх, к спасительному воздуху – но уже не удивилась. Последнее, что она увидела перед тем, как тьма поглотила её полностью, — это пузырь воздуха, вырвавшийся из её собственных губ и устремившийся к далёкой, уже недостижимой поверхности, где мерцали отражения звёзд.

Последняя мысль была не о страхе и не о боли. Просто обидно стало, что так никто и не полюбил её по-настоящему. Даже ведь не целовалась ни с кем…

Дальше были только тишина, холод и мрак.

А потом появились они.