Осады и штурмы альбигойской войны. Часть 3. Первая осада Тулузы и прочее

Первая осада Тулузы.

"В лагере Монфора разрушение Тулузы было уже решенным делом. Это советовали и вновь прибывшие рыцари, французские и немецкие, которые с разных сторон стекались под знамена Монфора. Между ними особенно отличались графы Бар, отец и сын, и граф Шалона. Тибо де Бар особенно настаивал на скорейшем движении к Тулузе. Под Монтобаном его отряд соединился с армией Монфора – великолепная столица Юга была всего в нескольких дневных переходах.

Неожиданно, перед самым выступлением, в лагерь прибыло посольство от тулузских граждан. Многие в рядах крестоносцев боялись, что эти переговоры вырвут у них добычу, что легаты остановятся перед решительным ударом и удовольствуются некоторыми уступками. Но опасаться снисходительности легатов было излишне; думать, что тулузская депутация привезла решительные предложения, было по меньшей мере наивно. Целью посольства было выиграть время, это обнаружилось из общих выражений, с которыми оно обратилось к легатам. При аудиенции присутствовали епископ Фулькон, сам Монфор и все вожди армии. Послы старались доказать, что вторжение крестоносцев в тулузские пределы несправедливо и беззаконно, что, со своей стороны, город сделал все, чтобы отстранить от себя ужасы войны, что он присягнул по требованию легатов и дал заложников. Легаты отвечали, что главная причина похода в том, что тулузцы продолжают держаться Раймонда, ослушника и еретика, что если они откажутся от него и возьмут в государи того, кого им укажет Церковь, то повод к войне устранится. Иначе на всех тулузцев без исключения будут смотреть как на таких же еретиков. Напрасно добавлять, что такое предложение было отвергнуто. Посольство достигло своей цели уже тем, что дало время Раймонду придвинуться с большим отрядом к месту расположения неприятеля.

Крестоносцы снимались с позиции. Они начали переправу через Лер. Вестники полетели сообщить о том Раймонду. Он стоял на берегу реки с шестью сотнями рыцарей; с ним были графы Фуа и Комминга. Когда неприятель показался перед крестоносцами, то последние, не решаясь прорываться на его глазах, стали искать брод в другом месте. Они наткнулись на мост и частью по нему, а частью вплавь стали переходить на другой берег. Раймонд успел встретить их, но был опрокинут после кровопролитной схватки. Погибло около двухсот рыцарей с той и другой стороны. По богатым пашням, виноградникам и садам, окружавшим Тулузу, Монфор теснил Раймонда до самых стен города. Несколько десятков вилланов, спасавших свои имущества, погибло под копытами лошадей. Крестоносцы, не разбирая, рубили всех, кто попадался под руку. Через несколько часов все окрестные селения, сады и поля были уничтожены огнем и копытами; благоустроенный край обратился в пустыню.

Когда перед взорами Монфора развернулся живописный вид огромного города, то он тотчас же понял, что обложить Тулузу со всех сторон его армия не в состоянии. Скоро Симон на опыте убедился, что и долгой осадой, и штурмом взять Тулузу одинаково затруднительно, что Тулуза не принадлежит к категории тех замков, брать которые вошло в привычку Монфора. Для начала он решил взять укрепленное предместье святого Сернина. Его орудия беспрерывно громили камнями двое ворот предместья. Осажденные же, чтобы показать Монфору, как они равнодушны к его пальбе, день и ночь оставляли ворота отворенными. Монфор приказал начать штурм, но встретил такое стойкое и блестящее сопротивление, что велел отступить.

Раймонд в ответ сделал вылазку. До глубокой ночи продолжалась схватка. Графы тулузский и де Фуа блистали среди боя. Сражение было беспощадное, в стане крестоносцев было большое количество убитых и раненых.

После такого поражения дух в крестовом лагере упал: к горечи поражения присоединились утомление от жары и недостаток в воде.

Раймонд готовил между тем вторую генеральную вылазку. Сенешаль Аженуа, Генрих д'Альфар, кинулся на главный отряд Монфора, а граф де Фуа на войска графов Бар. Смятение распространилось по неприятельскому лагерю. Крики «Тулуза, Фуа!» смутили крестоносцев. Рассеянные войска едва успели спастись. С богатой добычей и множеством пленников вернулись храбрые горожане, предводимые альбигойскими рыцарями, в родные стены.

