Хаос? Ну да, в общем

Решил я присоединиться к флэшмобу «Хаос в моем доме», предложенному Евой Куклиной: "абсолютно в любом жанре — от бытового хаоса до существ из хаоса. Делитесь эпизодами, где ваш персонаж находится в полном хаосе".

Ну при таком широком понимании хаоса найти подходящее не так уж и сложно. Я принесу пару фрагментов из "Пути до Африки" (первого тома "Большого путешествия Этайн"). Хаоса там, по-моему, достаточно много. Со хтонью хуже, хотя иногда подозрение об ее присутствии у свидетелей событий появляется.

Впрочем, судите сами.

1. Когда на корабле заводится таинственный проказник, развлекающий себя весьма странным образом, хаос вокруг него возникает довольно легко.

За размышлениями время пролетело совсем незаметно. Опомнилась Танька, лишь когда корабельный колокол отбил девять часов утра. Вздохнув, она отложила книгу. Нужно было опять укладываться спать – чтобы успеть подняться к обеду.

Вопреки опасениям, заснула она довольно быстро. А когда проснулась, первым делом увидела Серен: та сидела за столом и сосредоточенно пыталась заплести себе волосы в сложную «римскую» прическу.

Едва Танька приподнялась на постели, как Серен испуганно обернулась.

– Ой, Танни, ты извини, что я его взяла... – пролепетала она. Танька посмотрела на нее с недоумением. Между тем Серен протянула ей ее же собственное зеркальце и, отводя глаза, смущенно пробормотала: – Я тебя будить не хотела: ты так сладко спала... 

Видимо, Серен собиралась извиняться еще долго – но не успела. Неожиданно в коридоре громко скрежетнула дверь. Затем за переборкой послышались шаги и взволнованные людские голоса. С удивлением Танька опознала среди разговаривавших мэтра Кая: старый врач сокрушался о какой-то пропаже.

Поспешно одевшись, Танька выглянула из каюты. Увы, она опоздала: коридор оказался безлюдным. Не было больше слышно и мэтра Кая, зато откуда-то снизу доносился скрипучий, как сухое дерево, голос сэра Эвина.

Конечно, общаться с сэром Эвином ей совсем не захотелось. Немного подумав, Танька направилась к лазарету. Оказавшись возле двери, она осторожно постучала – сначала раз, потом другой, потом третий. Однако на стук так никто не отозвался, а дверь оказалась запертой. Так и не сумев ничего выяснить, Танька с чувством некоторой досады вернулась к себе в каюту.

За дверью ее уже поджидала Серен – встрепанная, растерянная, даже испуганная.

– Ты что, Танни... – тут же робко начала она.

– Там был какой-то шум, – с некоторым усилием изобразив безмятежную улыбку, пояснила Танька. – Я мэтра Кая услышала.

– Фух... – облегченно выдохнула Серен и ни с того ни с сего спросила. – Обедать идешь?

Немного удивившись, Танька кивнула:

– Конечно.

– Пора, да. Очень уж есть хочется, – торопливо подхватила Серен, деловито направляясь к столу. Танька с некоторым недоумением проводила ее взглядом: на столе лежали роговой гребешок, красно-желтая полосатая ленточка Монтови, Танькино бронзовое зеркальце – и не было решительно ничего съедобного.

Впрочем, загадка разрешилась быстро. Старательно отводя глаза от зеркальца, Серен подхватила со стола ленточку, наскоро перетянула ею так и не заплетенные волосы, а затем сорвалась с места и устремилась в коридор. Всю дорогу до пассажирского салона она пролетела быстрыми шагами, время от времени оборачиваясь и опасливо посматривая на едва поспевавшую за ней Таньку.

Зачем Серен так торопилась, Танька решительно не понимала. Но так или иначе, а на обед они заявились намного раньше времени: даже дверь в салон оказалась запертой. Подергав за ручку, Серен посмотрела на Таньку и беспомощно улыбнулась.

