Психологические манипуляции Карлсона

Многие читавшие мой роман (да что там многие, все, вообще-то) говорят о том, что описанные мною там отношения - нездоровые, невротические. С чем, в общем-то, я и не спорю, все так и есть. Более того, у меня есть четкое убеждение, что такие отношения появляются в том случае, если один или оба участника пытаются восполнить собственную неполноценность в чем-то. Тогда потребность в другом - на самом деле всего лишь попытка сконструировать целую личность, а отсутствие этого другого особенно болезненно, потому что на самом деле ты лишаешься мнимой части своего "я", которую достраивал за счет другого человека.

(Примечание: многие наверняка считают, что все описанное в книге есть проекция моего собственного опыта - и ошибаются. На самом деле, невротические отношения у меня с книгой. Длительные, тяжелые, со всеми признаками нездоровой зависимости и неспособности трезво оценивать причинно-следственные связи)

Но я вообще-то не об этом. А о Карлсоне, как видно из заголовка.

По выходным у меня появляется замечательная возможность читать детские книги (потому что есть одна маленькая девочка, которой читают книги, и по выходным эта почетная обязанность возложена на меня). Это довольно интересный, расширяющий сознание опыт. Во-первых, растущий в последнее время с небывалой скоростью ассортимент детской литературы периодически ставит меня в весьма интересное положение - мне приходится прямо с середины врубаться в какое-нибудь совершенно незнакомое мне действо. А врубаться надо на совесть, потому что девочка привыкла, что я читаю по ролям, с выражением, раскрывая всю скрытую психологию отношений персонажей... А какая тут нафиг психология, если я даже имен их толком выговорить не могу? Приходится делать brief: спрашивать у предыдущих ораторов не только "на какой главе вы остановились", но и "а чо там происходит-то вообще?". Но, конечно, время от времени мы читаем проверенную классику. В связи с этим мною в том числе было сделано открытие, что крылатые выражения, используемые мною в повседневной речи, которые не из Библии и не из Ильфа и Петрова - они из Винни-пуха, Алисы и Карлсона. Как-то со временем это забывается, просто говоришь и все, а тут - вот оно, во всей своей красе, да к тому же в концентрированном виде.

Но, кроме того, когда читаешь детские книги во взрослом возрасте, многое (слишком многое, пожалуй) начинает видеться по-другому. Вспоминаешь, что ведь писали это все вполне взрослые люди, которые тоже все прекрасно понимали - и вся трагедия мироздания открывается перед тобой.

Например, Малыш и Карлсон. Ну, помните этого веселого человечка с пропеллером, да? Лучший друг Малыша и все такое. В детстве Карлсон казался прекрасным, замечательным, уж намного лучше собаки, это точно. А вот сейчас я читаю, и волосы встают у меня дыбом:

Спустя полминуты Карлсон сказал:

— Ты был прав, это лекарство не помогает от жара. Дай-ка мне теперь шоколадку.

— Тебе? — удавился Малыш. — Ведь я выиграл пари!

— Ну да, пари выиграл ты, значит, мне надо получить в утешение шоколадку. Нет справедливости на этом свете! А ты всего-навсего гадкий мальчишка, ты хочешь съесть шоколад только потому, что у меня не упала температура.

дальше

— Три пополам не делится, — сказал Карлсон, — это знают даже малые дети. — И, быстро схватив с ладони Малыша леденец, проглотил его. — Вот теперь можно делить, — продолжал Карлсон и с жадностью поглядел на оставшиеся два орешка: один из них был чуточку больше другого. — Так как я очень милый и очень скромный, то разрешаю тебе взять первому. Но помни: кто берёт первым, всегда должен брать то, что поменьше, — закончил Карлсон и строго взглянул на Малыша.

Малыш на секунду задумался, но тут же нашёлся:

— Уступаю тебе право взять первым.

— Хорошо, раз ты такой упрямый! — вскрикнул Карлсон и, схватив больший орешек, мигом засунул его себе в рот.

Малыш посмотрел на маленький орешек, одиноко лежавший на его ладони.

— Послушай, — сказал он, — ведь ты же сам говорил, что тот, кто берёт первым, должен взять то, что поменьше.

— Эй ты, маленький лакомка, если бы ты выбирал первым, какой бы орешек ты взял себе?

— Можешь не сомневаться, я взял бы меньший, — твёрдо ответил Малыш.

— Так что ж ты волнуешься? Ведь он тебе и достался!

и наконец

— Спорим, что у меня есть засахаренный орех! Спорим, что я его сейчас съем! — сказал Малыш и быстро засунул орех себе в рот.

Карлсон сел. Вид у него был печальный.

— Ты обещал, что будешь мне родной матерью, а занимаешься тем, что набиваешь себе рот сластями. Никогда ещё не видел такого прожорливого мальчишки!

Минуту он просидел молча и стал ещё печальнее.

— Во-первых, я не получил пятиэровой монеты за то, что кусается шарф.

— Ну да. Но ведь тебе не завязывали горло, — сказал Малыш.

— Я же не виноват, что у меня нет шарфа! Но если бы нашёлся шарф, мне бы наверняка завязали им горло, он бы кусался, и я получил бы пять эре… — Карлсон умоляюще посмотрел на Малыша, и его глаза наполнились слезами. — Я должен страдать оттого, что у меня нет шарфа? Ты считаешь, это справедливо?

Нет, Малыш не считал, что это справедливо, и он отдал свою последнюю пятиэровую монетку Карлсону, который живёт на крыше.

Я мужественно читаю все это, но голос у меня дрожит. Хочется крикнуть: "Беги, Малыш! Беги и не оглядывайся!" Хочется сказать маленькой девочке рядом со мной: "Детка, когда ты встретишь кого-нибудь, кто будет вести себя так же, как Карлсон - знай, что это психологическая манипуляция в чистом виде! Не давай никому манипулировать собой!"

Но я молчу. Потому что помню, каким замечательным Карлсон казался мне в детстве. Потому что в детстве мы ведь все смотрели на Карлсона глазами Малыша. А Малыш, он и слов-то таких не знал - "психологическая манипуляция". Он просто любил Карлсона больше, чем пятиэровые монетки, засахаренные орехи и шоколад. И это, наверное, было правильно. Во всяком случае, куда полезнее для зубов.