Одинокие вместе: почему поколения миллениалов и зумеров чувствуют себя потерянными...

Вы просыпаетесь от вибрации телефона. Десяток уведомлений из чатов, лайки в соцсетях, сообщения от коллег. Вы постоянно на связи. Вы окружены людьми — виртуально и физически. Но вечером, закрывая последнюю вкладку и откладывая телефон, вас накрывает странное, глухое чувство. Пустота. Тишина. Одиночество.

Это экзистенциальная тоска поколения, которое, по всем объективным параметрам, должно чувствовать себя самым связанным с другими людьми в истории человечества. Мы живём в мире, где расстояние до любого человека — один клик. Почему же мы так невыносимо одиноки?

Давайте измельчим этот парадокс, самый тихий и разъедающий душевный недуг современности.

***

Акт I. Парадокс гиперсвязи: одиноки в толпе

Статистика твердит нам одно, а внутреннее ощущение — совершенно другое.

• Цифры. Исследование компании Cigna 2018 года, часто цитируемое в СМИ, показало, что 46% респондентов в США иногда или всегда чувствуют себя одинокими. Британское правительство в 2018 году ввело даже пост министра по вопросам одиночества, признав проблему на государственном уровне. Цифры говорят: проблема массовая.

• Опыт. Но дело не в цифрах. Дело в качестве этого одиночества. Это не то одиночество отшельника, ушедшего в горы. Это одиночество человека, стоящего в толпе на рок-фестивале или листающего ленту нельзяграмма на семейном ужине. Это одиночество в гиперсоциальной среде. Парадокс, от которого трещит сознание. Мы одиноки не от недостатка общения, а от его некачественности, превращения в ритуал и перформанс.

Мы заменили глубину на широту. Вместо двух друзей, готовых прийти в 3 ночи с бутылкой виски и готовностью выслушать, у нас есть 500 фолловеров, готовых поставить лайк на фото с той самой бутылкой виски. Лайк — это не эмпатия. Это символический жест, дешёвый заменитель реальной заботы.

***

Акт II. Историческая мифология: а раньше-то было лучше?

Первый порыв — ностальгия. Представить, что где-то в прошлом существовал золотой век тотальной общности.

• Деревня vs Мегаполис. Да, в традиционном аграрном обществе человек был жёстко встроен в социальную структуру: семья, община, церковный приход. Его идентичность была коллективной. Но эта общность была принудительной. За ней стоял жуткий социальный контроль, невозможность вырваться из предписанной роли, подавление любой индивидуальности. Одиночество в таком мире было роскошью, недоступной для большинства. Проблема не в том, что мы стали одиноки. Проблема в том, что мы получили выбор — быть одному или нет, — и этот выбор оказался невыносимо сложным.

• Кризис сообществ XX века. Крушение традиционных институтов — церкви, профсоюзов, локальных сообществ — началось не вчера. Американский социолог Роберт Патнэм в своей знаменитой книге «Боулинг в одиночку» (2000) анализировал этот распад ещё до наступления эпохи смартфонов. Люди перестали ходить на собрания, вступать в клубы, участвовать в коллективной деятельности. Гипериндивидуализм стал новой религией Запада.

Так что миллениалы и зумеры не изобрели одиночество. Они унаследовали обезображенное публичное пространство и получили в руки инструменты (соцсети), которые не столько решили проблему, сколько вывернили её наизнанку.

***

Акт III. Архитекторы одиночества: как технологии проектируют нашу изоляцию

Социальные сети — это катализатор и усилитель одиночества. Они создают идеальные условия для его процветания.

1. Экономика зависти (The Highlight Reel). Соцсети — это бесконечный парад чужих успехов: идеальные отпуска, блестящие карьеры, счастливые отношения. Наш же опыт состоит из пробок, скучных офисных будней и одиноких ужинов перед телевизором. Возникает когнитивный диссонанс. Мы чувствуем себя аутсайдерами на вечеринке, куда нас никто не звал. Одиночество усугубляется чувством собственной неадекватности: «Со всеми всё хорошо, а я один».

