Субботний отрывок

Фома Ноздреватый состоял дознавателем при Тайном приказе. Однако, как доверенный человек Зарубского, он в первую очередь обстоятельно исполнял различные наказы могущественного думского боярина. Вот и сейчас, порученное ему задание начал с кропотливого сбора различных слухов о владетельных родах Великоградской верхушки. 

Когда небольшой отряд Фомы из судейских въезжал в город, в кармане дознавателя уже лежало письмо к Данганскому комтуру, подписанное пятью боярскими родами. Вдобавок, в крепкой суме были бережно упакованы несколько тщательно отобранных ябед на ближайших людишек, какие ходили под этими родами. Остановившись вместе со своими людьми в гостевой избе при тереме, в котором располагались различные казенные приказы, Фома первым делом переоделся в неприметное простецкое платье, став похожим на средней руки торгового приказчика, каких в Великограде было хочь ложкой черпай, и отправился в находящийся на Чумном конце трактир под горделивой вывеской “У Глеба”. Чтобы не выделяться, Ноздреватый сел за отдельный стол в чистой половине, заказал себе немудреную еду, молодцевато отбрил приставучего местного побирушку, и принялся ждать, неторопливо поглощая томленую гречневую кашу с грибами. 

– Здрав будь, Фома Трифыч. – дребежаще раздалось над ухом дознавателя. Перед Ноздреватым стоял его соглядатый, отправленный в Великоград тремя неделями ранее.

– И тебе здрав. Садись, Хлебень, угостись. – дознаватель махнул половому и тот понятливо поставил на стол небольшую деревянную чарку с казенным вином, от которой подозрительно несло дешевой сивухой. Ноздреватый терпеливо подождал, пока Хлебень не опустошил чарку, удовлетворенно крякнув и закусив, протянутым дознавателем, малосольным огурчиком.

– От благодарствую, Фома Трифыч. – тонкий и нервный бывший ярыжка довольно улыбнулся, продемонстрировав свой прореженный опричными катами рот над куцей тонкой бороденкой. Несколько лет назад Ноздреватый вытащил его из острога, куда Хлебень попал, наворовав и растратив казенные деньги. И теперь этот хрупкий и дерганный человечек был предан дознавателю, как цепной пес. Соглядатый нервно оглянулся и зашептал, склонившись к Фоме и обдав того сивушным духом. – Как, вы и велели, устроился к Вякичам, за денежку малую. Запись да счет веду товаров, что они к весне готовят, да ушкуев, какие они на почин вытащили. Вот тута все записал. 

Хлебень, хоронясь, передал Ноздреватому список. 

– Молодец, хвалю. – дознаватель спрятал мятый листок за пазуху. – Узнал, что я велел?

– Что смог. С Гостятой четверо родов дружны. Как его дядька проболтался, в последнее время стали собираться тишком. Последний раз дней пять назад. Я у них как раз на дворе хоронился, будто пьяный заснул. Вышли поздно уже, Гостята с одним все ссорились, чуть не до кулаков. С мордатым таким. Потом всё говорили о какой-то торговле через чухню. Тихо говорили, не все разобрал. Что все масленно будет… Вот так сказали. Потом, поутру, Гостята к волхву бегал, дары Праве ставил. Цельной головой сахарной, воском и деньгой кланялся. Мне его дворовая девка сказывала. А сам жадный, снег зимой и то к себе гребет.  – зашептал, чуть шепелявя, Хлебень.

– Тааак… – ухмыльнувшись, протянул Ноздреватый. – Ты мне об энтом мордатом все узнай. Я через день опять сюда приду. На вот пока, держи. Токмо в запой не уйди. Потом погуляешь. – дознаватель положил на стол и пододвинул к соглядатаю крупную медную монету. 

– Да как можно, Фома Тифыч? Благодарствую. – монета мгновенно исчезла в рукаве бывшего ярыги. Ноздреватый кинул на стол еще монетку и вышел.