На третий день Монфор перед рассветом с досадой, доходившей до бешенства, покинул лагерь, не успев забрать даже всех раненых. Есть известия, что его соратники по тулузской осаде, столь же, как и он, опечаленные неудачей, при отступлении напоминали ему о незаконности войны и советовали заключить мир с тремя сильными феодалами Юга, но епископ Фулькон был категорически против этого".

Сент-Антонен.

"Многим баронам, еще не успевшим столкнуться с Симоном де Монфором, даже не верилось, чтобы они могли быть побеждены. «Никогда крестоносцы не возьмут моего замка», — говорил барон Адемар Иордан, наместник Сен-Антонина.

Об этих словах сообщили Монфору тогда, когда его армия уже шла на замок. Сен-Антонин расположен у подошвы высокой горы, омываемый позади водами реки, делающей его с этой стороны неприступным, спереди он лежал перед обширной равниной, на которой и расположились лагерем крестоносцы. Как только в городе это заметили, из замка была произведена вылазка. Отразив ее, французы кинулись на приступ и завладели тремя наружными бастионами городской стены. Наступившая ночь разлучила сражающихся, но на горожан этот стремительный натиск крестоносцев произвел такое впечатление, что они начали падать духом и многие немедленно покинули город через задние ворота. Монфор послал отряды в обход — кровопролитие и схватки не прекращались и ночью.

Но Симон вряд ли ждал столь легкого успеха, когда па следующее утро к нему явилась депутация от города, который недавно так презрительно отзывался о крестоносцах. Дело в том, что в городе кроме Адемара, наместника Раймонда, одинаково начальствовал и виконт Понс, непосредственный владетель его.

Виконт хотел выговорить свободное отступление. Монфор отказал в свободном пропуске, требуя безусловной сдачи города. Его желание исполнилось. Наместник не успел заранее оставить город и оказался таким же пленником Монфора, как и виконт Понс. Крестоносцы помпезно вступили в замок. Тридцать именитых жителей были немедленно казнены, город разграблен; по признанию самого католического историка не были пощажены ни монастыри, ни церкви. Граждане после произведенных казней были прощены, потому что Монфор не собирался разрушать город. Наместник Раймонда и другие тулузские рыцари были под стражей отправлены в Каркассон, где заключены в тесное подземелье".

Пеннь.

"Монфор хотел прежде занять Ажен, где надеялся на более радушный прием. Действительно, в столицу области его пустили беспрекословно, и, отдохнув в ней, он двинулся на осаду Пеннья. Гуго находился в положении очень затруднительном. Он не получал никаких вестей от Раймонда и был отрезан от него линией осаждающих. Тем не менее он героически защищался. Крестоносцам жестоко досталось от его вылазок. В продолжение всего июня Монфор ничего не мог сделать, хотя окрестные бароны добровольно съезжались в его лагерь и приносили ему присягу. Симон не рассчитывал на удачный исход осады и счел необходимым просить помощи брата Гюи, который с успехом действовал в диоцезах Альбижуа и Тулузы.

Разгромом замка Анаклет, где он распорядился вырезать весь гарнизон, Гюи навел ужас на всю область. С обаянием вандала он подходил и к пригородам Тулузы, но так как столица была не из числа тех замков, с которыми привыкли расправляться оба Монфора, то Гюи миновал ее и осадил было один из городков неподалеку, как прискакал к нему от брата гонец с предложением прибыть на помощь в лагерь под Пенньем. С Гюи был архидиакон Вильгельм, епископ лаонский и достаточное число других известных воителей.

Армия Гюи расположилась с восточной стороны Пеннья, Симон стоял на противоположной. Приказано было строить новые машины больших размеров, так как прежние не приносили почти никакой пользы. Но едва от действия этих новых баллист, упорно бивших по одному месту, стала появляться брешь, как многие крестоносные ба роны, особенно из духовных лиц, задумали разъезжаться из лагеря, видимо разочарованные в удаче предприятия.

Убеждения и просьбы Монфора подействовали только на архиепископа руанского. Между тем осажденные проявляли еще большую решимость и самоотвержение, но это была уже последняя агония. Из города выслали тех жителей, которые были в нем бесполезны, но Монфор не принял их; они радовались тому, что вообще остались целы и неприятельском лагере. В замке же гарнизон умирал от жажды — река, огибавшая город, была отрезана от осажденных; как нарочно, жара стояла невыносимая. Все соедини лось, чтобы стойкие защитники Пенньи потеряли присутствие духа, а о графе тулузском не было и слухов. Гут д'Альфар рисковал погубить весь гарнизон самой мучительной смертью. Чтобы этого не произошло, он начал переговоры с Монфором и получил согласие на свободный выход. Через семь недель после начала осады крестоносцы заняли Пеннь, оставленный еретиками".

