Маленькая попытка написать роман за месяц Глава 9

Круг девятый. Богомол с магнитом

Легендой стать, исчезнуть бы, забыть!.. Пульсирует и жжет, зажат висками, Недобрый дар насмешливой судьбы – Волшебный взгляд, что обращает в камень.

Танда Луговская. Василиск  

«Кали-Ола». В небесах

– Запасные – это, конечно, хорошо. Одну проведал: вы её только выбрали… – Ангел замолчал, прикусив губу до голубоватой крови. – Ты её только выбрала, а к ней уже дьявол заходил передо мной. Работают на опережение черти.

– С этим так не выйдет. Наша атака провалилась, еще раз сунемся в Рим и можно забыть о бытие нашем дырчатом. Так выпустим его – и пусть попробуют еще раз сунуться к нам. Честно, боюсь их ответного визита.

– Он тебе точно нужен? Хлипкий какой-то. И с глазами что-то не то, – Ангел потыкал пальцем по экрану дисплея криокамеры.

– Всё то у него. Они давят на слабые точки, вот пусть хоть раз на своём же усердие и обожгутся. Доставай его оттуда.

– Да у меня в доме теплее морозилка…

Латная перчатка погружается в податливою плоть, глубже, прямо в грудь с левой стороны: пальцы ухватывают сердце и легонько сдавливают его. Здесь нужен не ток, здесь нужен свет. Хирургия ангелов: не можешь перезапустить – замени… светом.

Сто лет не бившееся сердце запустилось с первого раза. 

– Вы запаску всегда так храните? 

– Это Его схрон, здесь в облаках много могил, Бог чудеса так часто хранил. Думала, ты знаешь, крылатый.

Он… Нечто, что Я открываю один глаз, скорее от страха вообще что-то увидеть, нет, наоборот, от страха не видеть ничего. Ту пустоту, в которой был – не знаю, сколько времени. И вижу человека: седая с редким рыжим борода на вроде бы еще молодом лице, вспышка, в которой зрение выхватывает белый свитер на нем… 

Зажмурился.

Открываю второй глаз: светом изнутри сочится этот человек. И вроде как из меня вынимает руку. Врач? Я на операционном столе? Сразу после боя, меня спасли. Да!

– Д… док-тор, что со мной?

– Твоя очередь, Осень, а я покурить. Воскрешения, знаете ли, утомительны.

Вместо врача появляется дева, девушка в совсем не белом пальто, она хмурая, на лбу у неё грозовым узором ямки морщин. И под карими в золото глазами круг затянувшегося не сна.

– Здравствуй, план «В», потомок Руада Воймира. Мне не хотелось бы тебя выпускать вниз, но другого выхода нет. Долматов мертв, остался ты. Скажи, твои глаза еще способны обратить в камень солнце?

– О чем, вы, милейшая? Где я?

– Давай короче, как я: скажи ему, что он нам нужен, а потом – иди и не греши. Ах да, еще что он апостол. 

– Нельзя так, – девушка обращается к тому в свитере. А мне ответить? Пытаюсь пошевелиться, перекатиться на бок. К удивлению, получается, здесь мягко. Вот, так. О!

Оооо!...

Внизу, именно внизу, проплывают облака. Внизу летают странные самолеты и много, много всего другого. Летает. Внизу опухолью мерцают города, совсем мало, но слишком ярко. Красный свет, синий, зеленый, белый. Где ночь и где день, закрытый тучами. Господи, пусть не убоюсь я высоты! Господи, пусть…

– Твои глаза видят?

– Видят…

– А помнят они, как обращать свет в камень? – девушка возвращает силой мою голову на прежнее место и светит фонариком в глаза. Больно! Больно! Свет жжет! Аааа! Она не дает мне закрыть глаза…

И что-то каменное падаем мне на грудь. Длинное. Девушка хмыкает и стряхивает с меня и со своих рук пыль и каменную крошку.

– А теперь убери взгляд василиска назад, поглубже. Я хочу увидеть восход над Кали-Олой еще хотя бы один раз.

Восход. Чему тут восходить? Солнце оно вот – рукой подать! И даже не жжет, в отличие от твоего фонаря.

– Ангел, готовь орбитальный лифт, спускаем его. У нас есть тринадцатый.        

«Кали-Ола». Внизу

– Я магистр Йода.