– Серен!... Неужели я не одолжила бы тебе зеркальце? – едва отдышавшись, с усилием выговорила Танька.

– Да я не от тебя убегала... – пряча глаза, промямлила Серен в ответ. – Там у нас в комнате, кажется, какой-то славный сосед завелся – то ли бука, то ли еще кто...

Танька посмотрела на нее с удивлением. Это было что-то совсем новое!

– Бука? У нас? С чего ты решила?

– Я вчера под кроватью кусочек хлеба оставила – ну, на всякий случай... – помявшись, призналась Серен. – А сегодня смотрю – там ничего нет.

– Я точно не брала, – едва сдержав улыбку, отозвалась Танька.

– Ты что, Танни, – я на тебя и не думала, – испуганно мотнув головой, Серен вдруг густо покраснела.

– Может, просто крыса? – предположила Танька.

Серен снова мотнула головой.

– Не крыса, нет. Крыса – та бы только хлеб сгрызла. А этот еще и блюдечко забрал.

– Хм... – только и могла сказать Танька в ответ.

– Выходит, ты тоже не знаешь, кто это, – огорченно вздохнула Серен. – А я так надеялась...

Танька развела руками, потом зачем-то попыталась улыбнуться. На самом деле ей было очень неуютно: в словах Серен явственно чувствовался плохо скрытый упрек. Но что Танька могла сейчас ей сказать? Что ни бук, ни эллилов, ни рудничных гоблинов на самом деле не бывает, что весь славный народец – это они вдвоем с мамой и никого больше?

Несколько мгновений Танька пребывала в растерянности. Затем ее вдруг осенило: мэтр Кай – вот же кто наверняка мог бы сейчас помочь! Сумел же он вывести из ступора несчастную Дэл!

– Знаешь, Серен, – осторожно начала она. – Тебе бы поговорить...

– С Илет? – не дослушав, откликнулась та. – Ну да, она в славном народе смыслит, это точно.

Подавив вздох, Танька кивнула.

 

* * *

 

Илет словно подслушивала их разговор – появилась почти сразу же. И едва успела спуститься по трапу, как Серен устремилась ей навстречу. Вмешиваться Танька, разумеется, не стала – однако в пользе затеянного изрядно сомневалась.

Оказалось, сомневалась зря. Илет терпеливо выслушала сумбурный рассказ Серен о недавнем происшествии, а затем неожиданно поинтересовалась:

– Ты блюдце под кровать когда ставила? Перед сном, на ночь?

– Нет... – недоуменно покачала головой Серен. – Я хлеб с обеда принесла. Ну и сразу...

Удовлетворенно кивнув, Илет немедленно задала следующий вопрос:

– А потом ты случайно никуда не уходила?

– Не-ет... – протянула Серен в ответ и покраснела.

– Точно?

– Ну... – Серен вдруг приблизилась к Илет вплотную и прошептала ей на ухо: – Я только разок в уборную... Но я совсем ненадолго выбегала.

– Ну вот, – подытожила Илет.

– Но Танни тогда в комнате не было... – торопливо пробормотала Серен и, вдруг испуганно ойкнув, зажала себе рот ладонью.

– Ну, значит, пока никого не было, к вам успел забраться кто-то другой – и совсем не обязательно это был славный сосед! – торжественно провозгласила Илет и, бросив на Таньку быстрый взгляд, чуть заметно ей подмигнула.

Зачем Илет подмигивала, что́ за знак ей подавала – Танька так до конца и не поняла. Впрочем, это показалось ей не таким уж и важным. Главное – Серен вроде бы стала успокаиваться.

А та и в самом деле приободрилась. Совсем ли выкинула она из головы историю с пропавшим блюдечком, судить было трудно, но как бы то ни было, но больше Серен к этому разговору не возвращалась. Когда же наконец толстый краснощекий моряк подал ей большую миску щедро сдобренной сливочным маслом овсяной каши, она с самым что ни на есть благодушным видом устроилась за столом и увлеченно принялась за еду.

