Красота в борделе

Присоединяюсь к флэшмобу красавцев и красавиц от Виты Алой (https://author.today/post/706346). Думаю, давно пора уже "Остывшему пеплу" включаться в тематические флэшмобы. Тем более, что Аосянь - действительно сказочная, неземная красавица. Пользоваться этим она не слишком привыкло, но недавно попала в ситуацию, где на этом делается сильный акцент... 

И не сказать чтобы ей это нравилось. 

Ключевую особенность внешности - аметистовые глаза - картинка не отразила, но в остальном идеально подходит Аосянь. А музыкальное сопровождение нам сегодня обеспечит сам Король Демонов.

Будут два фрагмента. 

Следуя за слугами госпожи Фенфанг, Аосянь ожидала, что «Аромат Лилии» окажется неприметным мрачным домом где-нибудь в бедных кварталах, куда ходят в глубокой тайне, поминутно оглядываясь по сторонам, чтобы никто не заметил и не уличил.

Реальность оказалась совсем иной. Госпожа Фенфанг не прятала свое заведение, напротив, она стремилась привлечь к нему внимание. Высокое и просторное здание отличалось на фоне соседей регулярно обновляемой росписью в нежно-розовых тонах. Красные бумажные фонари горели над широкими трехстворчатыми дверями, и даже с улицы можно было услышать звуки музыки и пьяный смех.

Пройдя внутрь вслед за головорезами, Аосянь оказалась в просторном зале. В центре его танцевали под звуки флейты шесть девушек, чьи тела были едва прикрыты алой летящей тканью. По бокам располагались столики с едой и напитками; и хоть и была Аосянь уверена, что посещение подобных заведений — удел наиболее низких и жалких из мужчин, но многие из посетителей были богато одеты и явно занимали немалое положение в обществе.

Увивавшиеся вокруг них девушки выглядели умытыми, ухоженными и в основном казались симпатичнее, чем обычные горожанки на улицах. Носили они яркие и красивые платья, что радовали бы привыкший к цветочной пестрости глаз Феи-Бабочки…

Если бы не знала она, что скрывалось за всем этим.

Контраст между яркостью формы и мерзостью содержания вызывал у неё отвращение даже большее, чем если бы те же дела творились в изгаженной клоаке.

От сальных взглядов, которые бросали на него посетители, хотелось поскорее помыться. Внутри все клокотало от злости, казалось, еще немного, и злость эта вырвется на свободу волной разрушения, не различающей правых и виноватых.

Эта мысль слегка отрезвила. Нельзя. Даже будь у нее её духовные силы, устраивать резню в мире смертных — это не то, как должно поступать небожителю. Между легким путем и достойным всегда выбирай достойный.

Как бы ни было тяжело.

Как бы ни было страшно.

Когда Аосянь провели в заднюю комнату, скрывавшуюся за алыми занавесками, то в первый момент показалось ей, что предстала она перед демоном. Мертвенно-бледная темноволосая женщина с ярко-алыми губами и хищным взглядом темных глаз могла показаться соблазнительной кому-то из клиентов, но Аосянь видела в ней исключительно угрозу.

И лишь со второго взгляда становилось понятно, что подобный облик госпоже Фенфанг придала не демоническая ци, а всего лишь насыщенный, тяжеловесный макияж.

Макияж — и властная бесцеремонность жестов.

— Ну-ка, посмотрим, — пробормотала она, протягивая руку и беря Аосянь за подбородок.

Повернув лицо девушки сначала одной стороной, потом другой, она оглядела изящные скулы и удовлетворенно поцокала языком. Затем, оттянув пальцами веки, заглянула ей в глаза.

— Надо же! И вправду фиолетовые! Многим из падких на экзотику это понравится. Только не выпучивай их, когда целуешься: новенькие часто думают, что это выглядит мило и невинно, но на самом деле они при этом выглядят как рыбы.

И прежде чем Аосянь сообразила, что на это ответить, госпожа Фенфанг отдала новый приказ:

— Разденьте её!

Когда с неё сняли одежды, Аосянь не стала прикрываться или иным способом демонстрировать свое смущение. Гордо и прямо стояла она под похотливыми взглядами головорезов и оценивающим — хозяйки дома удовольствий.

— Хороша, — признала та, — Ты очень удачное приобретение, милочка.

Сдержав вспышку гнева, Бог Войны сказала:

— Я могу танцевать. Могу играть на цине. Я хороша и в том, и в другом. Но я не стану ложиться под мужчин только потому что у них есть деньги.

