Quod non est in actis, non est in mundo (лат. Чего нет в документах, того нет на свете)
Автор: Алевтина НизовцеваВсем доброго времени суток!
Некогда временно переехали к моим родителям, чтобы ребенок "провел лето у бабушки". Большой частный дом! Чем не каникулы в деревне? Однако речь не об этом.
Приехали, значит, разместились, разложились...
Возвращаюсь с работы, а дочка мне: "Мама, мама! Я нашла древнюю ручку!!!" и радостная такая, что ей реально хочется верить. А вдруг? Не исключено, что где-то отыскалось что-то от прабабушек, всякое ведь бывает.
- Показывай, - удивленно говорю и замираю в ожидании.
Несет, приносит...
- Вот, смотри! У бабушки нашла!
Да уж, невероятная находочка...
- Доча, эту перьевую ручку я на днях купила купила себе для чернил. Она же лежала возле моего ноутбука.
Но то присказка, а вот кусочек из сказки и немного о "древних" паспортах и иных личных документах.
- Вот приключился пожар, - находчиво спросил Мартин, - что в первую очередь выносят из огня?
- Иконы, - выпалил Себастьян, сражая наповал данным ответом.
Немного подумав о своем насущном, Мартин воскликнул громогласное: «Quod non est in actis, non est in mundo (лат. Чего нет в документах, того нет на свете)!», а после неспешно встал с насиженного места и отомкнув нижний ящик письменного стола, принялся копаться в его содержимом, а вскоре вытянул синюю папку для бумаг, завязанную на голубой бантик тоненькой шелковой ленты.
- Вот гляди-ка, - произнес он участливым тоном, - сей документ означает, что я есть!.. Правда, я его постирал… нечаянно… пару раз, но… Но все равно превеликой важности данного документа это не меняет!..
С этими словами он раскрыл у носа Себастьяна какую-то сложенную напополам бумажку, одетую в синюю обложку. Эта явно видавшая все виды бумажка была щедро проштампована в нескольких местах. По правую сторону красовался огромный прописной текст совершенно неразборчивой природы, из которого Себастьяну удалось разобрать лишь два загадочных числа: «24» и «1875», что именно означала данная нумерология оставалось только гадать, возможно она имела непосредственное отношение к дате рождения самого Мартина, а возможно носила совершенно иной характер. Если судить по объему текста, то там была описана вся биография Мартина и, как видно, с подробным описанием его внешности и личностных качеств. Добрую часть левой стороны «постиранной бумажки» украшала черно-белая фотография, которая, судя по замятости и зажеванности, тоже была неоднократно постирана, причем отдельно от данной бумажки.
На фотографии было изображено нечто в высоком цилиндре, облаченное в длинное пальто черного цвета и вроде как с даже темными растрёпанными волосами. Это «нечто», отдаленно напоминающее человека, стояло возле какой-то кованой ограды, а если брать соотношение светлого и темного, то скорее всего, дело было зимой, возле кладбища.
- Вот! - с гордым видом сообщим Мартин, - Даже фотографическую карточку приклеил, и посему этот документ является абсолютным подтверждением моей личности с полного совершеннолетия!..
Себастьян учтиво кивнул в знак согласия, но несмотря на то, как бы он ни всматривался в размытые черты лица «нечта на кладбище», увидеть точную копию Мартина ему так и не удалось, из чего он решил, что практически любой человек более-менее сходной комплекции мог бы подойти под данную фотографию. Сделав этот вывод, Себастьян принялся вчитываться в неразборчивый текст «высокозначимого документа», а именно искать буквы, отдаленно напоминающие знакомые, однако кроме «М», «А», и «С», обозначающих заглавные буквы в самом вверху текста, больше не с мог ничего разобрать, а следовательно, пришел к очередному выводу о том, что под данное подтверждение, может подойти практически любая личность имеющая сходные буквы и датируемые числа.
Захлопнув у носа Себастьяна свое «подтверждение личности», Мартин помчался прятать «застиранную бумажку» обратно в синюю папку, а вскоре вернулся с новой документальной порцией.
- Omnia mea mecum porto (лат. Все свое ношу с собой)!.. - выпалил он, усаживаясь на край кровати, и взгромождая раскрытую папку себе на колени, - итак, вот я родился… вот я учился…
Себастьян продолжал учтиво кивать на быстро промелькнувшие перед носом измятые в усмерть листки бумаги с еще более неразборчивым текстом и непонятной нумерологией.
- А этот документик является тем самым… моим счастливым билетиком в жизнь, - лукавым голоском молвил Мартин, извлекая из папки тоненькую книжечку в ярко-красной обложке, которая своим непривычным цветом резко удивила Себастьяна.
Стоило Мартину с ликующим восторгом раскрыть книжечку перед носом Себастьяна, как из нее сразу же полетели на пол отдельные листочки.
- Много чего параллельно заканчивал просто, - прокомментировал Мартин, и принялся ползать на четвереньках, собирая свои «подтверждения личности».
Тем временем Себастьян принялся изучать ярко-красную книжечку, которая, как оказалось, состояла всего из двух листов и, что удивительно, была как новенькая. На левом листе красовалось уже знакомое заглавие с тремя более-менее читаемыми буквами в начале неразборчивых слов, остальной текст представлял собой подчерк человека со сломанными пальцами, который, по всей видимости, писал в кромешной темноте, пребывая под сильным алкогольном опьянением. Под текстом в левом углу красовалось подобие размашистой подписи, по всей видимости, под конец тот человек окончательно дошел до кондиции, далее следовала жирная печать, в центре которой изображалась бухающая змея в круглом обрамлении длинных слов.
Покачав кудрявой головой, Себастьян перевел взгляд на Мартина, который собрав «подтверждения своей личности», теперь устроился на полу в какой-то несуразной позе, переместив центр тяжести на одно бедро и в очередной раз подзаправлялся шампанским.
- Что? - возмущенно произнес Мартин, заметив на себе пренебрежительный изумрудно-зеленый взор, - Врачи, между прочим, самый пьющий контингент, на втором месте могильщики… Ave, arts phoebea (лат. Славься солнечное искусство)!..
- «Оно и видно», - подумал про себя Себастьян и перевел взор на правый листок «билетика в жизнь».
К его превеликому удивлению, а также к радости, там был длиннющий список, состоящий из абсолютно читаемых слов, которые были набраны, скорее всего, на печатной машинке. Однако стоило Себастьяну начать читать слова, значения многих из которых он не знал, то он пришел к выводу, что все тот же пьяный человек добрался в кромешной тьме до печатной машинки, прямому подтверждению того служила непонятная загогулина напротив каждого слова. Озадаченно выдохнув, Себастьян захлопнул красную книжечку и вдруг понял, что потерял всякую способность думать.
"Запретные дали. Том 1 (эпизод "Моральные устои Плаклей"):