Вскоре к обеду стали подтягиваться остальные студенты. Сначала в салон явился Олаф, затем подошли Ллио и Дэл, а затем, самыми последними, – подружки-ирландки. У Фи почему-то оказался необычно грустный и растерянный вид.

Войдя в салон, Фи первым делом переглянулась с Илет. Таньке это показалось несколько странным: вроде бы Илет и Фи прежде особо не секретничали и вообще не производили впечатления близких подруг. Впрочем, выказывать удивление она не стала. В конце концов, мало ли какие дела могли быть у двух одногруппниц, к тому же живущих в одной каюте! И уж наверняка ее, Таньки, эти дела не касались совершенно!

Вскоре, однако, выяснилось: «дела» ее все-таки касались. Танька как раз доела свою кашу и собралась уходить, когда Илет внезапно поднялась из-за стола и устремилась прямиком к ней.

– Простите, великолепная, – вымолвила она, подойдя к Таньке и слегка поклонившись. – Могу ли я с вами поговорить?

– Да, конечно, – немного недоумевая, откликнулась Танька.

Илет показала глазами на неторопливо направлявшуюся к выходу Серен и тихонько шепнула:

– Я только дождусь, пока она уйдет...

Танька удивилась еще сильнее, однако кивнула.

– Я вот о чем, – по-прежнему шепотом продолжила Илет, как только спина Серен скрылась за дверным проемом. – Ее я, конечно, успокоила, но... Приструните его, пожалуйста! Уж вас-то он послушается.

Танька удивленно вскинула на нее глаза.

– Кого «его»? Кто послушается?

– Бука, разумеется, – пожала плечами Илет.

– Почему бука? Вы же сами... – не договорив, Танька запнулась.

– А кто же еще? – Порывшись в висевшей на поясе сумке, Илет извлекла два желтоватых предмета причудливой формы. – Видите? Что вы на это скажете, великолепная?

При ближайшем рассмотрении предметы оказались половинками покрытого прихотливой резьбой костяного гребня. С недоумением осмотрев эти обломки, Танька сочувственно вымолвила:

– Красивый гребень. Жалко.

– Это вещь нашей Фи, – пояснила Илет, – подарок от жениха. Ну так вот... Вчера перед обедом Фи оставила гребешок на столе. А когда вернулась, нашла его вот таким. Ну зачем портить-то его было – пользы от этого никакой! К тому же мы всегда закрываем каюту на замок. Так что... – чуть помявшись, Илет докончила фразу: – Выходит, никакой это был не вор! 

– Я все-таки не думаю, что в этом повинен кто-то из волшебного народа... – осторожно проговорила Танька.

Илет промолчала, но посмотрела на нее с сомнением.

– Здесь, на «Дон», вообще никого из наших нет, – пояснила Танька. – Ну, кроме меня. Я это знаю точно.

– Хм... – задумчиво откликнулась Илет. – Тогда всё совсем странно.

– У меня вчера тоже случилось кое-что непонятное, – подал вдруг голос Олаф. – Пока мы с Танни сидели под мачтой, кто-то залез ко мне в кубрик и связал в узел рукава моей верхней куртки. И ведь ничего не украл, даже в сундуке не порылся! Вот зачем он это сделал? Загадка...

И тут Танька напряглась. Было в этих рассуждениях нечто неправильное, даже слегка обидное. Пока речь шла о славном народе, никто такими вопросами почему-то не задавался!

– А зачем бы такое стал делать бука? – вдруг вырвалось у нее.

– Как зачем? – удивленно посмотрев на Таньку, пожала плечами Илет. – Это же славный народ – они любят...

Испуганно ойкнув, Илет оборвала фразу. Лицо ее вдруг сделалось мертвенно-бледным. Стройная, большеглазая, с чуть заостренными ушами, в этот миг она как никогда походила на сиду.

А еще через миг на щеках Илет запылал пунцовый румянец.

