Карел Чапек - почему я не коммунист!

Не мое, но интересен взгляд настоящего писателя! Чапека!

Да, сразу обращаю внимание, всем кто  пишет про попаданцев и спасения СССР. Карл, наш Чапек, пишет не о беззубом  мармеладно-вегетарианском коммунизме времен товарища Брежнева. Нет. Он писал о настоящем брутальном коммунизме времен железной поступи большевистских батальонов времен товарища Ленина и Троцкого, когда все нынешних защитников коммунизма самих бы зарыли в расстрельных ямах, как классово чуждый элемент, по заветам товарища Лациса.  Поэтому, товарищи писатели возрожденцы и попаданцы, не засирайте мозги молодежи, а просто почитайте мысли очень неглупого человека-писателя.

Наслаждайтесь!

Читаю Карела Чапека : статью от 1924 года под названием «Почему я не коммунист». Вы, вероятно, знакомы с великим чехом либо по «Войне с саламандрами», которую многие считают особенно актуальной в эпоху бурного развития ИИ, либо по «Двенадцати приёмам литературной полемики», настольной книге сетевого тролля.

Сейчас кто-нибудь напишет: «Ага! Он не коммунист, так значит он за Гитлера!». Для протокола: Карел Чапек был деятельным антифашистом. Он не попал в нацистские лагеря только потому, что умер от болезни незадолго до того, как за ним пришло гестапо. Мы можем говорить об этом уверенно, так как брату Карела Чапека, изобретателю слова «робот», была уготована именно такая судьба: Йозеф Чапек умер от тифа в немецком концлагере Берген-Бельзен.

Так вот, в 1920-х годах в Чехии было модно симпатизировать коммунистам. Считалось, будто коммунисты за всё хорошее и против всего плохого, следовательно, каждый порядочный рукопожатный чех со светлым лицом тоже должен выступать «за равенство», «за справедливость» и «за народ». Карела Чапека начали спрашивать, как же так вышло, что он вроде бы приличный и совестливый человек, но при этом не за революцию. Тогда Карел Чапек написал гениальную статью под названием «Почему я не коммунист», в которой разгромил эту жуткую идеологию с огромным мастерством, причём атаковал Чапек с тех направлений, про которые сейчас вспоминают редко.

Статью Карела Чапека целиком можно прочесть вот здесь (ссылка), там примерно 10 вордовских страниц. Если же вы сомневаетесь, стоит ли тратить время, то я процитирую несколько абзацев:

Цель коммунизма — властвовать, а вовсе не спасать, на его знаменах написан лозунг власти, а не помощи.

<…>

Я не могу быть коммунистом, потому что коммунист не знает морали помощи и сочувствия страждущим; потому что он проповедует устранение социального порядка, а не того ужасающего беспорядка, каким является нищета. Если он соглашается помочь несчастным, то лишь на одном условии: сначала мы захватим власть, а потом (возможно) дело дойдет и до вас. К сожалению, даже это условное обещание помощи ничем не гарантировано.

<…>

Обычно говорят, что бедняку нечего терять; да ведь как раз наоборот: в любом случае бедняк рискует больше всех, потому что, если он что-то потеряет, так это будет последняя корка хлеба; с коркой хлеба нищего не экспериментируют. Ни одно общественное потрясение не падает на плечи меньшинства, оно затрагивает большинство: будь то война, валютный кризис или что-нибудь другое, именно беднякам приходится тяжелее всех — ведь бедность вообще не имеет ни границ, ни дна.

<…>

Самое удивительное и самое бесчеловечное в коммунизме — это его ни с чем не сравнимая мрачность. Чем хуже — тем лучше. Если мотоциклист собьет глухую старушку — это доказательство гнилости нынешнего строя; если рука рабочего попадет в шестерни станка, то ясно, что размозжил его бедную руку буржуй, к тому же с кровожадным наслаждением. Все люди, которые по тем или иным личным причинам не стали коммунистами, зверски злобны и сердца их омерзительны, точно гнойник; во всем современном обществе нет ни на волос добра; все, что существует, — дурно.

В одной из своих баллад Йиржи Волькер писал: "В сердце твоем, на самом дне, я ненависть вижу, бедняк". Ненависть — страшное слово, но самое удивительное, что это совершенно не верно. На дне сердец бедняков можно обнаружить скорее удивительную, прекрасную веселость. Рабочий у станка чаще шутит, чем фабрикант или директор; каменщики на стройке гораздо больше веселятся, чем архитектор или хозяин, а если кто-нибудь в доме поет, так уж, конечно, служанка, отскабливающая пол, а не ее хозяйка.

Так называемый пролетарий от природы склонен к радостному, почти детскому мироощущению: коммунистический пессимизм и мрачная ненависть накачиваются в него искусственно, да к тому же еще нечистыми путями.

Этот импорт беспробудной мрачности называется "революционное воспитание масс" или "укрепление классовой сознательности". У бедняка, который и без того имеет так мало, отнимают еще и примитивную радость жизни; это его первый взнос в счет погашения задолженности за будущий лучший мир.

Климат коммунизма неприветлив и бесчеловечен; для него не существует температуры средней между буржуазной стужей и революционным пламенем, пролетарию не разрешено спокойно и с удовольствием отдаться чему-либо. Не существует на свете обедов или ужинов: или заплесневелая корка нищего, или обжорство капиталистов. Нет и любви — только господский блуд или неумеренное размножение пролетариев.

<…>

Предпосылка коммунизма — умышленное или притворное незнание жизни. Если кто-нибудь скажет, что он ненавидит немцев, я бы предложил ему пожить среди них, а через месяц спросил бы его, действительно ли он ненавидит свою немецкую квартирную хозяйку, есть ли у него желание прирезать германского продавца сластей или придушить тевтонскую бабушку, которая продает ему спички.

<…>

И вот порой меня охватывает ужас, что я не могу понять коммунистов. Я сочувствую идеалам коммунизма, но не могу постичь его метод. Иногда мне кажется, будто они говорят на непонятном мне иностранном языке и их мышление подчиняется иным законам. Если один народ верит в то, что люди должны как-то притерпеться друг к другу, а другой — что им следует друг друга пожирать, то это, конечно, очень существенное различие, но отнюдь не принципиальное; но вот если коммунисты полагают, что при некоторых обстоятельствах вешать и расстреливать людей не более серьезное дело, чем давить клопов, так уж этого я никак не могу понять, даже если мне будут объяснять по-чешски; у меня возникает страшное впечатление хаоса, и я очень боюсь, что так мы никогда не договоримся.