Судебный дознаватель фараона 500 библиотек! Ура, товарищи!

 Друзья, это успех! 

500 человек добавили роман в свои библиотеки. Я очень благодарна каждому своему читателю и невероятно горда тем, что мое творчество заинтересовало полтыщи человек! Это так круто! 

Авторы люди особенные. Успех их подталкивает вовсе не к мягким подушкам, где надо бы почивать и радоваться, а превращает их в рабочих лошадок. Хочется писать еще. Так что я взялась за продолжение. Обещала же, надо отвечать. 

И немного уже продвинулась в своем желании немедленно создать второй шедевр. Вот так начнется второй роман из серии детективных приключений древнеегипетского сыщика Гормери. 

 

Первая седина заблестела в ее черных как ночь волосах на 14-й год правления Великого царя Небмаатра Аменхотепа, отца нынешнего правителя Нефер-хеперу-Ра Уаэн-Ра Эхнатона. А от роду ей было тогда всего-то 21 год. Да и не мудрено при такой-то тяжкой жизни. Отец ее, почтенный Панеб служил писцом, начальником земель при храме Атума в Инбу-Хенж и, как говорят сейчас реметч джесер (простолюдины), пришедшие повсюду к власти, проворовался. Что за грубый слог?! Отец всегда повторял, что на такой высокой должности, какую он занимал, всякий человек сидит как на вершине пирамиды. Тут важно сохранить баланс, чтобы не упасть: всех влиятельных вовремя одарить, всем заинтересованным показать их выгоду, всем неимущим заткнуть их алчущие рты. Двадцать лет своего служения Панем ловко сохранял баланс, сидя на вершине своей пирамиды. А вот на двадцать первый год не рассчитал силы. То ли недодал кому-то, то ли не успел задобрить кого-то, она подробностей той беды и не знает, ведь ей едва исполнилось десять лет. Отца ее осудили и отправили на южные рудники, все его имущество отобрали, семью записали на двор храма (Сделали рабами). Мать, два брата, бабка с дедом еще вчера богатые вельможи, носившие пышные плиссированные одежды из тонкого льна и евшие мягкие булки из хорошо просеянной мелкой муки стали невольниками в грязных набедренных повязках. Всех их определили на скотный двор. Но ее мать успела спасти. Возможно, все дело в колдовском чутье, присущем женщинам их рода. Мать отправила ее к сестре за два дня до того, как в их дом ворвались маджои. Она помнила, как не хотела ехать, как плакала, пытаясь уговорить мать отказаться от этой затеи. Она любила свой дом, свой сад с маленькими обезьянками, которых специально для нее отец заказал из далекого Пунта. Они были такими милыми пушистыми комочками. Все ласковые, все ее любили. Никакие куклы ей не были нужны. Она наряжала своих послушных зверушек в платьица и короны и разыгрывала с ними целые истории. А мать заставила ее попрощаться с ее маленьким миром и уехать к тетке в старый и мрачный Абджу (Абидос), где все только и думали, что о смерти. Там же кладбище больше самого города, да и старше его на тысячи лет. И муж тетки был верховным жрецом храма какого-то давно почившего царя. Такая скука для десятилетней девочки. Она-то думала, что погостит две декады у тетки до разлива Реки и вернется домой. А получилось, что задержаться в тоскливом Абджу пришлось надолго. Навсегда. Едва стало известно, что ее отца осудили, а семью отправили на двор храма, как отношение к ней переменилось. Из большой, расписанной под заросли тростника комнаты с изящной мебелью и большой удобной кроватью ее отправили в хижину прислуги. Ей сразу объяснили, что теперь она дочь преступника и ее скрывают от правосудия из милости. Иначе быть бы ей вместе с ее порочной семейкой в хлеву храма. Впрочем, она не была уверена, что там было бы хуже, чем в доме родной тети. У той было четверо собственных детей: трое