– А я апостол Павел, – протягиваю к зеленому существу руку, он в ответ тянет трехпалую лапку ко мне. Наши руки проходят сквозь друг друга. Понимаю, что это голограмма или наваждение. Зеленый продолжает что-то говорить на плохом русском: «Открой в себе Силу, приходи в наш храм джедаев». Магистр указывает мне на вход в странный храм с пятью башенками, у входа в который пара мужчин с палками-лампами. Оглядываюсь. Люди такие же. Джинсы, куртки, шаг четок, а взгляд простужен. Отчетливо понимаю, насколько жутко на эти города смотреть снаружи, было. Здесь не так много света. Люди не искрятся, люди серые, но с красными жилками. Вспоминаю, как ходить, будто я зомби. Вспоминаю, как смотреть глазницами без глаз – без своего василискового карего взгляда, что обращает даже друзей в камень.

Проверяю карманы того, что на мне. В одном четыре письма. Желтые конверты, пережившие вместе со мной годы забвения. Помню, их надо отдать. Точно, отдать. Два на кольца Юпитера. Два здесь. Моим «корефанам».  

Подхожу к огромному экрану, пытаясь читать бегущие строки под изображением. Оно объемное и я это вижу, без всяких 3D очков. Вот этот язык мне знаком: немецкий.

Новости Земли: транспортный коллапс на трассе 147 Европа-Китай (Шелковый путь), вызван появлением загадочного человека, говорящего на мертвом. Власти считают: возможно, существует поселение настоящих «Русских» в зараженной зоне. Во избежание столкновений с опасным народом, трасса будет закрыта на время проверки окрестных территорий на всей её протяженности. #русскийслед #мертвыеидут

Новости ближнего космоса: община марсианских мусульман «Новая Мекка» выступила с заявлением, от своего новоизбранного имама Александро Северного: «Мы не салафиты, но не пустим свиней в наши ряды. Война с неправоверными душами уже началась. В наших силах лишь выбрать, на чьей мы стороне». Так же община подала заявкуна отделение  от официальной Европейской исламской церкви и закрыла зоны своих городов для посещения. #новаяигла #мягкийджихад

Новости дальнего космоса: увеличилось количество прошений от внешних колоний на автономию от Земли. Аналитик в недоумении, чем обусловлено желание экономических потерь, при переходе с пакета «дотации-налоги» на рыночную систему отношений между домашней системой и внешними колониями и возможные санкции Терры. #крестмаршала #хочустранного 

В потоке видео вижу лишний свет. Пресловутый двадцать пятый кадр. Закрываю глаза, прячусь от чужих идей. Красных идей. Но что-то уже стучится изнутри. Мне подселили зверька?!

Тук. Тук. Два сердца. Мое и чье-то еще.

– Как тебя зовут?

– А ты не расскажешь?– оно отвечает. Говорит не моими губами, но через мои связки. Оно действительно уже внутри!

– Я и своего имени не совсем знаю. 

– На рукаве прочти, там и группа крови есть.

На рукаве правда есть лычка с именем: «Павел». Моим? Пусть так и будет. Не зря назвался именно этими звукамиродного языка.

Я – Павел. 

– Я Павел, а ты кто?

Зверек в голове шевелится, перекатывается куда-то глубже – в желудок, в печень? В легкие – становится тяжело дышать, словно легкие слиплись. 

– Балеог. Мы поживем тут, ладно?

– Ладно, только из легких прочь. Хочу дышать. И почему «мы»?

– Дыши, «жи» и «ши» пиши с буквой «И»,– и смешок, такой по-детски ехидный, будто он только что у меня вытянул стул, зная, что я сейчас сяду.

– Господи, куда ты привел меня? 

– Вам чем-то помочь? С вами всё в порядке?– меня останавливает коричневый свет. Вернее это человек, весьма тучный, зачем-то держащий меня за локоть. 

– С вами всё окей?

– Что? Я язык не понимаю. Английский? Его в школе плохо учил. Подскажите, какой сейчас год? Какая страна?

На мою фразу свет меняется на красный, раздраженный, пульсирующий. 

– На мертвом у нас не говорят. Вы из какой страны? Можно ваш мультипаспорт?

И в этот момент понимаю, что за светом прячется форма полицейского. А я посреди улицы, Бог знает, как одет, не бритый, сам с собой говорящий – наверняка, приняли за террориста или сумасшедшего.

– Господи, помоги! Спаси и защити! Ты меч мой и щит!

Становлюсь на колени – полицейский отпускает мою руку. Моя правая рука тянется под рубаху – ухватить крестик, прижать его к губам. Не так расценивает это полицейский, делая несколько шагов назад, и лезет в кобуру за оружием. Пульсирующий красный сменяется на угрожающий черный. Нет, снова во тьму не хочу!

