Делюсь фрагментом книги, которую пишу на конкурс

Горисвет, отбросив взрослую серьёзность, которую в последнее время усиленно старался перенять у брата Неждана, взобрался вместе с детворой на старую черёмуху и впился глазами в сидящую на лавке у колодца Гласную.

Ох и дивная она оказалась! Василькового цвета, ростом с хорошую козу, тело птичье, хвост с длинными перьями, лицо человеческое, и прекрасивое, даром что такое же синее. А надо лбом хохолок словно венец из пёрышек — заглядение одно. На шее у птицы была расписная сума из червлёного льна, и на лазоревых перьях она казалась яркой, как закатное солнце на сумеречном небе. Гласная оглядела сыроглинцев, спрыгнула с лавки, и Горисвет аж охнул от изумления. Шуйца у неё от плеча была птичья, а десница — человечья. Ловко стоя на когтистой лапе, вестница залезла рукой в суму, достала сложенную вчетверо грамоту, лихо развернула и принялась читать:

— Слово Яробоя Врановича, князя Белодольского! — начала Гласная, и таким половодьем разлился по Сырым Глинам её голос, что ни о чём другом даже думать не получалось. — Всякому молодцу неженатому, будь он стар или млад, здрав или немощен, беден иль богат, холост или вдов, явиться в стан Бел Дол, ни дня не медля.

По толпе побежал ропот. А жатва как же? Гласная продолжала, будто мысли их прочла:

— За урожай пусть берутся бабы, девицы да женатые мужья. От дани на сей раз всех освобождаю. А боярам убыток из княжеской казны дозволяю восполнить.

Разом замолкли Сырые Глины. Ни собака не тявкнула, ни курица не заорала. Казалось, даже оводы расселись княжье Слово послушать.

— Княжне Любонеге Яробоевне суженого ищу. Её руку и мой княжеский венец получит тот, у кого пять пословиц сбудутся. А кто моего указа ослушается, тому во двор Свору пущу, дом его предам огню, а семью со всеми чадами и домочадцами — лютой смерти.

Разгорячённая на солнцепёке спина Горисвета разом остыла. Свора, самого Брана-бога верные псы, которые невесть за что князьям Бела Дола служат. Говаривают, размером они с целого быка, о двух пастях, левая пламень изрыгает, а правая саму душу из тела вырывает. Брановыми псами матушка их малых пугала, чтоб не ходили по ночам за околицу. Горисвет, конечно, не верил, выбирался из избы и лазал к соседке вишню воровать. 

Но он и в Гласных не верил. А всё ж — вот она, стоит у сыроглинского колодца. Грамоту княжью бережно сворачивает, а на синей руке золотой перстень с яхонтом.

Грянул гром вопросов, но княжья вестница слушать не стала. Застегнула суму, легко вспорхнула и полетела на восход. У самого окоёма встретилась с другой крошечной васильковой точкой, и за лесом они скрылись вместе.