В работе

Перед входом, на грязной, вытоптанной площади, собралось, казалось, все население Дрогондара и окрестных деревень. Мужики в потёртых кожах и холщовых рубахах, бабы с испуганными и любопытными лицами, прятавшие детей за свои юбки, подростки, облюбовавшие крыши соседних лавок для лучшего обзора. И настроение у этой толпы было отнюдь не дружелюбное. Оно было голодное, злое и алчное. Сотня пар глаз смотрела на дверь таверны с одним единственным желанием — отобрать при выходе у этих странных пришельцев всё, что у них имелось. Особенно у той, что в шелках и золоте.

— Ну что, веселуха, — мрачно пробурчал Борис-Кот, припав одним глазом к щели в ставне. — Нас сейчас тут разорвут, на  лоскуты как на празднике непослушания. И я, кажется, знаю, с кого начнут. С самого дорогого куска. — Он многозначительно посмотрел на Люси.

— Я уже потратила одно своё кольцо на этот ужин. Следующее я не отдам никому, только через мой труп. - Она стояла рядом, бледная, потерянная но не сломленная. Ее пальцы нервно перебирали складки бархатного платья.

— Ну насчёт не только твоего, а кажется  всего нашего трупа они, мне кажется, уже всё решили, — проскрипел Стёпка-Петух, беспомощно взмахивая крыльями. — Я не хочу быть жареным! Я бойцовский петух! Я должен умирать на арене в честном бою, а не в супе какого-то дрогондарскогооборванца!

Лёха-Пёс, принюхивавшийся у двери, глухо зарычал.

— Пахнет яростью. Потом. И дешёвым пивом. Сильно пахнет я вам скажу.

— Спасибо, дорогой Шерлок Холмс, — огрызнулся Борис. — А то мы сами не видим.

Сашка-Трубадур нервно перебирал струны лютни, издавая тревожные, разрозненные звуки.

— Так, паника ни к чему. Думаем. Варианты? Предлагаю сдаться в рабство. Может, пощадят. Или продадут. Это лучше, чем смерть.

— О, отличный план! — язвительно фыркнула Люси. — Я как раз всегда мечтала стать десятой женой какого-нибудь местного кожевенника с тремя зубами во рту и десятью детьми на руках. Спасибо, что пытаешься осуществить мою мечту.

Ситуация выглядела патовой. Выход из данной ситуации предложил Осёл, до этого молча жевавший сено в углу и с философским спокойствием наблюдавший за всеобщей истерикой.

— А ну-ка, товарищи артисты, без паники — произнёс он, повернувшись к компании и лениво пережёвывая остатка сена. — Сыграйте-ка вы что-нибудь. Заводное. Эдакое, чтоб ноги сами в пляс пошли.

Все уставились на него как на ненормального.

— Ты там совсем офуел? — выдавил из себя Борис. — Нам сейчас тут морды набьют, а он концерт закатить хочет! Или ты хочешь, чтобы мы им сыграли Соната для фортепиано № 2 си-бемоль минор Фредерика Шопена, на собственных похоронах?