Бирон.

"Отряд, посланный Симоном, успел взять замок Марманд, а сам Монфор, выступив далее, осадил и разбил машинами город Бирон. Альбигойские воины геройски защищались. Вытесненные из города, они заперлись в замке. Существовала особая причина решимости и отваги осажденных — их начальником был рыцарь Мартин д'Альгэ. Это был тот самый д'Альгэ, который уже два раза изменял родине: он продался Монфору и обманом увлек виконта безьерского в подземелье Каркассона. Он оставил католиков и таким образом изменил в третий раз. Снисходительный граф тулузский доверил ему замок Бирон. На этот раз он не ошибся, ибо Мартин должен был бороться до последней крайности. Между тем привязать к себе гарнизон он был не в состоянии.

Монфор не преминул воспользоваться этим и склонил к себе многих биронских рутьеров. Его впустили в крепость, где, вытесненный из города, засел со своими воинами комендант. Крепость была взята и Мартин захвачен живым. Он предчувствовал, что ему предстоит страшное наказание от рук беспощадного Монфора, и его предчувствия сбылись…

Побудительной причиной падения замка Бирон были измена, а непременным условием— выдача д'Альгэ, так как известно, что почти весь гарнизон вышел из Бирона невредимым. Сдача этого города служила сигналом уничтожения самостоятельности Аженуа".

Муассак.

"Соединенная армия Монфора прежде всего устремилась на Муассак. Этот город, расположенный у подошвы горы, и плодоносной долине Тарна, был окружен обильными водами. Поэтому его трудно было осаждать, еретики же явно издевались над многочисленными католиками. В городе, пораженном интердиктом, постоянно раздавался насмешливый колокольный звон кафедрального собора. Когда началась осада, граждане Муассака имели все причины презирать силы Монфора.

Огромные машины не могли разбить городской стены; епископ каркассонский и архидиакон Вильгельм употребляли все свои знания и усилия, но долгое время все было бесполезно. Даже гомеровская храбрость Монфора должна была отступить перед силами природы и стойкостью. Осажденные в одной из вылазок опрокинули Симона; мало того, вождь рисковал собой, подвергаясь опасности погибнуть или попасть в плен. Под ним была убита лошадь, кто-то из альбигойцев направил на него копье, которое ранило героя в ногу. В этой схватке в плен к альбигойцам попал племянник архиепископа римского. Его дядя перенес несчастье с твердостью и, узнав о том, показал окружавшим пример терпения и самопожертвования ради службы Христовой.

Скоро осада превратилась в блокаду, ибо условия местности были таковы, что гарнизон мог свободно выходить на гору и оттуда пускать в крестоносцев стрелы. Чтобы еще более устрашить неприятеля, а вернее, из чувства мести и религиозной ненависти, альбигойцы ежедневно показывались на городском валу и истязали пленных кинжалами и копьями.

Наконец к крестоносцам стали подходить из Франции новые подкрепления. Значительные силы вел Регинальд, епископ Туля, но он едва было не потерял их, столкнувшись под Кагором с графом де Фуа, который заставил его укрыться в ближайшем замке. Граф Балдуин был послан принять над ними начальство и привести их в лагерь. С того времени осада пошла деятельнее. Был изготовлен большой «кат», покрытый воловьими шкурами; он был подвезен к самому рву крепости. На горе между тем альбигойцы уже не смели показываться. Тогда они попытались зажечь кат. Со всеми зажигательными снарядами и с луками, которые у них были, они устремились на неприятеля. Отважнейшие из крестоносцев бросились защищать машину, но удушливое пламя распространись в воздухе, и осаждавшие были приведены в невольное расстройство. Симон и Гюи Монфоры были среди тех, кто защищали машину своими мечами.

Во время боя монахи и все невооруженное духовенство босыми молилось с воздетыми руками, их головы были посыпаны пеплом. Их гимны все еще раздавались, когда дружно нападавшие альбигойцы неожиданно отступили и скрылись за городскими стенами. Попытка прорваться за ними была неудачна. Монфор понял, что этот город можно взять только выжиданием, и потому занялся рекогносцировкой и захватом соседних замков.

