Немножко волшебства

Автор: Ирина Валерина

не повредит даже мистическому триллеру, верно? Сегодня добавлены две главы, закрывающие предысторию Зины.

В Русалью неделю мир Нави, как вода по капиллярам, просачивался в мир живых, делая его проницаемым для своих порождений. Воздух звенел от тонких вибраций, а тени наливались густотой и самостоятельными смыслами.
В такие дни Зина покидала холодное подводное обиталище и много гуляла по городу. Эти прогулки были бессистемны, пути её никуда не вели. Соблюдая главное и единственное правило — не отходить слишком далеко от реки, — она получала в своё распоряжение многие километры городских улиц и тенистые дворики старого центра. Там, в зарослях сирени, еще прятались крошечные палисадники, где можно было встретить тихих гениев места или бомжующих домовых, так и не привыкших к жизни в скребущих небо человейниках.
Эти домовые были заняты своим вечным делом — обустройством незримого быта. Один, облепленный пухом и нитками, с важным видом штопал дыру в пространстве под воображаемым диваном, откуда веяло сквозняком забывчивости. Другой, ворчун и педант, гонял туда-сюда пылинки, создавая причудливые узоры, которые люди потом принимали за игру лунного света. А иные попросту дрыхли в старых горшках с геранью, и сквозь их храп, похожий на ворчание отдалённого грома, прорастали самые буйные и пахучие цветы. Увидев Зину, они не пугались, а лишь подмигивали ей, прикладывая мохнатые лапки к невидимым картузам, — дескать, гуляй, водяная, мы тут все свои.
И Зина гуляла, чувствуя, как в эти особенные дни сам город становится похож на старый, сложно устроенный дом, где в каждой щели живет своя магия, а из-под обыденности проступают мистические узоры иного бытия.
Зина не общалась ни с кем из тайного народа и не водила новых знакомств. Она просто шла и шла вперёд, скользя сквозь мир неприметной тенью, словно капля ртути по наклонному стеклу. У неё не было охотничьих целей, как у Лолы, и она давно уже не искала Степана. Мысль о нём раскалёнными жерновами до сих пор перемалывала её изнутри, но приближаться к нему сейчас значило сорваться, потерять хрупкий контроль.
Она не хотела его просто убить. Зина хотела его уничтожить, стереть сам смысл его существования здесь, но её ярость всё ещё была слишком велика, всепоглощающа для рассудочной мести. Кроме того, она до сих пор не знала, в какую форму должен вылиться её гнев, чтобы Степан действительно заплатил по счетам. Даже самая мучительная его смерть могла произойти лишь однажды, но для того, что совершил этот подонок, не было адекватного наказания — во всяком случае, Зина до него ещё не додумалась. Она могла бы уничтожить весь город, наказывая одного негодяя, — но это не вернуло бы ей самого главного.
Её одиночество было не пустым, а насыщенным, словно вода в подземной пещере, где растут полупрозрачные цветы. В Русалью неделю её тихая ярость резонировала с миром, и вещи начинали вести себя иначе. Фонари над её головой мигали в странном ритме, а в лужах, в которые она смотрела, вместо отражения неба плавали тени иномирья. Однажды, проходя мимо старого особняка, она на несколько секунд остановилась, прислушиваясь к эху своей тоски, — и все часы в округе одновременно пробили полночь, хотя на деле был всего лишь третий час дня.
Иногда ей казалось, что ответ на её мучительный вопрос витает в самом воздухе этих проницаемых дней. Что если найти верный шёпот в шуме листьев или прочесть нужный знак в трещине на асфальте, она поймёт, как вывернуть его душу наизнанку, как заставить его самого стать той пустотой, в которую он превратил её. И тогда её месть станет не актом разрушения, а актом творения — созданием совершенного, вечного возмездия, шрамом на ткани реальности.

Сегодня, ведомая неясным порывом, Зина пришла туда, где бурлила юная жизнь, где звенели чистые голоса, где всё только-только начиналось. Воздух здесь был густым и сладким, как сироп, от смеха и нерастраченной энергии, но для Зины он был пронизан и другими, более тонкими вибрациями — терпкими нотами тоски по маме, горьковатыми шлейфами обид и липкими, приторными пятнами детской жадности.

Она стояла за забором детсада «Солнышко», невидимая для воспитателей и нянечек, вглядываясь, вслушиваясь, чутко улавливая каждое движение за стёклами. Ее собственное тело, холодное и текучее, отзывалось на эти вибрации лёгкой рябью, словно поверхность воды в стакане, когда мимо проходит невидимый великан. Пока малыши смеялись, играли, капризничали — или даже ругались и начинали толкаться, конкурируя за обладание заветной игрушкой, — Зина не вмешивалась. Все эти разногласия с лёгкостью решали воспитатели.

Но вот если раздавался тот особенный плач — безутешный, уже на грани истерики из-за невозможности объяснить нечутким взрослым весь ужас происходящего, она не медлила ни секунды. Чаще всего причиной таких рыданий становились криксы — вредные духи, похожие на сморщенных старух-карлиц с длинными крысиными хвостами, волочащимися за ними из-под грязной, слоями напяленной ветоши. Криксы буквально присасывались к самым слабым и грустным малышам, вычёрпывая их душевные силы, отчего те начинали постоянно капризничать, ели только сладкое, плохо спали и болели. Иногда такая тварь, обосновавшись в доме, могла и вовсе сжить ребёнка со свету, медленно и методично выпивая из него жизнь. Зина ещё во время жизни в посёлке наслышалась о подобных сущностях от старух — но тогда самонадеянно считала эти рассказы не более чем деревенскими суевериями и невежеством. Теперь же, став русалкой, она получила возможность убедиться в реальности существования тайного народа, далеко не всегда дружественного или хотя бы нейтрального к живым.
Зину мало беспокоили проблемы взрослых людей, и она никогда не вмешивалась, наблюдая, к примеру, бездонные прорвы лярв, чёрными воронками зависшие над головами мужчин и женщин, несущих следы порочной жизни на лицах. Взрослые люди должны отвечать за свои выборы и решения. Раз их жрут лярвы, значит, перед этим они сами неплохо «отобедали» кем-то отзывчивым и добрым. Изнанка мира имела своеобразный баланс, и Зина уважала его безжалостную справедливость.
«Русалья река» , https://author.today/work/500365