– Простите, великолепная, – тихо вымолвила она, чуть опустив глаза. – Я не имела в виду детей Дон.

– Всё в порядке, – ободряюще улыбнулась Танька в ответ, сдержав легкий вздох.

 

* * *

 

Конечно же, ссоры с Илет не случилось. В сущности, и обижаться-то на нее не было особых причин: подумаешь, вспомнила старые байки о расшалившихся фэйри! И все-таки произошедшее заставило Таньку задуматься. По дороге к каюте она размышляла о камбрийских буках, думнонских пикси и гаэльских лепреконах. «Почему люди так любят приписывать волшебным существам любовь к злым шуткам?» – задавалась она вопросом и не находила ответа. А потом перед ее мысленным взором вдруг предстал старый лицедей-коротышка Эрк ап Кэй, большой поэт с горячим сердцем, искренне, пусть и напрасно, считавший себя фэйри-подменышем. Наверняка ведь находились люди, обвинявшие его – просто из-за внешности – во всяческих кознях!

Погруженная в воспоминания, Танька даже не заметила, как добралась до каюты. Опомнилась она только перед самой дверью. А войдя в каюту, остановилась в недоумении: Серен там не оказалось.

Нельзя сказать, чтобы Танька этому огорчилась: наоборот, она скорее обрадовалась возможности побыть в одиночестве и собраться с мыслями. А подумать было о чем. Пропавшее блюдце Серен, разломанный гребень Фи, связанные рукава куртки Олафа – всё это выглядело загадочным и подозрительным. Да уж не пытался ли кто-то убедить таким способом пассажиров «Дон» в существовании корабельных фэйри? Но кто и, главное, ради чего?

Усевшись на кровать, Танька подперла голову рукой, прикрыла глаза и задумалась. Одно за другим она перебирала возможные объяснения – и каждый раз их отбрасывала. Мог ли этот человек пытаться таким способом кого-нибудь напугать? Вряд ли: проказливые домовые фэйри – это не зловещие гвиллионы и гурах-и-рибины. Или он, наоборот, хотел всех позабавить? Но разве веселилась Фи, когда осталась без дорогой для себя вещи? Тогда, может быть, это была месть? Но кому и чем могли досадить разом и Серен, и Фи, и Олаф?

А потом Таньку вдруг осенило. Что если таинственный проказник устраивал всё это вовсе не для других – а исключительно для себя самого? Например, если он, подобно господину Эрку, причислял себя к волшебному народу?

Оставалась самая малость: понять, кто был этим человеком.

И ответ вроде бы нашелся. Не только господин Эрк, но и Робин Добрый Малый считал себя наполовину фэйри – сыном ирландского сида. А Родри – сын Робина!

2. Но когда изобличенного проказника настигает заслуженная кара, почему-то кое-где хаоса становится еще больше...

Первое, что бросилось Таньке в глаза, когда она вошла в каюту, был стул. Тот стоял прямо на дороге, и на его широкой спинке, как огородное пугало, была распялена серовато-белая нижняя рубашка. Рукава рубашки примерно на три четверти свисали по краям спинки и слегка покачивались, откликаясь на легкие колебания воздуха. Казалось, рубашка была живым существом – странным, загадочным, но не страшным, а скорее даже забавным.

Затем Танька увидела вытащенный на середину каюты сундук Серен. Из-под его неплотно закрытой, скособоченной крышки торчали разноцветные тряпки – одни из них бодро топорщились в стороны, другие уныло свисали. Рядом с сундуком валялось еще несколько скомканных одежек – с некоторым усилием Танька опознала в них нарядные платья Серен. А чуть в стороне от платьев отдельно лежала длинная розовая лента, извитая как змея.

– Это ты, Танни? – вдруг послышался голос Серен – печальный, жалобный и странно приглушенный.

– Я, – откликнулась Танька. – А ты почему не спишь?