Вскорости вся область Керси, кроме замка Монтобан, подчинилась оружию крестоносцев, и только тогда граждане Муассака поняли, что их дальнейшее сопротивление бесполезно, тем более что бреши делались день ото дня значительнее. Из города просили о свободном выходе для гарнизона; крестоносцы же требовали безусловную сдачу, Монфор обещал пощадить город от разграбления, если ему заплатят сто марок золотом. Сложность ситуации заставила согласиться и на это".

Взятие окситанцами Пюжоля.

"Отбытие главного воинства из католического лагеря давало графу тулузскому надежды на успех. Раймонд выступил с целью отнять у католиков замок Пюжоль, из которого неприятель всегда и всячески мог беспокоить соседнюю Тулузу. Французские рыцари сопротивлялись отважно; но шаг за шагом, после кровопролитных схваток, они уступали осаждающим. Наконец Раймонд стеснил замок до крайности. Стало известно, что Симон и Гюи Монфоры спешат на помощь своим, и тулузцы стали напирать еще с большей стремительностью. Замок вынужден был сдаться при условии сохранения жизни гарнизона. Однако в пылу национальной и религиозной ненависти альбигойцы не сдержали условия, и в данном случае на Раймонда трудно возложить ответственность за это.

Пленных рыцарей и их вождей вывели из города; альбигойская армия стояла перед стенами взятого замка. Как только увидели французов, всякая дисциплина была потерна. Альбигойцы прежде всего кинулись на Пьера де Сесси и разорвали на куски вместе со многими рыцарями, остальные пленники с трудом были перевезены в Тулузу. Их хотели посадить в тюрьму и беречь для размена, но народ не допустил этого — толпа отняла их и начались истязания. Многих привязывали к хвосту коней и пускали в поле, других просто вешали. Не осталось в живых ни одного француза, ни богатого, ни бедного, одни были повешены, другие погибли от меча. Шестьдесят самых славных рыцарей закончили жизнь мучительно и страшно.

Упившись местью и насладившись ею, народ пошел дальше. Уличные толпы разломали тюрьмы, поливая их кровью пленных католиков. Этот день был несчастливейшим для крестоносцев. Ненависть к ним провансальских альбигойцев обнаружилась со страшной силой. Этих дней не скрывают и писатели альбигойской партии".

Взятие Монфором Марманда и Кассенеля.

"Но Монфор, завладев многими местами, хотел запугать страну террором; он опустошал и жег феодальные замки мелких вассалов, которые попадались ему в руки. Он остановился под городом Мармандом, занятым английским гарнизоном, и начал его осаду, несмотря на английское знамя, выкинутое над башней. Крестоносцы смело пошли на штурм. Жители уже в самом начале свалки стали перебираться через Гаронну. Англичане и еретики не выдержали напора и, сбитые со стен, заперлись в главной башне Монфор дозволил своим воинам грабеж. Засевшие в башне не могли сопротивляться долго; получив уверения в сохранении жизни, они сдались победителю. Монфор, распорядившись разрушить часть городских стен и укрепить сам замок с башнями, удалился в Ажен, откуда скоро двинулся на осаду Кассенеля, города, «переполненного еретиками и клятвопреступниками» и расположенного на самых границах Керси. Этот город, по его выгодному местоположению, осаждать было трудно.

Потому Монфор вместе с главными силами расположился в соседних долинах, а ведение осады предоставил своему сыну Амори и епископу каркассонскому, исполнявшему обязанности полководца. Стенобитные машины наносили сильный вред городу; гарнизон все надежды строил вокруг прибытия короля, который уже подходил к Перигору. К Иоанну большими толпами стекались его аквитанские вассалы; силы его были весьма значительны. Он мог бы с успехом действовать против крестоносцев; но, по обыкновению, в решительную минуту на него нашла робость и то уничижение духа, которое всегда губило его бесхарактерную натуру. Он думал испугать отважного и искусного неприятеля одними маршами и диверсиями. Конечно, такая тактика не могла воздействовать на Монфора. Узнав, что крестоносцы не намереваются снять осаду, Иоанн отступил. Это происходило в июле 1214 года, почти в те самые дни, когда его англичане вместе с немцами были разбиты французами под Бувином, о чем нам еще придется говорить.

