Немного о крепких семейных ценностях Сибири

Прислали мне занятную статью почитать. Название меня сходу заинтриговало

«СИБИРСКИЙ БРАК», «БЛ@ДОВАНИЕ», «КОЛОДНИЦЫ-ПРЕСТУПНИЦЫ», «СНОХАЧЕСТВО», КРАЖА, ПРОДАЖА И СДАЧА ЖЕНЩИНУ В АРЕНДУ В СИБИРИ В XVI–XVIII вв.

Статью привожу целиком.

Очень рекомендую почитать попаданкам в сибирь этого времени. И призадуматься - а надо но вам?

В Сибирь шли не только за землёй или бежали от царя. В Сибири ушкуйники, разбойники и казаки искали "вольницу" — свободу от законов и правил. Жить хотели без указки царя, "немца" или священника. Поэтому немудрено, что иногда казаки впадали в крайность: то начинали грабить всех без разбору, а то — обзаводиться целыми гаремами и вести жизнь сибаритов.

Донским казакам Ермака и другим поселенцам (ушкуйники, каторжане, промышленники), строившим первые остроги, истомленным от долгого воздержания и уже подзабывшим в походах, что такое секс, нужно было немного - захватить в плен или купить у соседнего племени молодую (желательно) туземку и - жениться, жениться, жениться! Чтобы удовлетворять свои половые потребности ушкуйники, каторжане, казаки и промышленники насильно забирали с собой местных женщин или покупали их за табак и железо. Разумеется, такая женщина была язычницей, «некрещеной», а потому не могла в глазах мужчины приравниваться к землячке. Он делал ее своей женой, но часто не собирался ни крестить ее, ни венчаться с ней. В таких случаях о мужчине говорили, что он «живет сибирским браком».

Абсолютно не важно, что у большинства из них "в России" оставались семьи. Это в Сибири как бы уже "не считалось". Первые русские покорители Сибири частенько становились многоженцами, и для этого состояния появилось даже устойчивое выражение: "Сибирский брак". Вступить в него было не трудно: самоедки и остячки (по-нынешнему - ханты, манси и селькупы) продавались на рынках Западной Сибири от 15 копеек. Встречался и более экзотичный "живой товар".

Итак, в XVI–XVIII веках мужское российское население Сибири было очень подвижно: купцы то и дело переезжали с места на место, промысловики искали новые места обитания соболя или морского зверя, а служилые люди ехали туда, куда приказывало начальство, то зачастую мужчины становились многоженцами: в каждом селении или в городке у них были жены-инородки. Они рожали казакам детей, обслуживали их, когда «муж» возвращался домой, и как могли, сами обеспечивали себя и потомство в отсутствие мужа. Поступали с таким женами зачастую жестоко. Ее например, могли одолжить другу, сдать за мзду в аренду или даже продать при крайней нужде.

Был распространённым и "обычай", согласно которому уходивший в поход казак оставлял свою жену "в пользование" знакомому с договором, что по возвращении тот вернёт казаку жену. Взамен ловкий казак получал 10–20 рублей, которые тратил на экипировку. Так, например, когда в Охотске скончался казак Алексей, его рабыня Лаврук досталась некоему приказному Ярыжкину, который продал ее тунгусу Кеванию за огромную сумму в 10 соболей, да 10 красных лисиц. Покупались и продавались также и малолетние девочки. Цена их была незначительной – например, семилетняя остячка стоила всего 20 копеек.

Казачьи донесения XVIII века упоминают "пленницу американского происхождения, которая была взята островитянами десяти лет отроду, продана затем оленным чукчам за копье с железным наконечником и два белых пыжика, а потом перепродана анадырскому казаку за медный котел".

Падение нравов в сибирских острогах весь XVII век продолжало набирать обороты. Взять, к примеру Томск XVII века. "Понаехавшие" русские поселенцы жили тогда в остроге на горе, а коренное татарское население - по берегам реки Томи, где были удобные луга для выпаса скота. Но потом случился большой пожар, острог выгорел дотла, а его обитателям пришлось спуститься в татарскую слободу. Гостеприимные татары уплотнились, а затем и скрестились (без участия церкви) с пришельцами.

Из такого сожительства возникала свобода нравов, которая на языке XVII века простодушно именовалась "блядованием" (слово было цензурным, использовалось в документах). Чтобы его не допустить, по ночам улицы перегораживались шлагбаумами, при которых дежурили стражники. Это была работа мечты, так как желающим заняться "блядованием" по ночам приходилось платить за каждый подъем шлагбаума. Блядь (ст.-рус.) - ложь, обман. До революции 1917 г. данное слово в русском языке считалось бранным только по отношению к представительницам высших аристократических кругов. По отношению же к другим сословиям (кроме представителей церкви), его использование допускалось даже в произведениях художественной литературы. Например, его можно встретить в текстах произведений Пришвина, Куприна и Леонида Андреева (читать оригиналы в старой редакции). Основано на корне БЛУД-ить в смысле БЛУжДать = безцельно ходить, бродить, что доказывается рядом слов БЛУД, БЛУД-ница, за-БЛУД-иться, за-БЛУжД-ение, у-БЛюД-ок (от слова вы-БЛЯД-ок). В польском языке однокоренное слово blad означает «ошибка», а bledny — «ошибочный», что перешло в значение английского слова fault.

