Не флешмобное_2
Автор: Ольга МорохПродолжу вчерашнюю тему. Герои, которые не герои и злодеи которые не злодеи. И вовсе не красавцы. До чего много у меня всякого разнообразного в плане жанров. Сейчас отработаю тему самопиара на год вперед))
— Ловкач, не молчи! — он присел рядом с братом, — я не могу больше так...
— Здесь не верно, посмотри на образец, — Ллойву указал девочке пальцем на ошибку, и к брату, — Как ты не можешь? Мне нечего сказать, Джев... Ты был прав, я ошибался... Это очевидно.
— Я тыщу раз был прав и ошибался тоже, но ещё ни разу не чувствовал себя таким подлецом! — Дженве пропустил волосы меж пальцев. — Мне кажется, что ты таишь обиду на меня.
— Нет, — коротко возразил Ллойву, натягивая меховой плащ на плечи. Мошкара тонко звенела в воздухе, уплотняя его, делая колючим, липким и почти съедобным. — Незачем, Джев, ты сделал, что посчитал нужным. Я бы поступил так же. Не кори себя.
— Клянёшься? — Дженве взглянул на брата. У того потемнели глаза и тени пролегли под глазами, словно они вернулись на оборот назад, когда Ллойву только отходил от своей травмы. Дженве даже не спрашивал, как он себя чувствует, опасаясь услышать ответ. Молча протянул мешок, где лежал флакон с каплями.
— Благодарю, — Ллойву, не вставая, достал флакон и начал возиться с крышкой, отмеряя нужную дозу.
Дженве сжал в кулаке волосы. Как же так? Разве этого они хотели, начиная свое путешествие? Дженве не желал брату погибнуть от угасания, и что теперь? Они вернулись к тому, с чего начали, словно во всем этом проклятом мире нет другой судьбы.
— Будь проклята эта земля... — прошипел он в сердцах.
Вимлин сдавленно вскрикнула. Дженве угрюмо поднял на неё взгляд и тоже замер. К костру, не боясь, вышли волки. Один, огромный, с седой косматой шкурой, и второй, поменьше, но от этого не менее опасный. Дженве взялся за кимейр, а Ллойву снова безразлично поднял голову, словно речь шла о чем то обыденном, и каждый день к ужину к ним заявляются дикие звери.
— Это оборотни, Джев, — буднично сказал он, — не трогай их.
— Десять проклятых богов! — выругался бывший легиотер, вспоминая старые ругательства, — какого ляра им тут надо?
Волки, тяжело дыша и вывалив розовые в бурых пятнах языки, легли у костра, как ни в чем не бывало.
— Угостить нечем! — громко, как для слабослышащих сказал Дженве. На это седой оборотень лишь одарил асатра взглядом, полным достоинства.
— Они что, останутся? — со страхом спросила Вимлин.
— Похоже, что так, — безразлично согласился Ллойву, опуская взгляд в книгу. Марисса отложила стило и подобрала ноги.
— Они воняют, — заявила девочка громким, повсюду слышимым шёпотом.
— Ты можешь сказать об этом, если желаешь обидеть гостя, но если хочешь быть гостеприимной, лучше промолчать, — наставительно проговорил Ллойву. Дженве улыбнулся. Слава богам, если у братца есть силы читать нотации, значит, все не так плохо.
— Что ж, надо поискать, нет ли здесь воды, — Дженве поднялся, и серый волчище встал тоже, приглашая следовать за собой. Они пришли помогать? Это радует.
— Надеюсь, их братья не разорвут нас во сне, — проворчал Дженве.
— Они одни, — Ллойву завернулся плотнее в плащ, — похоже на посольство от них... Может, мы опять зашли в сакральный лес?
— У них каждый пень сакральный, — буркнул Дженве и подцепил котелок. — Скоро буду.
— Что скажешь? — Сулу встала рядом, разглядывая свернувшегося на подстилке беловолосого ова на экране. — Он хорош? Обучаем?
— Да, вполне, — Клеа одним движением глаз сместила положение визора в капсуле. — Он готов к своей роли. И готов слушать.
— Я слышу в тебе отголоски симпатии, не привязывайся, — напомнила Сулу, — они того не стоят. Это всего лишь дикари. Вместилища для сознаний, ничего больше. Они нужны, чтобы лоао могли развлечь себя, наблюдая за ними. И всё.
— Разве, про него ты не говорила иначе? — Клеа чуть склонила голову вправо. Он любопытный, этот ов, и совершенно не похож на дикаря. Другое дело его спутник. Вот где воистину нужен намордник. Он кидался на стены весь день в надежде найти выход из закрытой капсулы. Наконец он тоже устал и уснул, позволив, наконец, обработать воспалившиеся раны.
— Как бы он ни был хорош, он всего лишь ов. Помни об этом. Животное. Такими их создали. Дикими животными.
— Я не согласна, — спокойно возразила Клеа. Переключила визор в ночной режим, приглушила свет в капсуле. У овов чувствительные глаза и чуткие уши. Он не сможет отдохнуть, если будет гореть свет. Всё таки что-то в нем есть. Смирение и терпение это, определённо не про него, и он ещё покажет себя. Зря Сулу надеется на слепое послушание.