Между тем Монфор, при всем сопротивлении граждан Кассенеля, не думал прекращать осады. Прервать сообщения города он не мог; горы и реки представляли для того неодолимые препятствия. Для тогдашней военной истории особенно интересны действия Монфора. Он, сам приняв начальство над осадным корпусом, пустил в ход с замечательной настойчивостью все инженерное искусство того времени. Штурм был невозможен; рвы глубоки и полны водой. Несмотря на град стрел, крестоносцы имели терпение построить мост из сплоченных бревен; но его снесло течением. Тогда велели строить другой на деревянных лодках; но от тяжести он не мог держаться сам по себе. Кардинал Роберт де Курсон, прибывший в армию из Франции, где он был легатом и рьяным бичом еретиков, потерял терпение. Он решил оставить армию, но, уезжая, хотел на бумаге завершить альбигойское дело.

По отбытии щедрого кардинала Петра Монфор еше деятельнее стал трудиться над осадой Кассенеля. Когда мосты не оправдали ожиданий, инженеры крестового лагеря после совещания придумали особую машину, которая должна была уничтожить все надежды осажденных. Это была высокая деревянная башня в пять ярусов, поставленная на широкий деревянный помост с колесами; по своей наружной отделке она была неуязвима для не приятеля. Сверху и с боков она была обшита плетенками, которые всегда поливали водой. На случай пожара в башне имелся достаточный запас воды; со стороны же не приятельской башня, кроме того, предохранялась сыры ми бычьими кожами. В верхних ярусах сидели отборные стрелки, которые с достаточной высоты свободно могли обстреливать город; в нижних помещались отважные охотники, преимущественно из рыцарства. В таком виде гигантскую башню подкатили к стенам замка. Тучи камнем полетели на нее из неприятельских орудий. Из нижнею яруса стали забрасывать рвы турами и фашинником; из верхних началось губительное действие лучников, у которых ни одна стрела не пролетала мимо. Вдобавок ко всему этому крестоносцы приблизили к крепости лодку, наполненную зажигательными снарядами. Осажденные сумели залить ее и тем отвратить опасность. Наконец достаточная часть оврага, перед башней была до того завалена фашинами, что образовала плотину, по которой башня подкатила почти вплотную к самим воротам.

Тогда Монфор велел войску готовиться к штурму; епископ каркассонский совершал молитву. Колонны штурмующих стали проходить через башню и свободно перешагивали через ее второй ярус на стену. Зловещими казались для защитников Кассенеля двери башни, когда из них бесконечным узким потоком текли крестоносцы. Под их копьями гарнизон очистил стену. Между тем настала ночь; штурмовых лестниц было мало. Крестоносцы сочли нужным очистить занятый пункт и провели ночь между стеной и оврагом; они воспользовались временем и разрушали неприятельские завалы и бойницы. На другой день рабочие из крестового лагеря изготовили множество лестниц для штурма, который был назначен на следующий день. Гарнизон, узнав о предстоящем штурме, выдержать который он не надеялся, счел за лучшее удалиться, оставив жителей на произвол судьбы. Начальник его пошел при этом на хитрость, сказав консулам, что отправляется в обход на вылазку. Местность благоприятствовала подобному отступлению; в тылу Кассенеля крестоносцев не было. Преданный город должен был отдаться великодушию Монфора, который между тем распорядился преследовать гарнизон. Заняв город после шестинедельной осады, Симон не пощадил его стен, которые сравнял с землей. Это было 18 августа 1214 года. Крестоносцам после перенесенных при этой осаде трудов победа казалась тем отраднее".

Осада Бокера.

"Со своими союзниками молодой Раймонд собирался вторгнуться в Лангедок в конце мая 1216 года. Отряд был на походе, когда к графу прибыли послы из Бокера. Граждане звали его к себе, посылали ему клятвы в верности и обещали предать французский гарнизон, который занимал бокерский замок. Раймонд принял предложение. Дорогой к нему прибывали отряды из приронских коммун.

Гарнизоном Бокера командовал Ламберт Лемузенский, человек стойкий и отважный. Он, не ожидая нападения противников, пытался сделать вылазку из замка, но безуспешно. Раймонд начал осаду по всем правилам тогдашнего военного искусства. Его воины пробрались под самые стены, засыпали ров и готовились поджечь ворота. Гарнизон вступил в переговоры, требуя свободного пропуска. В этом было отказано.

Осажденные готовились погибнуть голодной смертью Они отразили первый приступ, хотя тем нисколько по облегчили своего положения. Но они не знали, что в эти самые дни к ним на помощь спешит сам Монфор.

Вождь крестоносцев только что прибыл из Франции и завоеванную им страну. Он с негодованием узнал о восстании своих подданных, как он называл провансальцев, и об осаде бокерской цитадели. С ним было много новых авантюристов, много знатных баронов, ожидавших себе наград и земель, — но у него почти не было пеших воинов. С ним были и оба его брата.

