Дощатый балаган

Чет захотелось почитать бумажную книгу. Взял томик Гете — лет двадцать назад читал Фауста, решил перечитать.

Великая пьеса начинается с пролога, который до ужаса напоминает интернет-срач на Автор-тудее.

Там трое: директор театра, который хочет хайпануть и срубить бабла, комедийный актер, который в общем, хочет того же самого, и поэт, который олицетворяет высокое искусство.

Все это с удивительной точностью совпадает с руководством АТ, которое хочет хайпануть и срубить бабла, коммерческих авторов, которые хотят того же, и авторов-неформатчиков, которые пишут для души и для прекрасного.

Руководство АТ (директор), заводит свою песенку о том, что надо бы, ребятки, поднапрячься, привлечь читателей, хайпануть, и почему-то, с этой проблемой обращается не к коммерческим авторам (комедийный актер), а именно к неформатчикам (поэту):

Что может быть приятней многолюдства,

Когда к театру ломится народ

И, в ревности дойдя до безрассудства,

Как двери райские, штурмует вход?

Нет четырех, а ловкие проныры,

Локтями в давке пробивая путь,

Как к пекарю за хлебом, прут к кассиру

И рады шею за билет свернуть.

Волшебник и виновник их наплыва,

Поэт, сверши сегодня это диво

Видимо, Гете считал, что все новое, экспериментальное и живое рождается именно у поэтов-неформатчиков, в артхаусе, а не в мейнстриме. А мейнстрим уже потом, подхватывает свежие идеи и монетизирует их. Ну, и типа, ребятки, креативщики, а ну-ка, навалились, поднажали, и родите что-нибудь новенькое, а то мы тут все творческие импотенты и сами ничего не можем.

Ответ от неформатчиков поступает незамедлительный, вполне предсказуемый и категоричный:

Не говори мне о толпе, повинной

В том, что пред ней нас оторопь берет.

Она засасывает, как трясина,

Закручивает, как водоворот.

Нет, уведи меня на те вершины,

Куда сосредоточенность зовет,

Туда, где божьей созданы рукою

Обитель грез, святилище покоя.

Смысл следующий: отвалите, я пишу для души и что хочу, и презираю толпу и популярность.

Тут подключается коммерческий автор и начинает помогать руководству АТ, рассуждая о том, что “надо быть в тренде”, надо чувствовать потребности людей и быть ориентированным на читателя, завоевывать его любовь, и нет в этом ничего предоссудительного:

В согласье с веком быть не так уж мелко.

Восторги поколенья — не безделка,

На улице их не найдешь.

Тот, кто к капризам публики не глух,

Относится к ней без предубежденья.

Чем шире наших слушателей круг,

Тем заразительнее впечатленье.

С талантом человеку не пропасть.

Соедините только в каждой роли

Воображенье, чувство, ум и страсть

И юмора достаточную долю.

Руководство АТ вторит коммерческому автору, и делится своим опытом успеха:

А главное, гоните действий ход

Живей, за эпизодом эпизод.

Подробностей побольше в их развитье,

Чтоб завладеть вниманием зевак,

И вы их победили, вы царите,

Вы самый нужный человек, вы маг.

Последняя строчка в этом фрагменте у меня вызывает полный восторг.

Руководство продолжает, объясняя, как устроен этот мир. Мол да, читатель конечно же тупой, и лучшее, что мы можем сделать, это заработать на нем денюжку:

Засуйте всякой всячины в кормежку:

Немножко жизни, выдумки немножко,

Вам удается этот вид рагу.

Толпа и так все превратит в окрошку,

Я дать совет вам лучший не могу.

В праведном гневе, неформатчик отвечает:

Кропанье пошлостей — большое зло.

Вы этого совсем не сознаете.

Бездарных проходимцев ремесло,

Как вижу я, у вас в большом почете.

Мол, развели тут попсу и графомань, уже сделали это нормой, а бездари у вас — уважаемые люди.

Руководство АТ, берет на себя роль взрослого родителя, и как бы свысока начинает поучать этого непослушного, глупого и наивного неформатчика, который витает в облаках и живет в своей воображаемой реальности:

Задумались ли вы в своей работе,

Кому предназначается ваш труд?

Одни со скуки на спектакль идут,

Другие, пообедав до отвала,

А третьи, ощущая сильный зуд

Блеснуть сужденьем, взятым из журнала.

Как шляются толпой по маскарадам

Из любопытства, на один момент,

К нам ходят дамы щегольнуть нарядом

Без платы за ангажемент.

Собою упоенный небожитель,

Спуститесь вниз на землю с облаков!

Поближе присмотритесь: кто ваш зритель?

Он равнодушен, груб и бестолков.

Он из театра бросится к рулетке

Или в объятья ветреной кокетки.

А если так, я не шутя дивлюсь:

К чему без пользы мучить бедных муз?

Валите в кучу, поверху скользя,

Что подвернется, для разнообразья.

Мол, читатель — быдло, и надо деньги делать, а не мечтать. Всю эту твою высокую литературу никто не оценит, а раз так, то надо для них делать дешевое шоу:

Избытком мысли поразить нельзя

Так удивите недостатком связи.

И видимо, у неформатчика-поэта, от этих слов началась паническая атака, он побледнел, вспотел, ноги подкосились, и руководитель, похлопывая его по щекам и подавая стакан воды, с улыбкой добавляет:

Но что случилось с вами? Вы в экстазе?

Ну, а дальше, прямо настоящее “мы не рабы, рабы не мы” от поэта:

Ступай, другого поищи раба!

Но над поэтом власть твоя слаба,

Чтоб он свои священные права

Из-за тебя смешал преступно с грязью.

Пролог Фауста — самый настоящий холивар. Ну, там вроде они пришли к конценсусу, подведя черту словами, с которыми я полностью согласен. И это не про театр, а вообще про нашу реальность, в которой мы живем:

В дощатом этом — балагане

Вы можете, как в мирозданье,

Пройдя все ярусы подряд,

Сойти с небес сквозь землю в ад.

Вот уж действительно, дощатый балаган. Точнее и не скажешь.