2. Взаимодействие как симулякр. Лайки, комменты, репосты — это иллюзия общения. Это социальное взаимодействие с низкими ставками. Оно не требует эмоциональных затрат, не связано с риском быть непонятым или отвергнутым. Но и удовлетворения от него — ноль. Это как есть пластиковую еду: вроде бы жуёшь, но питательных веществ не получаешь. Мы привыкаем к этому суррогату и разучиваемся вести глубокие, сложные, конфликтные разговоры в реальной жизни.

3. Исчезновение третьих мест (The Third Place). Американский социолог Рэй Ольденбург называл «третьими местами» бары, пабы, клубы по интересам, библиотеки — места, которые не дом и не работа, где люди могут непринуждённо общаться. Эти места вымирают под натиском экономики аренды и цифровизации. Их заменяют цифровые платформы, которые лишь симулируют публичное пространство, но на самом деле являются частными корпоративными продуктами, где общение опосредовано алгоритмом и монетизировано.

4. Культура отмены и страх уязвимости. В мире, где любое неосторожное слово может стоить карьеры и репутации, исчезает доверие. Как быть по-настоящему открытым, показать свои слабости, свои страхи, своё подлинное «я», если за это можно быть немедленно наказанным? Мы надеваем маски идеальных, успешных, несокрушимых людей. А под маской сидит одинокий, напуганный человек, который боится, что его разоблачат.

***

Акт IV. Последствия: тихая эпидемия

Одиночество — это не просто грустно. Это смертельно опасно.

• Психическое здоровье. Хроническое одиночество — прямой путь к депрессии, тревожным расстройствам, суицидальным мыслям. Это не диагноз, но это — социальная детерминанта психических проблем. Оно подрывает саму основу нашего благополучия.

• Физическое здоровье. Исследования показывают, что хроническое одиночество повышает риск развития деменции, сердечно-сосудистых заболеваний, ослабляет иммунную систему. Врачи начинают сравнивать его воздействие с выкуриванием 15 сигарет в день. Тело буквально съедает себя изнутри от тоски по настоящей связи.

• Социальная ткань. Одиночество — питательная среда для поляризации, радикализации и популизма. Одинокий, отчуждённый человек легко становится добычей для политических демагогов и радикальных сообществ, которые предлагают простое чёрно-белое видение мира и ложное чувство принадлежности к «избранным».

***

Эпилог: что делать с этой пустотой?

Ирония ситуации в её тотальной неразрешимости. Нельзя вернуться в прошлое. Нельзя выбросить смартфон. Нельзя заставить людей ходить в клубы по интересам.

Возможно, выход — не в том, чтобы искать снаружи то, что утрачено. А в том, чтобы пересмотреть само понятие одиночества.

Может быть, это одиночество — не проклятие, а вызов. Вызов научиться быть наедине с собой. Выстроить отношения с самим собой — самые главные отношения в жизни. Научиться не бежать от тишины, а прислушиваться к ней.

А потом, из этой тишины, начать выстраивать новые связи. Не широкие и поверхностные, а глубокие и уязвимые. Найти одного-двух человек, с которыми можно быть настоящим. Создать своё микро-сообщество. Свою «племенную» ячейку в этом атомизированном мире.

Мы самые одинокие поколения не потому, что мы хуже. А потому, что мы первые, кто столкнулся с миром, предлагающим бесконечные формы связи и ноль глубины. Наш подвиг в том, чтобы вопреки этому, эту глубину в себе найти и создать.

Наша грусть — это грусть пионеров, прокладывающих путь через цифровую пустыню к новому, ещё не написанному, определению того, что значит — быть вместе.

------

Канал в Телеграм - ИЗМЕЛЬЧИТЕЛЬ 

Страница на boosty - Вальмир Асадуллин