— Я и так нарушила все запреты, — посетовала Сулу, — эта миссия может дорого нам стоить. Архей не одобряет эту инициативу, я уже говорила. Он против сепарации отдельных особей. Он надеется создать новую колонию, более здоровую.
— Ты говорила, что нужна перезагрузка… Если мы не будем пробовать, ничего не изменится… Но эти уже обладают изрядным опытом. У них есть примитивная письменность и культура, — Клеа переключилась на визоры из лахсо. Что-то невообразимое творилось сейчас там. Огонь, дым и ядовитый газ стирали все живое медленно и неотвратимо. С легким сожалением она проводила взглядом несколько теней в желтоватом облаке.
— Но мы должны быть готовы к переменам, — быстро и тихо проговорила Сулу, словно опасалась, что её услышат, — и они тоже…
— Лоао не вникают в детали, — заметила Клеа, обращая взгляд на вошедшего в залу Лотто, — боюсь, наш план не придется им по вкусу.
— Я постараюсь их убедить.
— Вулкан просыпается, — заметил Лотто, кивнув на экран, — у нас от суток до семи дней. Его состояние нестабильно. Что будем делать?
Сулу замерла ненадолго, застыла, лишь тонкие грани стаби замерцали ярче. Клеа улыбнулась рассеянно и снова переключилась на визор из капсулы с беловолосым овом. Дорр.
*****
«Эшту среди них?»
«Да, она среди них», — ответила она. Сложно, слишком сложно объяснять дикарю, не обученному даже грамоте, как устроен мир, выросший на катастрофе. Они до сих пор называют уставшую звезду Проклятым богом. Им привили ночной образ жизни из-за агрессивного света и радиации, укрыли лиственным покровом деревьев, чтобы они могли жить, воспитывать себе подобных и никогда не вышли бы из своего лахсо. Кроме одного единственного.
«Ты другая, — Дорр попытался коснуться её лица, но отдернул руку, опасаясь собственной смелости, — в тебе нет чужой воли».
Откуда ему знать? Он так чувствителен, что слышит даже это? А если он сможет достучаться до лоао? Что они скажут тогда? Он наверняка погибнет. Лоао не станут церемониться с «йе» — «сводными младшими братьями» своей цивилизации. Все, что ими движет — любопытство. И пока оно живет, жив Дорр, Асхал, его племя, и даже Клеа и остальные валлии. Это надо понимать и всегда помнить об этом.
Итак... маленькая рыбка. Что ты можешь рассказать?
По просьбе Лисицкого у Влада сняли отпечатки пальцев, чтобы исключить их при экспертизе фигурки. И что же? Кроме них на рыбке больше ничего. Либо тот, кто положил её в ящик тщательно следил за чистотой своего «эксперимента». Либо... тебе нужна помощь, Влад.
Неумолимые стрелки снова замерли, отрезав от суток три четверти. Восемь часов вечера. Лисицкий дождался результатов дактилоскопии, послушал экспертов. Бумага неклеенная малозольная малой массы. Газетная. Длительному хранению не подлежит.
Лисицкий надел перчатки и повертел фигурку перед носом.
Сгибы тщательно прожаты твёрдым предметом. Углы — просто идеальные. Мог юноша с паталогической нелюбовью к чистоте так идеально сложить бумажный лист? Он, вроде, учится на строительном? Преподаватели не замечали за ним склонности к чёткости и структурированию.
Машинально Лисицкий поднёс фигурку к носу и принюхался. Пахнет... чем-то цветочным! Запах неуловимый, но есть. От Елизаветы Максимовны, его мамы, пахло резко. Она, однозначно предпочитает другие духи. А вот Нонна... могла бы пользоваться такими... Мысли поплыли в ином направлении. Константин встряхнул головой, возвращаясь к работе. Заглянул в протокол сегодняшнего дознания. Перед самоубийством Серёгиной, как утверждает Влад, за пару недель, ему подбросили птицу с обрезанными крыльями из той же газеты. А потом на улице его постоянно встречали знаки. Что за знаки? Как он утверждает, рисунки, граффити, наклейки... Граффити не сотрёшь, они сходили вдвоём туда, где Влад видел свои знаки, но оказалось, что стену уже перекрасили коммунальные службы, стерев все доказательства правоты юноши. Птица... а девочка выпала из окна. А перед смертью Паторина в ящик подкинули раздавленный теннисный мяч. Ещё была засохшая роза, маленький игрушечный поезд, и бумажная змея. Но в делах о самоубийствах не фигурировал поезд или домашние животные. Даже не было вокзала... Правда, Мария Лухина уехала из города, кто знает, быть может, на поезде. Выглядит, как баловство ребёнка. Так гражданка Сивис и расценила все эти «знаки», не придав им значения. А что, если некто, и правда, даёт Владу подсказки. Может ли это означать, что следующая жертва... Лисицкий покрутил рыбу в руках... утонет? Птица-то без крыльев. Татьяна Серёгина так и не взлетела. Разве только вниз. Жаль, из доказательств только показания неуравновешенного юноши.