Фраза вырвалась у нее сама собой – и в следующий же миг Танька облегченно перевела дух. На языке у нее вертелись совсем другие вопросы, для Серен куда менее приятные: о перегороженном сундуком проходе, о разбросанном по полу тряпье – в общем, об устроенном ею в каюте полном развале.

– Не спится, – хмуро пробурчала Серен и шмыгнула носом.

Танька вздохнула – на сей раз уже не мысленно, а вполне вслух: не смогла сдержаться. Что означало шмыганье носом ее соседки, она представляла себе прекрасно. Чего следовало ждать дальше – тоже.

На ее вздох Серен откликнулась тоже вздохом – прямо как эхо. А затем скорбно объявила:

– Мэтресса Зои замуж вышла.

Танька промолчала. Новостью для нее это не было, а на пустые разговоры не хватало сил.

– А у нашей Брид жених завелся, – продолжила Серен совсем похоронным тоном.

– Я знаю, – сказала Танька. – И о том и о другом. А что ты такая печальная?

– Да никакая я не печальная – это я так радуюсь, – буркнула Серен в ответ и тут же громко всхлипнула.

Тут Танька невольно озадачилась. С Серен явно происходило что-то странное. И, пожалуй, простой завистью объяснить такое ее поведение не получалось.

Между тем Серен снова подала голос.

– Родри на берег высадили, – сообщила она.

– Я это тоже знаю, – устало вздохнула Танька в ответ.

– А он, наверное, обо мне и не вспомнит, – словно не слыша ее, продолжила Серен с печалью в голосе.

«И это всё? – мысленно удивилась Танька. – Человека высадили на чужой берег одного-одинешенька – а ее только и волнует, что тот о ней не вспомнит!» И тут всё накопившееся за эту ночь – усталость от безумных скачков настроения, груз переживаний за Ладди, за Здравко, за Бараха, не прошедший еще до конца страх – наконец прорвалось в ней вспышкой раздражения.

– Не вспомнит, – зло подтвердила она. – Не до того будет. Мне вот даже у вестготов поплохело от зноя, а тут Африка. И жара еще сильнее, чем в Иберии, и вообще совсем чужая страна – а он там один! Представляешь?

Серен откинула одеяло, резко приподнялась на кровати. Стало видно, что она в верхнем платье – выходит, завалилась в постель как была, не раздеваясь.

– Танни... – жалобно пролепетала она и в который раз уже всхлипнула.

Наверное, Таньке следовало бы на этом остановиться. Увы, не получилось. Всё, на что ее сейчас хватило, – хотя бы внешне сдержать клокотавшее в ней бешенство, не позволить себе сорваться на крик.

– Впрочем, нет, – продолжила она с ледяным спокойствием. – Не один. Там завтра еще сэр Эвин объявится – его лютый враг. Будет от кого прятаться среди песчаных холмов.

Самое ужасное было то, что произнося эти слова, Танька сама всё отчетливее представляла себе эту картину – желтый песок, серо-зеленые колючки, испуганно выглядывающего из-за каких-то глиняных развалин Родри, злобно озирающегося сэра Эвина с кинжалом в руке... Всё это было, конечно, неправдоподобно, гротескно – но все равно не смешно, а страшно.

А Серен вдруг разрыдалась – надрывно, горько, отчаянно.

– Я же себе всё выдумала! – выкрикивала она, заливаясь слезами. – А люди и поверили! Брид вон сказала: «твой Родри» – а какой он мой?!

Потом Танька даже не смогла вспомнить, как оказалась возле Серен, как обхватила ее за плечи, как прижала к себе – дрожащую, хлюпающую носом, мокрую от слез. А сейчас она, словно в омуте, тонула в беспамятстве «лечебного плача» под неотступную тоскливую мысль: «Я же завтра, пожалуй, и не поднимусь, а мне еще вещи собирать – и себе, и ей...»

Вообще-то в "Большом путешествии" хаос будет нарастать и дальше, но я ограничусь вот этими двумя эпизодами -- как мне кажется, сразу и смешными, и грустными.