Дух времени

Потребовалось время, чтобы увязать доносы с восстанием. Однако Николай с первой минуты не сомневался, что это звенья одной цепи: 

«Зная существование заговора, узнал в сем (в восстании) первое его доказательство».

На первых допросах арестованные мятежники уверяли, будто сбитые с толку обстановкой междуцарствия, выступали в поддержку цесаревича Константина; никто не признался в существовании тайного общества, пока к Николаю не привели Рылеева, названного подпоручиком Сутгофом в ряду тех, кому он дал обещание вывести батальон на присягу цесаревичу.

Неудача подкосила радикального поэта. Днем Рылеев потерялся немногим меньше претендента на престол, а уже ночью перед ним каялся. Всех арестованных приводили в покои нового государя: он хотел посмотреть на мятежников, заглянуть им в глаза… Если для его брата травмой явилось убийство отца, то Николая Первого до глубины души уязвила попытка неудачного покушения на него лично. Это был не столько допрос, сколько незапротоколированная приватная беседа, как спустя короткое время с Пушкиным, которого из псковской деревни доставили прямиком пред государевы светлые очи; будучи серьезным инструментом морального давления, разговор порой велся, как вспоминали декабристы, в весьма эмоциональном ключе. Через три дня Николай учредил Тайный Комитет, и закрутилась бюрократическая машина.

От Рылеева первого Николай услышал, что общество действительно существует. Потрясенный гибелью невиновных, не от рук декабристов, но по их вине, Кондратий Федорович пережил глубочайший кризис. Он обвинял себя, обвинял руководителей Общества и наипервейшим назвал Трубецкого, а затем показал, что около Киева есть второе общество, которым началит опасный честолюбец Пестель. Он молил «взять меры, дабы там не вспыхнуло возмущения», дабы снова не пролилась кровь. Называя организаторов, Рылеев, вероятно, полагал, что те достаточно мужественны, чтобы понести ответственность за свои действия вне зависимости от собственной правоты или заблуждений, и, надо сказать, показал личный пример. Себя он называл «главнейшим виновником возмущения»:

«Я мог бы предотвратить оное, - показал он, - но напротив, был гибельным примером для других».

Обвиняя руководителей, он просил пощадить молодых товарищей, вовлеченных в заговор:

«Дух времени такая сила, пред которою они не в состоянии были устоять…» 

Будь милосерден, и не будет у тебя ревностнее верноподданных, и милосердие твое обезоружит тех, кто пожелает пойти по нашим стопам…

«Государь, - лихорадочно строчил он, - ты начал царствование свое великодушным подвигом: ты отрекся от Престола в пользу старшего Брата Своего. Совокупив же с великодушием милосердие, кого, Государь, не привлечешь к Себе Ты навсегда?— Свою судьбу вручаю Тебе, Государь: я отец семейства…»

К.Ф. Рылеев

Последующие его показания изобильны, литературно подробны, он кается перед императором, как перед земным отцом, в стихах же - он накалывал их в камере на кленовых листьях - перед отцом небесным. Революционного задора в этих стихах ни следа не осталось…

Мне тошно здесь, как на чужбине.

Когда я сброшу жизнь мою?

Кто даст крыле мне голубине,

Да полечу и почию…

Бывают, бывают удивительные сближения… Небольшая деревенька Батово, в которой родился Кондратий Федорович, была им продана перед смертью в уплату долгов. Через три десятка лет усадьба отошла семейству Набоковых. После всех потрясений начала века, настрадавшись от последствий другой революции, на других берегах вспоминал Владимир Владимирович «прелестное бабушкино Батово», где полвека спустя после казни на Кронверкском валу немец-гувернер в лесу, на подгнившем бревне, поймал для набоковских мальчиков редкую для тех мест бабочку ванессу…

К кому потянулась ниточка от Рылеева -  author.today/work/478594