Между реальностью и иллюзией

Наткнулся в ленте на флешмоб и решил присоединиться к Климу Рудневу.

В моей книге «Завет Аглора» один из героев как раз видит образы прошлого и не знает, воспоминания это или выдумка.

Вот отрывок, где персонаж сталкивается с таким явлением:

Мир растворился в золотом мареве. Оррин шагал по расплывчатому коридору, чьи стены, казалось, были отлиты из жидкой звёзды Эос, но тут же поглощались струящимся, маслянистым Мраком. Золото и тьма переплетались, как ядовитые змеи, края теряли очертания, пол под ногами колебался, словно палуба корабля в шторм. Он вышел в огромный зал, чьи своды терялись в сияющей дымке. Две величественные полукруглые лестницы из белого мрамора, инкрустированного золотом, взмывали на невидимый второй этаж. Перед ними, на возвышении, стоял ослепительный трон: белоснежный, усыпанный сияющими золотыми узорами. На нём восседала женщина небывалой красоты. Её черты были совершенны до неестественности, волосы — водопадом света. Перед троном резвились двое детей: мальчик и девочка, их смех звенел, как хрустальные колокольчики.

Оррин инстинктивно повернул голову направо и замер. Над ним высилась человеческая фигура, ростом под три метра, облачённая в длинную, ниспадающую до самого пола фиолетовую тунику из струящегося, мерцающего шёлка. Скрывали руки длинные рукава, которые колыхались, как крылья. Одежда развевалась в незримом ветре, отбрасывая лиловые тени.

– Знакомься — это мой сын, Адид! – голос гиганта прозвучал как гул подземного толчка: низкий и пронизывающий.

Женщина на троне плавно обернулась. Дети замолкли. Все четверо — устремили на Оррина свои взгляды. В них не было любопытства. Был холодный, бездушный анализ, словно он — насекомое под стеклом. Где-то в глубине черепа зазвучал голос, беззвучный и неумолимый: «Ты слишком слаб!»

Оррин проморгался.

Мир взорвался хаосом. Он уже стоял посреди огромного поля битвы. Перед ним, на склоне холма, выстроился строй ослепительных воинов. Их доспехи сияли белизной чистого снега и золотом, слепящим глаза. Лица скрывали шлемы. На вершине холма зияли многочисленные порталы, излучающие пульсирующий золотой свет. Знамёна и флаги реяли над строем, но их символы были неразличимы — яркий свет и расплывчатость мира превращали их в цветные пятна. Оррин обернулся.

Контраст был ошеломляющим. За его спиной простиралась тьма. Грозовые тучи клубились так низко, что казалось, вот-вот раздавят. На равнине стояло войско тьмы — пёстрое, чудовищное сборище рас, многих из которых Оррин в жизни не видел. Рога, копыта, доспехи разных цветов, преимущественно тёмных. Они были с клыками и без них. Обнажёнными в оскале, глаза их пылали разными цветами: красные, бордовые, чёрные, фиолетовые. Всех их объединяло одно: яростный, безумный взгляд и ужасающий оскал. Кто-то неистово вопил, заглушая рокот боевых барабанов, бивших в такт сердцу хаоса. Пики и мечи были направлены прямо на него.

Центр тёмного строя разомкнулся. И Оррин увидел его. Уже знакомую фигуру. Мужчина в чёрных, словно впитавших весь свет доспехах. На голове — та самая пылающая чёрным корона, края которой источали слабое белое свечение. Из глазниц лился густой, живой Мрак. Он поднял огромный меч из чёрного огня вверх. И резко опустил его. Сигнал.

Битва ринулась вперёд. Волна тьмы с рёвом и лязгом понеслась на сияющий строй. Прямо на Оррина. Он рванулся бежать, отпрянуть, но ноги приросли к земле. Руки не слушались, будто скованные невидимыми цепями. Он попытался повернуть голову — лишь глаза повиновались. Взгляд зацепил приближающиеся ряды клыков, рогов, окровавленного металла. Они были уже в шаге, готовые растоптать…

Оррин сел на кровати. Холодный пот ручьями стекал по лицу и спине, пропитывая рубаху. Сердце колотилось, как пойманная птица. Он инстинктивно выставил руки перед собой, проверяя — двигаются! Слушаются! Липкий ужас кошмара ещё сковывал разум. Он стал оглядываться, жадно впитывая знакомые очертания комнаты: шесть коек, каменные стены, каменный пол. Всё на месте. Ничего не плывёт. Но… взгляд был иным. Мир казался приглушённым, цвета — более тёмными, насыщенными, но лишёнными прежней яркости. Как будто глаза открыли иную глубину теней.