В Ниме, в верстах пятнадцати от Бокера, Монфор со брал свои отряды, исповедался, приобщился к святым Таинствам и пошел на Раймонда. У него уже нет, как прежде, безусловной уверенности в успехе своего дела. Он не с прежней смелостью идет на противника, который межлу тем окрылен успехом. Это видно из тона хроник той и другой стороны.

Счастливый доселе вождь потерял долю той несокрушимой веры в себя, которая прежде приводила его к победам. Он словно предчувствовал, что счастье может со временем изменить и ему. Он видел общее раздражение против французов, переходившее постепенно в восстание, Гордые феодалы Франции презирали коммуны на своей родине, хотя почти всегда терпели неудачи в борьбе е ними. Но они никогда не видели такого единодушия рыцарей и горожан, как в Лангедоке. Вместо того чтобы тяготеть к своему сословию, как всегда бывало в средние века, провансальские бароны, к удивлению французов, стояли в одних рядах с презренными торгашами и вилланами.

Раймонд Юный, как его теперь называли, спокойно ждал приближения Монфора. На полях Бокера и произошло сражение. С обычной своей горячностью провансальцы бросились в бой. Битва была кровопролитная, но с довольно неопределенным исходом.

Монфор вынужден был к вечеру отойти в Бельгард и потому может считаться побежденным. Раймонд вошел в Бокер. На следующий день французы обложили город, но без каких-либо надежд занять его. Между тем провансальцы по-прежнему держали в блокаде замок и сохранили свои сообщения с Тарасконом, Монтобаном и другими городами, откуда могли получать припасы и вспомогательные отряды. Раймонд был настолько силен, что мог не только с успехом отбивать нападения Монфора, но в то же время стеснить бокерский гарнизон до последней крайности.

Сам Монфор скоро оказался в оборонительном положении и относительно Раймонда, которого он хотел принудить к сдаче: он должен был укрываться от назойливых вылазок провансальцев двойными палисадами. Ожесточение с обеих сторон было дошло до предела — провансальцы вешали, душили и четвертовали пленных, а части их трупов выставляли на городских стенах.

Бокерский гарнизон выкинул большое черное знамя, которое должно было известить Монфора, что скоро голод вынудит осажденных к сдаче, если он не выручит их в самое ближайшее время. Вождь приказал набранным крестьянам строить большую подвижную башню, которая должна была громить город. Сделанную наспех башню подвели к стенам города, но прежде, чем она стала действовать, ее зажгли, а тех, кто пробовал перейти на стену, обливали кипящим маслом. На штурм Монфор не решился, а между тем в замке прибегнули к последнему, отчаянному средству, рассчитывая пробиться, но безуспешно. Честь не позволяла сдаться этим храбрецам. Изможденные от усталости и недостаточной пищи, они геройски отбивались от нападений провансальцев и тоже сожгли их стенобитную машину.

В таких тяжелых для себя обстоятельствах Симон Монфор собрал военный совет из баронов и рыцарей. Он был слишком горд, чтобы предложить отступление, позорное для его герба. Но того требовала необходимость. При общем молчании встал Гюи Монфор и высказал то, что было в мыслях у каждого. Два месяца осады не привели ни к чему. Неудачи крестоносцев только усиливают общее недовольство и грозят восстанием. Спасти гарнизон, очевидно, не возможно, остается одно — отдать замок Раймонду и просить у него свободного пропуска гарнизона. Как бы для довершения впечатления в совет был введен воин, про бравшийся из замка. Он объявил, что гарнизон уже второй день без съестных припасов, но не сдается.

С Раймондом вступили в переговоры. Он с провансальской галантностью оказал самый любезный прием неприятельским парламентерам и, к удивлению, скоро принял предложенные условия, со своей стороны желая освободиться от Монфора, который после того вернулся в Ним.

Впервые побежденный, Монфор увидел, что почти вся страна объята восстанием. В Тулузе, этой столице Юга, все еще развевалось его знамя, но трудно было рассчитывать на сочувствие ее населения. Действительно, оно поднялось при одном слухе о неудаче крестоносцев. Граф Симон очень рассчитывал на свое личное присутствие, среди граждан, на обаяние своего грозного имени. Только; оно одно, полагал Монфор, могло смирить «эту неверную и презренную породу», как честил он тулузцев. Оставив свою конницу в Ниме для наблюдения за окрестной страной, он поспешил в Тулузу".