Мой "фонарь" в тёмные дни

Стася родилась красивой, а вот со счастьем у неё всё оказалось непросто. Женщина-праздник, она очаровывала мужчин своей внешностью и артистизмом. Однако профессиональной актрисы из неё не вышло. И не по недостатку таланта, а по капризу матушки-природы — что-то не так оказалось со Стасиным голосовым аппаратом, врач вынес приговор: «несмыкание связок». Профнепригодность.

Зато из Стаси получился отличный режиссёр любительского театра и организатор массовых мероприятий. И в городе Стася всегда была на виду. Веренице поклонников не было конца, но то ли рутина семейной жизни была Стасе глубоко чужда, то ли Влад — единственная Стасина любовь — испугался её яркости и популярности. Так или иначе, на излёте своей молодости или, точнее, на подступах к среднему возрасту, Стася всё же попыталась создать ячейку общества с Георгием, талантливым молодым (да-да, именно так, почти на десять лет моложе себя) актёром народного театра. Но ячейка эта — из-за неуёмной ревности Георгия — с глухим звуком удара вскоре развалилась, и Стасе пришлось воспитывать Глеба самостоятельно.

Сын родился похожим на маму. В том смысле, что талантливым и красивым. Но и в этом случае счастью приходилось пробиваться к своему владельцу окольными тропами. Мальчик — смышлёный и артистичный — рос чутким и добрым, но это добро оказалось совсем без кулаков. Нет, Глеб не был трусливым, скорее, его можно было назвать пацифистом (хотя, конечно, мальчик ещё не знал этого слова). К тому же сыну, внешне похожему на маму, недоставало роста и физической силы.

Понятное дело, уже в первые школьные годы Глебу приходилось испытывать угрозы и насмешки, терпеть обидные клички, он частенько приходил домой в испачканной или даже изорванной одежде, а иногда и с синяками.

Позже проблема только усилилась. Отца рядом с мальчиком не было, Стася, как могла, поддерживала сына — ведь он ничуть не хуже задиристых одноклассников (нет, даже лучше!). Периодически, после родительских собраний, она пыталась беседовать с классной руководительницей. Но к Глебу уже намертво прилепился ярлык лузера (он уже выучил это слово), хоть сын и занимал первые места на городских олимпиадах по литературе и истории.

Стася надеялась, что когда Глеб окончательно вырастет, он научится «правильно контактировать с окружающими людьми», как это называют в статьях по популярной психологии. Стася хорошо помнила, как её саму травили и обзывали в школьные годы, но ведь она всем всё доказала!

… Сегодня Глеб опять пришёл из школы понурый, но на вопросы Стаси упорно отмалчивался и только сжимал губы в тонкую острую ниточку…

Теперь, когда сын уже заснул, Стася решила почитать новое произведение одной своей коллеги. Та время от времени публиковала на известном литературном портале романтичные повести и рассказы о приключениях суровых брутальных викингов, а Стася иногда их почитывала. Романтики с перчиком в жизни Стаси явно не хватало. Новая книга подруги, хоть повествование на сей раз и не выглядело особо романтичным, затянула её. Однако день выдался долгим и непростым, поэтому где-то на середине предпоследней главы Стасины глаза закрылись, и она провалилась в сон…

… Стася стояла за углом длинного приземистого строения, от которого исходил запах мокрой овечьей шерсти, дыма и смерти, и видела, что Гудлейв вышел на поединок с обидчиком своей сестры Хледис, хоть он и совсем обессилел после боя с людьми Сигбьёрна ярла. Синие глаза Гудлейва сверкали яростью, но эта ярость оказалась ему плохой помощницей — он размахнулся, резко ударил мечом наискось слева направо, рассекая воздух, но соперник ловко уклонился и с глумливой улыбкой нанёс ответный удар. Гудлейв был уверен, что сумеет избежать удара, но его нога на один короткий миг потеряла опору. Оба клинка одновременно сверкнули в свете любопытной луны, наполовину выглянувшей из-за свинцово-ватных туч. Цель нашёл лишь меч Сигбьёрна. 

Стася из своего укрытия услышала, как Гудлейв беззвучно вскрикнул и — словно в замедленной съёмке, которую до сих пор иногда применяют в кино — начал оседать на влажную землю. А луна как будто поняла, что происходит что-то очень важное и в тот же миг сбросила с себя завесу из рваной графитовой тучи. И взгляды Стаси и Гудлейва столкнулись, слились и заговорили:

— Мой сын был ещё юн, но смел и бесстрашен… Он погиб с мечом в руке, едва успев стать мужчиной… А я не смог отомстить его убийце… А у тебя есть сын?

— Да, но… 

Стася не стала говорить, что её сын не отличается статью и отвагой, но Гудлейв вроде что-то понял, во всяком случае, его последняя фраза прозвучала так: 

— Я хочу одарить твоего сына тем, что ему не хватает…

Гудлейв пытался ещё что-то добавить, но не успел, его тело прильнуло к сырой холодной земле, глаза закрылись. С последним вздохом воина порыв сурового северного ветра пронёсся над головой Стаси, заставив её задержать дыхание, а потом вместо дождя с неба полились звуки харпы…

… Будильник? Уже утро? Стася разлепила веки и взглянула на часы. Полседьмого, пора вставать, готовить завтрак и будить сына… Глеб говорил, что сегодня на уроке физкультуры они сдают нормативы… Опять его, в лучшем случае, «Хлебушком» будут обзывать…

— Мам, мы сегодня мяч метали на дальность. Прикинь, на «пятёрку» тридцать метров надо, а я его аж за забор закинул, еле нашли, — выпалил Глеб с порога. — А в длину с разбега на четыре двадцать прыгнул! Колян Денисыч сказал, что это на «шестёрку» с плюсом. А Димон знаешь, что заявил? «Ну, ты, Сухарь, даёшь»…