В ответ на это госпожа Фенфанг язвительно засмеялась:

— Ты так говоришь, как будто считаешь, что у тебя есть выбор. По-моему, ты до сих пор не поняла своего положения, милочка. Тебя продали. Тебя продали и купили. Теперь ты принадлежишь мне, принадлежишь этому дому. А в этом доме над всеми правилами превалирует одно. Ты делаешь то, что приносит мне деньги. Ты даешь клиентам то, что они хотят, чтобы они оставались довольны и платили мне за тебя. Если серебро льется рекой, ты живешь припеваючи. Если же мне придется терпеть из-за тебя убытки… не вини меня за жестокость.

Фея-Бабочка постаралась не выдать, как рухнуло куда-то в пятки её сердце от правдивости этих слов. Продали. Её продали. Её купили. Как вещь.

Как вещь.

— Сколько задолжал вам заклинатель Цзянь? — спросила она.

Госпожа Фенфанг удивленно моргнула:

— Тебе это интересно? После всего, что случилось, тебя все еще волнует этот человек? Ты или святая, или просто влюбленная дурочка.

— Я не влюблена в заклинателя Цзянь, — ответила девушка, — И он не волнует меня. Однако я здесь только из-за долга перед ним — и его долга перед вами. Когда я верну вам его долг, вы оставите его в покое. Тогда мой долг перед ним будет уплачен, и я уйду.

— Ты думаешь, я позволю тебе уйти? — рассмеялась хозяйка дома удовольствий, — Упущу ту, что оказалась так хороша, что принесла более полутысячи таэлей серебра? Мне впору считать это оскорблением для моей деловой хватки.

Однако смех ее слегка увял, когда наткнулась она на холодный взгляд Бога Войны.

— Если я не буду связана обязательствами, — ответила Аосянь, — То ни стены, ни люди не заставят меня остаться.

Госпожа Фенфанг продолжала улыбаться, но это была недобрая улыбка. Сейчас походила она на демона еще сильнее.

А демоны всегда принимали вызов и не терпели неповиновения.

— Десять ударов по ступням, — не поворачивая головы, приказала она.

Головорезы действовали не задумываясь. Обступив Аосянь со всех сторон, они силой завалили её на невысокий столик. Двое громил крепко удерживали её за руки, еще один уселся на ноги, не давая пошевелиться. И как бы невзначай проходились их жадные пальцы по её коже; бандиты беззастенчиво пользовались её беспомощным положением и приказом госпожи.

Тем временем еще один головорез, тот самый, с противной улыбочкой, принес увесистую, с три пальца толщиной, грабовую палку. Примерившись, он нанес первый удар, — и ноги Аосянь содрогнулись от резкой боли. Тяжелый груз на коленях, однако, не позволил ей дернуться, убрать их, защитить.

«Это просто тренировка», — сказала она себе, — «Тяжелая, болезненная тренировка. Бывало и больнее. Их удары даже не отворяют кровь.»

На протяжении всего избиения Бог Войны сжимала зубы, не позволяя себе проронить ни слова. Наблюдала за этим госпожа Фенфанг с легким удивлением, — и кажется, чем-то похожим на уважение.

А может быть расчетом, что для хозяйки дома удовольствий стоял превыше всего.

— Гордячка, — отметила она, — Некоторые клиенты любят таких. Но знаешь, что печально? Больше всего они любят таких ломать.

— Меня не сломаешь, — выдохнула Фея-Бабочка, — Я видела и пережила такое, что вы, своим смертным разумом, не можете даже представить.

Убедившись, что избиение окончено, она перевела взгляд на хозяйку дома удовольствий и добавила:

— Когда я освобожусь. Я заставлю вас ответить за все. Помните об этом.

В ответ на это госпожа Фенфанг лишь пожала плечами.

И коротко приказала:

— Еще десять ударов.

(с) "Остывший пепел прорастает цветами вишни", глава "Бабочке ломают крылья" https://author.today/work/484968

Кружилась в танце Фея-Бабочка, и тонкая, почти прозрачная розовая ткань кружилась вместе с ней. То скрывая широким рукавом прекрасное лицо, создавая интригу для зрителей, — то взмывая в воздух подобием крыльев.

Фальшивым подобием настоящих крыльев, что были у неё когда-то.

Кружилась в танце Фея-Бабочка, и тщетно пыталась она убедить себя, что танцует сама для себя, по своей природе. Что выражает она в красоте свои чувства, — ведь для того и существует танец!

Что не следят за ней десятки сальных взглядов смертных.

Что не пытаются они на каждом движении заглянуть под задравшуюся ткань розового одеяния. Что не мечтают о том, что могут получить помимо танца.

Что глядя на красоту движений Феи-Бабочки, видят что-то большее, чем тело, которым можно воспользоваться.

Аосянь не танцевала в слаженном, синхронном ритме с остальными девушками: слишком ярко выделялась она на их фоне. Со своей нечеловеческой грацией и аметистовыми глазами она привлекала к себе все взгляды, как яркая звезда, — из-за чего другие танцовщицы шептались, что новенькая чересчур задирает нос.