Слово «блядь» использовалось даже в церковно-славянском языке, а порой встречается в проповедях особо смелых христианских церковнослужителей. Сейчас позволяется опускать это слово в богослужении, но в текстах богослужебных оно присутствует до сих пор. На вечерних богослужениях можно услышать из текста богослужебного, который читает чтец выражения «иерихонские бляди» или «блядовый язык». В данном случае эти слова означают неверность, лживость.

Но вернемся к нашей теме. Вы наверняка не раз слышали, что у европейских монархов были целые программы по увеличению количества поселенцев в колониях. Например, для заселения Канады король Франции посылал через Атлантику "девушек короля" — будущих жён для колонистов. Была подобная "программа" и на Руси, правда, она имела свои особенности.

Чтобы как-то решить вопрос с нехваткой в Сибири женщин, в 1630-м году царь Михаил Федорович решил отправить в Сибирь партию колодниц. Первые 150 «девок» были набраны в тюремных острогах Устюга, Сольвычегодска и Тотьмы и отправлены в Омск. Это были, в основном, преступницы, которые совершили преступления внутри семьи – убийцы мужей, детей, отцов и те, кто был осужден за «наведение порчи». Были среди них и настоящие бунтарки – несколько «сибирских невест» были осуждены за поджог помещичьих усадеб.

В XVIII веке этот обычай продолжился. Например, в 1759 году "на сибирскую линию" в Омск была выслана большая партия женщин-колодниц. Их было велено набрать в тюрьме города Тары Тобольской губернии. Предписывалось, чтобы тарский воевода лично осмотрел претенденток и отобрал только годных к замужеству.

Будущие жёны сибирских колонистов были отправлены омскому бригадиру Фрауендорфу на дощаниках по Иртышу. Женщины были отобраны самим воеводой города Тара, а в сопроводительном письме указывалось, что колодницы не в коем случае не должны были выходить замуж за военных. По иронии судьбы, «русские жены» произвели в Омске и на Омской линии (в городах, куда их разослали из Омска) настоящий фурор и почти все повыходили замуж за казаков и офицеров. Всего в Омск в том году было послано 77 женщин. Претенденткам было от 19 до 40 лет, большая их часть была преступницами: 24 женщины убили мужей, 10 — детей, одна — отца, одна была сослана "за блуд с отцом", а остальные — за кражи, поджоги помещичьих усадеб, побеги и наведение порчи.

Путь их к новым мужьям был необычайно тяжелым: сначала они плыли по Иртышу на дощатиках, а от Омска – шли пешком. Многие были беременны или несли на руках младенцев и маленьких детей, часть в пути заболела. Тем не менее, все они по местным меркам считались красавицами и были желанны одинокими служилыми людьми, и вскоре в Омск полетели прошения: «... понеже я нижайший... из ссыльных девку Лизу сговорил добровольно на замужество.... прошу позволить мне бракосочетание дать».

Как пишет этнограф XIX века Серафим Серафимович Шашков в статье «Очерки русских нравов в старинной Сибири», бракосочетание с русскими женами не остановило сибиряков от нарушения брачных обетов. Венчавшись на русской женщине, они всего лишь «предпочитали» ее местным женщинам, полагая ее как бы «лучшей» женой, но связей с инородками не оставляли и по-прежнему по городам содержали по одной, а то и по две инородческих, «сибирских» жены.

Впрочем, подобное поведение для коренного населения, некоторые представители которого женились и на собственных сёстрах, не являлось чём-то из ряда вон выходящим. Закрывали глаза на «многоразовое» венчание даже церковные служители, надеясь уберечь паству от ещё большего блуда. Именно поэтому вплоть до XIX века сибирские браки не имели суровых последствий с точки зрения закона.

Любопытно, что через сто лет этот обычай совершенно извратился, и сибирские мужчины стали относиться и к русским женщинами так же, как и к местным, и женились по несколько раз, имея в каждом городе теперь уже по русской жене. При этом жили с ними уже не только сибирским браком, но зачастую венчаясь с новой женой без расторжения предыдущих союзов. Духовенство иногда знало об этом, но предпочитало венчать мужчин с новыми женами, чтобы уберечь паству от еще большего блуда. Бывало так, что у одного купца были русская венчанная жена в Тобольске и инородные жёны — в Кузнецке, Енисейске, Селенгинске и Охотске.

Так например, в 1752 году в остроге Железинска жена служилого человека Гуляния, Ульяна, осталась без мужа, который ушел с полком на новое место службы. Бедная Ульяна родила сына и кое-как перебивалась в ожидании возвращения Гуляния три года. После чего приглянулась некоему канониру Еркину. Тот подговорил священника, напоил Ульяну и обвенчался с ней. Бедная женщина сбежала от канонира, который оказался крайне ревнив и бил бедняжку. Она долго скиталась по Сибири пока не дошла до Барнаула. Там она была наконец была отправлена к месту службы своего первого мужа.