– Господи, защити! Отче наш…

«Кали-Ола». Госпиталь им. Бакерия (при полицейском военном управлении Еврозоны)

Они что-то лепечут. Все такие чистые, красивые, в белых халатах или форме, а внутри красные. Провели мимо зеркала, успел в него заглянуть: оказывается  и я красный.

– Тебе не нравится? 

– Балеог, это из-за тебя?

– Из-за нас. Мы прорастаем на благодатной почве.

– Это я-то благодатная почва?

– Эй? Эй?! Что ты лепечешь?– ведущий меня под руку полицейский как не вслушивался, так меня и не понял. Прозвучало слово «ded» или что-то похожее. 

– Мертвый.

– Это я-то мертвый? Это я?! – и тут пол уходит из-под ног, как будто пол решил обратиться в могилу. Темнота возвращает свою власть надо мной. И только голос изнутри тихонько смеется.     

– Ааааа! Уберите нашатырь!

– Месье, я немого говорить на мертвом. Сейчас господин полиция уберет с вас ковы. И мы сделаем вам эээ... головы. Вы меня понимай? – не зная нужных слов, врачиха показывает мне то и дело на аппарат, занимающий полностью одну из стен.

В ответ на её старания, машу головой, и кажется, слишком резко машу. Полицай хватается за пушку в кобуре.  

– Не сниму я с него наручники, он буйный.

– Господин полицейский, сэр, тут у нас огромный магнит, а на пациенте, вашем заключенном, металла ровно на наручники больше, чем разрешено. Еще неизвестно, может у него штифты, пластины в ребрах или иные имплантанты, вы даже не предоставили нам его медицинскую карту. Он прошел первичную диагностику?

– Упал в обморок. Дважды. Говорит сам с собой. Сразу отправили сюда с подозрением на опухоль мозга. 

– И кто такое подозревает? Не вы ли?

– Так, делайте вашу работу. Он вот уже молится. Я понял вас, наручники сейчас сниму. 

– И отойдите с ними подальше, за барьер, магнит действительно сильный. 

Меня укладывают на выдвижную кушетку. Подчиняюсь. Все равно без моего участия переодели в нечто между пижамой и фартуком. Господи, не ведают что творят! Вразуми их, Владыка Вседержитель!

Вот меня уложили, еще и какие-то железки прикрепили на лоб, да так прикрепили – под кожу вошло, но без боли. Вот тут Бог их и вразумил.

Зверек внутри меня зашевелился и начал пробиваться наружу. Закричала врачиха. Жаль её – красивая, конечно постарше меня, морщинок накопила, но я бы сходил с такой на свидание. Уже не схожу. Как вообще могу ходить теперь? Сбоку, из спины прорастают из меня руки, как те глаза у ангела. Руки лезут. Врачиха вопит. Полицейский стреляет в стену-барьер. Руки тянутся к ним и к стенам, хватают мою старую одежду, вытаскивая меня из чудо-аппарата, из комнаты, в коридор, сбивая с ног людей, падая, они переполняются красным. Ар! Рррр! Разорву! Застыл напротив того стекла-зеркала в коридоре. Не красная тонкая линия, багряный столб огня и тянутся от меня щупальца-лучи, заражая багровым всё и всех до кого дотянутся. Даже предметы, стены, пол. Нет! Не хочу! Ар! Ррр! Гневается во мне зверек-Балеог и рук становится еще больше, а багровый льется и переливается оттенками: от цвета крови младенцев до мякоти кишок, наматываемых танками среди грязи под Прохоровкой. Руки! Руки! Голова вертится по кругу. Адский богомол с застрявшими на лбу рожками-магнитами.

– Господи, Бог мой! Спаси и сохрани, – одна из десятка рук моих тянется ко лбу, не вижу как, но скрещиваются пальцы на ней. А потом усилием вниз, вправо, влево. И только коснулись плеча левого, гаснет багровый, утихает, заползает куда поглубже, опять к легким моим. Бог верный царь. Вот и свет мне указал на улицу, под звезды.

Жаль звезды оказались неоновыми.    

«Кали-Ола». Кафе «Шахри»

– Ты, случаем, не решил небеса на землю поменять? Или грехи прошлого даже в невесомости тяжелы? 

– Не понимал и не понимаю твоих метафор, Серег. Оформить поесть, оплачу все и без скидок.

– А раньше понимал, на одном языке образов с тобой говорили. Сейчас сделаю, садись. Бабушка, а ты отстань. Нет у меня ничего для тебя, – Рипмавен почти отмахивался от дряхлой женщины в грязной одежде бродяжки. Однако отмахнуться от нее было крайне непросто, почти три метра роста старушки, с поправкой на горб, давали о себе знать. Бабушка следовала за Рипмавеном и что-то твердила беззубым ртом: «Элли ждет, Элли пришла». Но вот бабушка уткнулась в закрытую перед её носом дверь кухни, уперлась в неё лбом, так что дверь зашаталась, но устояла. Еще через несколько секунд бабушка, согнувшись почти вдвое, выходила за дверь кафе и тут же затерялась под дождевыми хлыстами.    