Смешно. Как будто то, что мужчины смотрят на неё, едва ли не роняя слюни, это повод для гордости.

Как будто совершенство её танца хоть как-то спасает от унижения.

Кружилась в танце Фея-Бабочка, и ей казалось, что взгляды мужчин скользят по телу её, как скользкие щупальца Демона-Спрута. Обвивают ей руки и ноги. Удушливо сжимают её горло и грудь.

Пытаются забраться туда, куда она твердо решила их не пустить.

Столетия тренировок в боевых искусствах сделали её тело выносливым, и танцевать она могла часы напролет. Это было благом для неё: чем дольше Аосянь танцевала, тем позже придется ей спуститься с помоста и обхаживать посетителей. Будь её воля, она бы занималась только танцами, — благо те пользовались успехом, и госпожа Фенфанг была очень довольна популярностью «Небесной феи».

Довольна своим приобретением. Мысль, от которой краска гнева приливала к щекам Бога Войны даже сильнее, чем от похоти посетителей. Они видели в ней красивую вещь, которой можно воспользоваться. Госпожа Фенфанг же видела в ней вещь, которая ей принадлежала.

Утомились музыканты и ушли на перерыв. Могла бы Аосянь танцевать дальше, но госпожа Фенфанг потребовала от неё спуститься к зрителям. Более того, не терпящим возражения жестом хозяйка дома удовольствий указала ей на один из столиков. Двое юношей сидели за ним, — молодые, дерзкого вида и в богатых одеждах, расшитых золотом и серебром. Еще три человека, мужчины в форменных кафтанах, стояли чуть позади.

Одного из юношей за столиком, одетого чуть беднее, но на вид более умного, уже взяли «в оборот»: насколько успела изучить Фея-Бабочка царившие здесь порядки, скоро он удалится в одну из задних комнат в обществе милой Яню. А вот второй, худощавый, с острым лицом, нефритовой шпилькой в волосах и какими-то нервными движениями, отстранил в сторону молодую Юби и жестом подозвал к себе Аосянь:

— Эй, красавица! Налей мне выпить!

И по взгляду госпожи Фенфанг поняла Фея-Бабочка, что если она разозлит этого клиента, наказания не избежать.

Почти не удивилась Аосянь, когда молодой господин жестом, который даже не пытался выдать за случайный, уложил ладонь на её ягодицы и крепко сжал пальцы. Смогла она не дрогнуть и не пролить ни капли вина мимо чаши, мысленно напоминая себе, что это не сложнее, чем продолжать сражаться при множестве ран.

Разница лишь в том, что прежде раны наносились лишь её телу. А раны гордости были куда страшнее.

— Ты так прекрасно танцуешь, — приговаривал он, — И такая приятная на ощупь. Ты не из благородных?

— Поблагороднее многих, — не удержалась Бог Войны от того, чтобы огрызнуться.

К счастью, он, похоже, не понял намека.

— Я из семьи Цзюй, — сообщил он с таким видом, будто ей это должно было что-то сказать.

— Сочувствую ей, — снова не удержалась Аосянь.

— Кому? — непонимающе нахмурил брови молодой господин Цзюй.

А Фея-Бабочка сообразила, что уточнять, что она имела в виду семью, у которой родился столь недостойный наследник, — значит нарваться на неприятности.

— Я имею в виду Юби, — нашлась она, — Вы столь грубо отставили её в сторону. Мне больно на это смотреть.

— А, — отмахнулся он, — Она тебе и в подметки не годится.

То, что Юби его прекрасно слышала, его явно не смущала.

— Я Цзюй Юань, и всегда выбираю для себя все самое лучшее.

С этими словами он скорее ухватил, чем обнял её за талию и почти что силой усадил себе на колени.

— Молодой господин, — попыталась запротестовать Аосянь, напоминая себе, что ударить его она не имеет права, — На вас ведь смотрят. Вы ведете себя неприлично.

— Это публичный дом, — парировал Юань, — Здесь нет понятия «неприлично».

Но уже через секунды его лицо расплылось в улыбке:

— Или ты намекаешь на то, что нам пора уже перебраться в комнату? Хозяйка! Я оплачу её на всю ночь!

Госпожа Фенфанг оказалась рядом настолько стремительно, что казалось, она телепортировалась.

— Молодой господин Цзюй, — пропела она, — Эта девушка — настоящая жемчужина «Аромата Лилии». И она невинна и чиста, поэтому…

— У меня денег хватит, — оборвал её Юань, — Я хочу её.

«Не бить его. Не бить. Нельзя, Аосянь!»

(с) "Остывший пепел прорастает цветами вишни", глава "Бог Войны получает знамение звезд" https://author.today/work/484968