А в 1790 году в Омске некая солдатка Маремьяна Киргинцева, пользуясь отсутствием мужа, венчалась с казаком Федотовым, но вскоре сбежала от него, так как новый муж привязывал её к лесине и порол "до мяса", и была отдана на попечение свёкру.

А в Томске бывали целые «цепочки» венчанных браков. Так например, некая «девка Валагусова» была обвенчана с солдатом Замятиным, потому что первая жена Замятина сбежала от него к крестьянину Нагибину и вышла за него замуж. Нагибин тоже был женат не впервые, а отдал свою первую нелюбимую жену замуж за кузнеца Елисея. Данных о том, спрашивал ли он у жены на это согласие, нет.

Примечательно, что вплоть до XIX века подобные поступки солдат или других служилых людей не имели суровых последствий. В Сибири, где иногда бывало и так, что из-за отсутствия женщин в отдаленных поселениях женились на собственных сестрах, подобный поступок казался шалостью.

В этом конкретном случае солдат отделался выговором и запретом видеться со второй женой, которую даже заперли в темницу. Однако влюбленный солдат не остановился перед опасностью новой немилости. Он все-таки выкрал Валагусову из темницы и увез к новому месту службы в Ямышевский острог.

Случались в Сибири и близкородственные браки. Самым распространённым было снохачество (в публицистике «бабья повинность») . Если женатому мужчине было неудобно на глазах у всех заводить любовницу, то он женил на ней своего семилетнего сына и сожительствовал одновременно с женой и со снохой, обрекая этим своего сына на такой же грех. Мальчик вырастал, его "жена" к этому времени становилась старой, расторгнуть церковный брак было невозможно, и ему оставалось только заводить любовницу.

Либо другая форма данной традиционной практики - когда глава большой крестьянской семьи (живущей в одном доме) состоял в половой связи со снохой — женой своего сына (связь свёкра с невесткой). Предположительно эта практика первоначально (до христианизации) была полиандрическим союзом, в котором у одной женщины было два мужа, причем один из этих мужей приходился сыном второму. Окончательно как «снохачество» она сформировалась уже после христианизации и в этом качестве получила особое распространение в Российской империи в XVIII—XIX веках, в связи с целым комплексом обстоятельств, в том числе с призывом молодых крестьян в рекруты и с отходничеством, когда молодёжь уходила работать в города и оставляла жён дома в деревне.

Некоторые колонисты, заселившие горные ущелья Алтая и известные как "каменщики", вообще не имели доступа к посторонним женщинам и были вынуждены жениться на близких родственницах — сёстрах и племянницах.

Нельзя ни вспомнить и о таком феномене как "Нашествие насильников-десятильников". Вдали от церковных и светских властей сластолюбцами быстро становились и местные властители. По всей Сибири стал распространяться обычай предоставлять женщин "в дороге" проезжему начальству. Где женщин для утех не предоставляли добровольно, там их брали силой.

Например, в Томске боярский сын Бубенков затащил к себе сестру казака Вершинина и пять дней насиловал её, а потом прогнал. В 1727 году в деревне Атаманово священник Осип изнасиловал вдову, а когда она пожаловалась на него, выпорол, затащив в дом к знакомому крестьянину.

Митрополит Филофей жаловался императору Петру I, что служилые люди сманивают с собой в дорогу девушек и насилуют их вдали от жилья, а родителей угрозами заставляют молчать.

Но настоящее нашествие насильников произошло в XVIII веке, когда по городам Сибири из Тобольска были с ревизиями разосланы десятильники — сборщики налогов. Они в открытую требовали себе женщин и девиц "для увеселения плоти", а если женщины их не устраивали, то "девок разболокали нагих и груди давили до крови и всякое ругательство чинили" или же отдавали преступникам для потехи. Этот разврат был прекращён лишь после царского указа, который повелевал десятильникам жениться на совращённых девушках.

В одно время нравственность сибиряков пытались блюсти церковные власти, они же и пороли сластолюбцев. Но вскоре надзор перешёл к светским властям, и эротоманов стали штрафовать. Штраф при Петре I составлял 2 рубля 50 копеек. Это были огромные деньги: в 1718 году за рубль можно было купить восемь овец. За год в одном Тобольске штрафов набегало до 200 рублей. Но лучше не становилось в первую очередь потому, что сибирские воеводы сами нарушали законы нравственности. Они содержали гаремы и продавали девиц инородцам и казакам. Воеводские люди женщин покупали, брали в плен, уводили от родителей силой и воровали. С целью наживы и "для козней" воеводы содержали и бордели. Например, воевода города Енисейска Голохвастов (XVII век) продавал женщин "на блуд", причём имел с них по 100 рублей и больше, а кроме того, требовал от них быть шпионками и лжесвидетельствовать против купцов и промышленников.

К XX веку распущенность привела к широкому распространению сифилиса и других половых инфекций среди населения Сибири, это поставило на грань вымирания некоторые коренные народы.