Журналист уселся за вчерашний столик, вокруг которого даже еще витал запах яичницы. Пикнул браслет, и Артур уставился на него, отслеживая цвет сообщения. Вертикальная полоска горела красным. Срочное. Внезапное. 

Игра мышц, он сам настраивал браслет под такие комбинации, и вот сообщение летит в голограф. «Монетка» ложится на стол.

– Серг, похоже, у тебя там система криосна основательно барахлит. Еще один кандидат в дурку с теми же данными: без мультипаспорта, какой год – не помнит. Сбежал из больницы, куда его для анализов доставили полицейские. Говорит на мертвом, видит вместо людей свет. 

– Ты так быстро видео смотришь?

– Нет, сразу подключаюсь к Сети, как раньше проваливался. Там такая помойка, но если знать, что искать, то нужные нити светятся новогодней гирляндой из «Ашана». Так что, проблема на потом откладывается?

– Отследить сможешь? Мне интересно, как они так быстро сюда добираются. Может, их там целый отряд. 

– Отследил уже. Он даже в этом городе. Четыре-пять улиц отсюда.

– Идем. Потом поешь. 

Улиц оказалось семь. Без подключений Артура к полицейским каналам и не найти. Парня уже окружили полицейские, двое с нашивками полевых врачей скорого реагирования. Сумасшедших ныне много развелось, медиков стали посылать на вызов при малейшем сомнении в адекватности человека.

Артур спрятал нагрудный значок «Первого». Просто пара мужчин (нет, Серег, под ручку я с тобой не пойду) – «стручок» и «толстячек», прогуливающихся вечером. В неблагоприятном районе. Когда скоро начнется буря.      

– Спокойно, граждане. Не подходите. У этого человека серьезная травма головы, в черепе остались магниты импульсного томографа. Они воздействуют на мозг, и он не понимает, что видит…– полицейский не успел договорить – толстяку просто наскучило его объяснение, и он взмахнул рукой: замерла улица – люди, машины, свет светофоров, переливка реклам, даже Господин Ветер застыл, только-только разогнавшись до скорости урагана в верхних ярусах города. Лишь пара людей и сумасшедший дышали и двигались.      

– Вы, вы не люди! Ааа! Не приближайтесь! Боже, помоги! Спаси от лукавого! Господи! Господи! Свят! Свят! Свят!

– Тём, он нас видит. Похоже.

– Не нас, а тебя, ящерка. Это ты змей под волосы маскируешь, а мне что прятать-то?

– А вот смотри, – Сергей подходит к сумасшедшему, преодолевая его сопротивление: слабый удар по челюсти, брыкания ногами – рука Рипмавена берет богомольца за лоб, указательный и безымянный пальцы касаются глазниц…

– Сею кай оджинас, – колдун даже не маскирует заклятье. 

Из глазниц сумасшедшего начинает идти свет – магическая голограмма встает дублями главного редактора «Первого» и хозяина «Шахри». Не люди. Человек с чешуей и волосами-змеями, доставшимися от бабки Горгоны и рядом с ним бог Сети – сплетенный из проводов: сердце синхрофазатронно, глаза диоды, кровь – горячий пуазон, струящийся по каналам полых проводов, за спиной шевелится пучок манипуляторов-щупалец. 

– Наверное, тебя таким и видят подчиненные, Арти, человеком-машиной.

– Отпусти, отпусти, Рип-ма-вен! Во имя Отца, сына и Святого духа, отпусти! Именем Его заклинаю тебя!

– Ты меня знаешь? – Сергей вгляделся в лицо богомольца. – Павел? Баалит возьми тебя, ты погиб сто с лишнем лет назад. Тебя натовци угрохали! Чудесны дела твои, Господи.

– Он, он вернул меня, сказал «Иди и смотри». Сереж, мне страшно, я не хочу это видеть! 

– Только таких бесполезных и возвращают. Кто вернул-то? Бог?

– Ангел, как есть ангел: человек, а сердцевина вся горит светом. А еще шерсть и глаза, повсюду божьи глаза.

– Артем, езжай, наверное, а я разберусь, на что нам такое счастье привалило.

– Вот, – богомолец протягивает два конверта. – Не вам. На Юпитер. Юпитер. Роману Ф. Он велел отправить. Господи, исполняю волю твою.