сыновей и дочка, – все противные зазнайки. Она с ними не дружила и общалась только по наущению матери. А теперь каждый из них пытался ее задеть, еще и еще раз указать ей на новое место. Как будто сами они всякий раз возвышались в собственных глазах, все глубже втаптывая ее грязь. Как будто их собственный отец не делал того же, что и ее. Иначе с чего бы он сколотил такое богатство? Но то, что было обидно в десять, в 13-ть ее уже не трогало. Она успела привыкнуть и к унижениям, и к тяжелой работе. Проблемы начались, когда она вступила в рассвет женской красоты. Цветок пробивается и в грязи, проблема в том, что он незащищен. Ведь на обочине сорвать его может каждый. Первый раз ее взяли силой в пятнадцать. Два ее кузена не смогли устоять перед ее красотой и свежестью. Потом были дворовые рабочие, заезжие гости и даже хозяин дома, сам верховный жрец, теткин муж. Никому из этих мужчин она не благоволила. С кем-то делила ложе ради куска хлеба, с кем-то, потому что не смела отказать. Двух детей она выносила и родила так и не поняв, кто их отец. Впрочем, не так это было и важно, потому что ее сыну и дочке не суждено было пережить свой первый год. Когда перестал дышать ее второй младенец – мальчик, которого она назвала Аменмесу, она ушла из дома тетки. Просто вышла за ворота и пошла, куда глаза глядят. Не разбирая дороги долго топала в сторону ущелья, куда пустынный ветер уносит души усопших, надеясь, что он не разберет, подхватит и ее. Ей так хотелось прервать свои мучения. Она не знала, что главные ее беды еще впереди. Тогда, в ее 17-ть, уходя из своего прошлого с несчастным детством, сломанной юностью и двумя умершими детьми, она все еще была красавицей со струящимися по плечам словно ночная Река волосами. А вот спустя четыре года в этой реке появились первые лунные блики – несколько седых волосков. Да, она пережила страшное. Куда более страшное, чем гибель собственных детей. Ну ничего. Теперь все будет по-другому. Ее жизнь словно река, в прошлом бурная, с порогами, опасная, вылилась на спокойную равнину, где потечет вальяжно, нежась под восходящем Ра и замирая на ночь в упоительной неге. Так и будет. Нужно лишь сделать последнее усилие. Да это странно и кажется слишком даже видавшим виды злодеям, но таковы законы бытия. Чтобы  жить хорошо хоть в этом мире, хоть в будущем, нужно постараться. Никто за тебя твою работу не сделает. Этому ее еще на скотном дворе в доме тетки  научили. Она глубоко вдохнула в себя теплый,  уже мертвый воздух старой гробницы, запрокинула голову жертвы и полоснула хопешем по горлу чуть пониже кадыка. Кровь брызнула из раны. Удерживая тяжелое тело одной рукой, она подставила большой горшок так, чтобы в него стекала кровь. Жертва дергалась недолго, потом глаза, все еще смотрящие на нее с болью и надеждой, потухли, подернулись смертельной пеленой. Она видела такое у всех своих жертв. Еще минута и все было кончено. Ба покинуло это тело. Кто бы что ни говорил о том сколько дней по правилам нужно совершать обряд, чтобы Ба правильно рассталась с земной оболочкой, – все эти рассуждения смешны для убийц. Уж они-то видят лучше любых жрецов, что после смерти никакие обряды больше не нужны. На земле остается лишь жалкое тело, кусок плоти, не способной больше ни на что, кроме как  истлеть. Жизнь летит дальше. Туда, в ущелье Пега, в ворота Дуата, чтобы унести к богам ее молитву.                           

А те, кто все еще не вошел в клуб любителей древнеегипетского чтения, вам сюда Судебный дознаватель фараона.

И еще один анонс. Я в прошлом месяце я побывала в Абидосе! И это было незабываемо! Готовлю сразу две статьи. Скоро выложу. До встречи!